Ну, что уж теперь об этом думать! Я сам себе по этому поводу сделал строгое внушение, постарался найти утешение в своих жестоких горестях и нашел его.
— Нашли утешение? — в один голос воскликнули Уильям и Мод.
— Да, — с улыбкой ответил Тук.
— Юную черноглазую девушку, которая сумела вас оценить по заслугам, мастер Джилл? — кокетливо спросила Мод.
Монах расхохотался.
— Да, у моей утешительницы, — ответил он, — глазки и вправду блестят, а губки розовые. Вы спрашиваете меня, милая Мод, сумела ли она оценить меня по достоинству? Трудно сказать, ведь это особа легкомысленная, и не мне одному она отвечает поцелуем на поцелуй.
— И вы ее любите! — воскликнул Уилл с жалостью и осуждением.
— Да, люблю, — ответил монах, — хотя, как я уже сказал, она ни с кем не скупится на милости.
— Но это недостойная женщина! — покраснев, воскликнула Мод.
— Как, Тук, — добавил Уилл, — такое храброе сердце, такой честный человек, как ты, мог привязаться к подобной особе? Чем любить такую женщину, я бы скорее…
— Тсс! Потише, потише, — прервал его брат Тук, — осторожнее, Уилл.
— Осторожнее? Почему?
— Потому что не следует отзываться дурно об особе, которую сам ты не раз целовал.
— Вы целовали эту женщину?! — с упреком воскликнула Мод.
— Мод, это ложь, это ложь, Мод! — закричал Уильям.
— Вовсе не ложь, — спокойно продолжал монах, — целовали и не раз или два, а двадцать раз!
— О! Уилл! Уилл!
— Не слушайте его, Мод, он обманывает вас. Ну, Тук, говорите правду: я целовал ту, которую вы любите?
— Да, и я могу вам это доказать.
— Слышите, Уилл? — сказала чуть не плача Мод.
— Слышу, но ничего не понимаю, — ответил молодой человек. — Джилл, во имя нашей старой дружбы, заклинаю вас привести сюда эту девушку, посмотрим, хватит ли у нее дерзости подтвердить ваши слова.
— Лучшего и не надо, Уилл, и я готов спорить с тобой, что ты не только вынужден будешь признаться в своей привязанности к ней, но и дать ей новые доказательства своих чувств, и поцелуешь ее.
— Я не хочу, — сказала Мод, вцепившись обеими руками в руку Уилла, — не хочу, чтобы он разговаривал с этой женщиной!
— Он будет говорить с ней, и он ее поцелует, — со странной настойчивостью заявил монах.
— Это невозможно, — возразил Уилл.
— Совершенно невозможно, — добавила Мод.
— Покажите мне вашу возлюбленную, мастер Джилл, где она?
— Ну зачем вам это, Уилл? — сказала Мод. — У вас не может быть желания ее видеть, и к тому же… к тому же, Уильям, мне кажется, что особа, о которой идет речь, неподходящее знакомство для вашей жены.
— Ты права, милая моя женушка, — сказал Уилл, целуя Мод в лоб, — она недостойна даже один миг смотреть на тебя. Дорогой Тук, — продолжал Уилл, — ты очень обяжешь меня, если прекратишь свои шутки, они неприятны Мод; у меня нет ни желания, ни даже любопытства встретиться с той, которую ты любишь, поэтому давай не будем больше говорить об этом.
— И все же, я дал честное слово, и ты должен увидеться с ней, Улл.
— Не надо, не надо! — воскликнула Мод. — Уильям вовсе не жаждет этой встречи, и мне она неприятна.
— А я хочу вам ее показать, — упрямо возразил Джилл, — вот она!
И с этими словами Тук вытащил из-под рясы серебряную флягу и, поднеся ее к глазам Уилла, сказал:
— Ну, взгляни на мою красавицу-бутылку, на мое утешение, и посмей только сказать, что ты ее ни разу не целовал!
Новобрачные рассмеялись от души.
— Каюсь, грешен, брат Тук, — воскликнул Уилл, беря бутылку, — и прошу мою милую женушку разрешения поцеловать свою старую подружку.
— Разрешаю, Уилл, выпей за наше счастье и благоденствие веселого брата Тука!
Уилл слегка отпил ярко-красного напитка и вернул флягу брату Туку, а тот в своем восторге опустошил ее.
Друзья еще несколько минут гуляли втроем, держась за руки; потом их позвал Робин, и они присоединились к остальным.
Робин представил Барбаре Мача и сказал, что это и есть тот жених, о котором он уже давно говорил, но Барбара с самым лукавым видом встряхнула белокурыми локонами и сообщила, что она пока замуж не собирается.
Маленький Джон, от природы очень сдержанный, был весь день любезен и предупредителен со своей двоюродной сестрой Уинифред, и было видно, что у них есть о чем поговорить вдвоем: они перешептывались, танцевали только друг с другом и, казалось, ничего вокруг не замечали.
