И вот он уже укладывал ее в постель, на простыни, которые показались прохладными ее разгоряченному телу. Он стянул с нее платье, снял туфли. Потом сел рядом и стал ее рассматривать – совершенно нагую, в одних лишь чулках, которые держались подвязками, охватывающими ногу чуть выше колен. Его внимательный взгляд начал с пальцев ног, медленно поднялся вверх, на мгновение задержался на подвязках, потом поднялся еще выше. Ей следовало устыдиться, как положено девице, но под его жарким взглядом она сбросила с себя все оковы приличий, она ощутила себя свободной, охваченной страстью, необузданной – и блаженно взбудораженной. Она пылала под его взглядом, а он рассматривал ее бедра, рыжеватый треугольник внизу живота. Потом его взгляд, горячий и пылкий, переместился вверх, на ее груди, вспухшие от его ласк, к губам, тоже вспухшим и раскрытым навстречу.
От улыбки, изогнувшей его губы, от темного блеска его глаз она задрожала.
– Я еще кое-что не снял с вас.
Голос у него был низкий, тяжелый от желания. Думая, что Дункан сейчас протянет руку к ее подвязкам, Роуз удивленно заморгала, когда он коснулся ее волос, уложенных кольцами, и стал вытаскивать из них шпильки, разбрасывая их налево и направо. Потом принялся расплетать ее косы. Она смотрела на его лицо, которому желание придало еще большую резкость. Напряжение, которое исходило от всего его существа, которое словно обхватило ее, нагую и дрожащую, ждущую и желающую, содержало в себе что-то такое, чего она никогда не знала раньше, и испытать это что-то ей хотелось больше, чем дышать.
Распустив наконец волосы, он раскинул их вокруг ее головы и плеч, и теперь они как бы обрамляли ее лицо. Охваченная порывом, который был непонятен ей самой, она опустила руку к подвязке.
– Нет. – Дункан поймал ее руку и поднес к своим губам. – Оставьте их. – Он едва не застонал, увидев ее удивленный взгляд. – Доверьтесь мне. – И, отпустив ее руку, он сел и начал расстегивать на себе рубашку.
Ее движение было таким быстрым, что он не успел сообразить. Она села, прижимаясь к его спине, и обхватила руками, чтобы помочь управиться с рубашкой.
– Почему вы не хотите, чтобы я сняла чулки?
– Это тайна.
– Тайна?
Этими словами он словно предложил ей подразнить его; ее пальцы пробрались под рубашку и прошлись по его груди, а потом ниже… Потом еще ниже…
Высвободив наконец руки из манжет, он встал и движением плеч сбросил с себя рубашку. Наклонившись над Роуз, схватил ее за руки и уложил обратно на кровать.
– Я полагаю, – сказал он, подмяв ее под себя, – что нам пора приступить к вашему обучению.
– Да? – Она корчилась под ним, касаясь грудью его груди. Дункан скрипнул зубами и навалился на нее всей тяжестью своего тела, чтобы она перестала двигаться.
– У меня свои способы, – выдавил он. – Первый урок будет долгим.
Во всяком случае, он попытается, чтобы это было так.
Он поцеловал ее длинным крепким поцелуем, пока не ощутил, что она расслабилась. Потом занялся ее грудями, пока она, разгоряченная и истомившаяся, не начала корчиться у него в руках. Оставив груди, он покрыл поцелуями ее стан и живот, она застонала и впилась пальцами ему в волосы.
Потом он переместился ниже.
Когда он провел языком по каждой подвязке, то решил, что она вот-вот закричит. Когда он развел ей ноги, она задохнулась. А когда он поцеловал нежные лепестки, которые расцвели для него, она всхлипнула и назвала его по имени, в этом высказалось неподдельное желание.
Он давал то, чего ей хотелось, – опыт и нечто гораздо большее. С каждой лаской, более интимной, чем предыдущая, он открывал двери, о существовании которых она и не подозревала, учил ее восторгам, понимать которые она только начинала.
Потом он отодвинулся, сел на край кровати и расстегнул панталоны.
Он увидел, как блестят ее глаза из-под длинных полуопущенных ресниц – она хотела видеть, что он будет делать дальше.
– Так зачем нужны подвязки?
– Сейчас поймете.
Он снял с себя панталоны, отбросил их ногой и повернулся к ней; она широко открыла глаза. Она хотела было сесть; он встал на колени между ее ног, схватил ее за руки и снова заставил лечь. И впился в нее губами; ему ни к чему было слышать, что она собирается сказать.
Роуз извивалась под ним, но не для того, чтобы вырваться, а для того, чтобы вжаться в него еще сильнее. Дункан слегка отодвинулся от нее и сказал:
– Обхватите меня ногами.
Она тут же сделала это – и он снова принялся терзать ее рот, войдя в нее и здесь, и там, внизу. Жаркая и сладкая, она с радостью встретила его. Он наполнил ее; она задохнулась, выгнулась. Дункан преодолел легкое сопротивление; она напряглась, потом расслабилась. Они лежали без движения, наслаждаясь мгновением необыкновенной близости, и сердца их бились в такт.
Первой пошевелилась Роуз, подчиняясь какому-то импульсу, не понятному ей самой. Дункан отозвался сразу же, давая ей то, чего она хотела. Ощущение, пронзившее ее, было поразительным, захватывающим, ей хотелось испытывать это ощущение снова и снова. Дункан подчинился, и вдруг она поняла, что он имел в виду, говоря о неведомых пейзажах – пейзажи эти были наполнены волнами жаркого наслаждения, окружены вершинами необычайного восторга. Они въехали в этот пейзаж ровной рысью, перешедшей в настойчивый галоп, как волны вздымались выше и выше, а вершины взметнулись к солнцу.
Но то было не солнце, то было настоящее самозабвение. Он заставил ее въехать в водоворот ощущений, чувств, в долину невыразимого блаженства.
Дункан наблюдал за ее лицом, на котором ослабевало и таяло напряжение, пока таяла она сама, лежа под ним. Он закрыл глаза и наполнил ее в последний раз, слившись с ней в сладком забвении.
* * *
Роуз проснулась рано, солнце еще не встало. Она поняла это по глубокой тишине, в которой пребывал дом; не слышно было даже кухонной прислуги. Закрыв глаза, она устроилась поудобнее, удивляясь спросонок, почему это подушка у нее такая твердая. Волосинка пощекотала ей нос; она приоткрыла глаза, чтобы смахнуть эту волосинку, – и разом проснулась.
Широко распахнув глаза, Роуз воззрилась на свою подушку – голую грудь Дункана. Медленно приходя в себя, Роуз увидела и все остальное – длинное тело, прижимающееся к ней; оба они под одеялом были совершенно нагими. Она не помнила даже, чтобы они укрылись одеялом.
Но она помнила забвение, в которое погрузилась, и к чему оно привело.
Роуз поняла, что сердце бьется у нее в ушах, что его волосатые ноги сплелись с ее ногами и что она не в состоянии сформулировать ни одной четкой мысли.
Нужно было бежать.
Она очень осторожно отодвинулась от него, потом медленно и плавно подняла руку, лежавшую у нее на талии, и отодвинулась. И легла на его другую руку. Он глубоко дышал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26