Нежное лицо Кристабель сияло от счастья, но она была еще так взволнована своим внезапным разрывом с отцом, так ослаблена выпавшими на ее долю страданиями, что не могла принять участие в играх и танцах. Она сидела рядом с Алланом Клером на пригорке, покрытом сукном и украшенном цветами, и казалась юной королевой, которая дает праздник своим подданным.
Марианна, с нежностью опершись на руку мужа, ходила среди танцующих.
— Я хотела бы жить вместе с вами, Робин, — говорила она, — и до того счастливого дня, когда король помилует вас, я буду делить с вами все тяготы вашей жизни изгнанника.
— Было бы разумнее, друг мой, остаться жить в Барнсдейле.
— Нет, Робин, сердце мое с вами, а жить без сердца я не могу.
— Я с гордостью принимаю твое мужественное самопожертвование, любимая моя, ненаглядная моя жена, — с волнением ответил Робин, — и сделаю все, что от меня зависит, чтобы ты в своей новой жизни была счастливой и довольной.
Поистине, день свадьбы Робин Гуда был счастливым и радостным.
IV
Марианна сдержала свое слово и, несмотря на слабое сопротивление Робина, поселилась в старом Шервудском лесу. Аллан Клер, у которого, как мы уже сказали, был прекрасный дом в долине Мансфилда, не смог уговорить сестру поселиться там вместе с Кристабель, потому что Марианна твердо решила не расставаться со своим мужем.
Сразу после свадьбы рыцарь предложил Генриху II продать короне свои поместья в Хантингдоншире за две трети их стоимости, при том условии, что король подтвердит жалованной грамотой его брак с леди Кристабель Фиц-Олвин. Алчный Генрих II, никогда не упускавший случая присоединить к королевским владениям самые богатые поместья Англии, согласился на это предложение и подтвердил особым указом законность брака молодых людей. Аллан Клер действовал так ловко и быстро, а король так обрадовался возможности заключить сделку бесповоротно, что, когда епископ Херефордский и барон Фиц-Олвин прибыли ко двору, все уже было кончено.
Само собой разумеется, что прелат и норманнский вельможа сделали все от них зависящее, чтобы гнев короля пал на Робин Гуда. По их настоятельной просьбе Генрих II даровал епископу право схватить отважного разбойника и без промедления и пощады казнить его.
Пока эти два норманна строили козни против Робин Гуда, сам он, достигнув вершины своих желаний, спокойно и беззаботно жил в тени зеленых деревьев Шервудского леса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163
— Нашли утешение? — в один голос воскликнули Уильям и Мод.
— Да, — с улыбкой ответил Тук.
— Юную черноглазую девушку, которая сумела вас оценить по заслугам, мастер Джилл? — кокетливо спросила Мод.
Монах расхохотался.
— Да, у моей утешительницы, — ответил он, — глазки и вправду блестят, а губки розовые. Вы спрашиваете меня, милая Мод, сумела ли она оценить меня по достоинству? Трудно сказать, ведь это особа легкомысленная, и не мне одному она отвечает поцелуем на поцелуй.
— И вы ее любите! — воскликнул Уилл с жалостью и осуждением.
— Да, люблю, — ответил монах, — хотя, как я уже сказал, она ни с кем не скупится на милости.
— Но это недостойная женщина! — покраснев, воскликнула Мод.
— Как, Тук, — добавил Уилл, — такое храброе сердце, такой честный человек, как ты, мог привязаться к подобной особе? Чем любить такую женщину, я бы скорее…
— Тсс! Потише, потише, — прервал его брат Тук, — осторожнее, Уилл.
— Осторожнее? Почему?
— Потому что не следует отзываться дурно об особе, которую сам ты не раз целовал.
— Вы целовали эту женщину?! — с упреком воскликнула Мод.
— Мод, это ложь, это ложь, Мод! — закричал Уильям.
— Вовсе не ложь, — спокойно продолжал монах, — целовали и не раз или два, а двадцать раз!
— О! Уилл! Уилл!
— Не слушайте его, Мод, он обманывает вас. Ну, Тук, говорите правду: я целовал ту, которую вы любите?
— Да, и я могу вам это доказать.
— Слышите, Уилл? — сказала чуть не плача Мод.
— Слышу, но ничего не понимаю, — ответил молодой человек. — Джилл, во имя нашей старой дружбы, заклинаю вас привести сюда эту девушку, посмотрим, хватит ли у нее дерзости подтвердить ваши слова.
— Лучшего и не надо, Уилл, и я готов спорить с тобой, что ты не только вынужден будешь признаться в своей привязанности к ней, но и дать ей новые доказательства своих чувств, и поцелуешь ее.
— Я не хочу, — сказала Мод, вцепившись обеими руками в руку Уилла, — не хочу, чтобы он разговаривал с этой женщиной!
— Он будет говорить с ней, и он ее поцелует, — со странной настойчивостью заявил монах.
— Это невозможно, — возразил Уилл.
— Совершенно невозможно, — добавила Мод.
— Покажите мне вашу возлюбленную, мастер Джилл, где она?
— Ну зачем вам это, Уилл? — сказала Мод. — У вас не может быть желания ее видеть, и к тому же… к тому же, Уильям, мне кажется, что особа, о которой идет речь, неподходящее знакомство для вашей жены.
— Ты права, милая моя женушка, — сказал Уилл, целуя Мод в лоб, — она недостойна даже один миг смотреть на тебя. Дорогой Тук, — продолжал Уилл, — ты очень обяжешь меня, если прекратишь свои шутки, они неприятны Мод; у меня нет ни желания, ни даже любопытства встретиться с той, которую ты любишь, поэтому давай не будем больше говорить об этом.
— И все же, я дал честное слово, и ты должен увидеться с ней, Улл.
— Не надо, не надо! — воскликнула Мод. — Уильям вовсе не жаждет этой встречи, и мне она неприятна.
— А я хочу вам ее показать, — упрямо возразил Джилл, — вот она!
И с этими словами Тук вытащил из-под рясы серебряную флягу и, поднеся ее к глазам Уилла, сказал:
— Ну, взгляни на мою красавицу-бутылку, на мое утешение, и посмей только сказать, что ты ее ни разу не целовал!
Новобрачные рассмеялись от души.
— Каюсь, грешен, брат Тук, — воскликнул Уилл, беря бутылку, — и прошу мою милую женушку разрешения поцеловать свою старую подружку.
— Разрешаю, Уилл, выпей за наше счастье и благоденствие веселого брата Тука!
Уилл слегка отпил ярко-красного напитка и вернул флягу брату Туку, а тот в своем восторге опустошил ее.
Друзья еще несколько минут гуляли втроем, держась за руки; потом их позвал Робин, и они присоединились к остальным.
Робин представил Барбаре Мача и сказал, что это и есть тот жених, о котором он уже давно говорил, но Барбара с самым лукавым видом встряхнула белокурыми локонами и сообщила, что она пока замуж не собирается.
Маленький Джон, от природы очень сдержанный, был весь день любезен и предупредителен со своей двоюродной сестрой Уинифред, и было видно, что у них есть о чем поговорить вдвоем: они перешептывались, танцевали только друг с другом и, казалось, ничего вокруг не замечали.
Нежное лицо Кристабель сияло от счастья, но она была еще так взволнована своим внезапным разрывом с отцом, так ослаблена выпавшими на ее долю страданиями, что не могла принять участие в играх и танцах. Она сидела рядом с Алланом Клером на пригорке, покрытом сукном и украшенном цветами, и казалась юной королевой, которая дает праздник своим подданным.
Марианна, с нежностью опершись на руку мужа, ходила среди танцующих.
— Я хотела бы жить вместе с вами, Робин, — говорила она, — и до того счастливого дня, когда король помилует вас, я буду делить с вами все тяготы вашей жизни изгнанника.
— Было бы разумнее, друг мой, остаться жить в Барнсдейле.
— Нет, Робин, сердце мое с вами, а жить без сердца я не могу.
— Я с гордостью принимаю твое мужественное самопожертвование, любимая моя, ненаглядная моя жена, — с волнением ответил Робин, — и сделаю все, что от меня зависит, чтобы ты в своей новой жизни была счастливой и довольной.
Поистине, день свадьбы Робин Гуда был счастливым и радостным.
IV
Марианна сдержала свое слово и, несмотря на слабое сопротивление Робина, поселилась в старом Шервудском лесу. Аллан Клер, у которого, как мы уже сказали, был прекрасный дом в долине Мансфилда, не смог уговорить сестру поселиться там вместе с Кристабель, потому что Марианна твердо решила не расставаться со своим мужем.
Сразу после свадьбы рыцарь предложил Генриху II продать короне свои поместья в Хантингдоншире за две трети их стоимости, при том условии, что король подтвердит жалованной грамотой его брак с леди Кристабель Фиц-Олвин. Алчный Генрих II, никогда не упускавший случая присоединить к королевским владениям самые богатые поместья Англии, согласился на это предложение и подтвердил особым указом законность брака молодых людей. Аллан Клер действовал так ловко и быстро, а король так обрадовался возможности заключить сделку бесповоротно, что, когда епископ Херефордский и барон Фиц-Олвин прибыли ко двору, все уже было кончено.
Само собой разумеется, что прелат и норманнский вельможа сделали все от них зависящее, чтобы гнев короля пал на Робин Гуда. По их настоятельной просьбе Генрих II даровал епископу право схватить отважного разбойника и без промедления и пощады казнить его.
Пока эти два норманна строили козни против Робин Гуда, сам он, достигнув вершины своих желаний, спокойно и беззаботно жил в тени зеленых деревьев Шервудского леса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163