– Я не собираюсь трогать твоего мужа. По-моему, ты достаточно взрослая, чтобы делать, что хочешь. А мне кажется, я знаю, чего именно ты хочешь.
Можно подумать, что есть хоть одна женщина, которая бы этого не хотела, с насмешкой подумал он.
Элли надула губы:
– Вы не понимаете! Он бешеный и такой ревнивый!
Алекс медленно провел пальцем по ее подбородку, потом вниз по шее, спустился в ложбинку между грудями.
– Так пусть у него будет повод для ревности! Он стал завораживающе медленно расстегивать верхнюю пуговку ее блузки. Ее страсть разгорелась мгновенно, как пожар в буше, стоило лишь дотронуться до нее. Некоторых женщин нужно часами разогревать, чтобы они дошли до этой стадии. Он видел, как в ожидании ласки твердеют ее соски. Одна пуговка… вторая…
Элли тяжело дышала. Смуглая, судорожно сжатая в кулак ручка потянулась к его поясу. Он отстранился – лучше держаться от греха подальше – и трезво подумал: не здесь же. Он никогда не терял холодной ясности мысли, даже в самый яростный пик наслаждения. Так где же?
Вот прекрасный финал не менее прекрасного дня, думал он с холодным торжеством. Блудный сын возвращается домой, хоронит отца, получает в наследство все королевство, собирает добычу и droit de seigneur празднует свой успех в объятиях одной из рабынь. Лучше не придумаешь! И все это вполне заслуженно – стоит лишь вспомнить, что ему пришлось пережить…
Так где же?
– Ох-х… скорее… о-о-ох-х-х…
Нужно срочно куда-то перебираться, а то красотка уже раскалилась добела.
– Послушай, детка, – начал он. – Элли… Открылась дверь, в кухню вошла Роза. В руке как вещественное доказательство она несла столовое серебро.
– Это называется почистить ножи?.. – То, что она увидела, заставило ее мгновенно замолчать. Она замерла на месте – так замирает собака, ожидая приказа хозяина.
Алекс отвернулся. Ни на Розу, ни на Элли – та неловко пыталась застегнуть пуговицы – он даже не посмотрел.
– Я собираюсь в свою комнату в Башне, – как ни в чем не бывало произнес он. – Думаю перебраться туда. Когда решу, что нужно сделать, вы обе мне понадобитесь.
Он остановился в дверях, небрежно прислонился к косяку.
– Да, а когда будет наведен порядок, пусть кто-нибудь из вас принесет мне виски. – Он помолчал. – Пожалуй, ты, Элли. – Он одарил служанку нахальной улыбкой. – Сделай двойной, ладно?
Неужели эта позабытая Богом земля казалась ему прекрасной? И вообще, о чем он раньше думал?
Темнело. Белесое небо было таким же бесцветным, как его разбитые мечты. Джон остановился у источника, огляделся вокруг и ему захотелось очутиться где угодно, только не здесь. Все так же тускло поблескивало неподвижное зеркало воды, шелестела листва эвкалиптов, все так же возвышалась неприступная стена первозданного песчаника, на протяжении многих миллионов лет считавшаяся у аборигенов священной, над его головой пронеслась белым комочком запоздалая крачка – она летела навстречу ночи, навстречу первым грустным звездам, оглашая окрестности своими жалобными криками. Все было, как всегда. Это он изменился до неузнаваемости.
Как мог отец лишить его наследства?
И не только его, и маму тоже, где ей теперь жить, что, черт возьми, делать? Господи Боже мой, она не сможет жить одна, она даже чек ни разу не подписывала!
Как он мог?
А с другой стороны – что ему оставалось делать? Алекс не погиб. Рано или поздно он вернулся бы к родному очагу. И уж если этому суждено случиться, так лучше сейчас, пока Джон не успел почувствовать себя хозяином Кёнигсхауса.
Лучше, однако, об этом пока не думать.
Нужно перегнать скот, отсортировать, погрузить на машины, а уж потом сколько угодно размышлять о том, как жить дальше.
Но не обо всем.
Одной заботой у него стало меньше, за него уже все решили.
Джон слез с лошади, погладил ее по морде, потрепал за уши.
О Джине можно больше не думать. Джина.
Сама мысль о девушке, одно ее имя вызывало резкую боль. Когда Джон мечтал о том, как они поженятся, он видел себя будущим хозяином Кёнигсхауса, счастливым, полным надежд.
А теперь?
А теперь он хуже наемного рабочего – потому что не представляет себе, что значит наниматься, работать на кого-то. Он умеет быть только хозяином. А если я здесь не хозяин, так кто же я? – мысленно вскричал он.
Внезапно возникший из темноты Дасти оторвал его от созерцания молодой луны.
– Эй, босс!
Казалось, друг читал его мысли.
Наверно, так оно и есть, рассеянно подумал Джон. От Дасти ничего не скроешь – да я и не собираюсь скрывать.
Появился Фрэнк, взял у него из рук поводья, отвел усталую лошадь в ближайший загон. Они ухаживали за мной, как за больным, как будто я не в себе, мелькнула очередная мысль. Может быть, они и правы.
– Босс, сейчас будем есть.
Дасти легонько подтолкнул Джона к костру. Слим подбросил еще дров.
– Пива хочешь?
Джон с благодарностью взял протянутую ему банку, сорвал кольцо и в несколько глотков влил в себя содержимое. Дасти молча протянул ему следующую, уселся на корточки рядом.
У подножия Чертовой Скалы клубился легкий туман, скрывая пещеру, в которой Джон прятался в детстве. Генри устраивал на ночевку скот, остальные были заняты обычными для этого предвечернего часа делами. Легкий ветерок доносил со стороны привычный запах стада. Израненная душа Джона стала понемногу оживать. Он обхватил колени руками, как в детстве.
– Знаешь, отец очень любил это место. Если бы у него был выбор, он бы предпочел умереть здесь.
Дасти кивнул.
– Когда я был маленьким, мы часто приходили сюда, разбивали лагерь, спали в пещере – только он и я. – Джон помолчал. – Здесь, наедине с природой, он был совсем другим. Лучше.
Дасти снова кивнул.
– Здесь все становятся лучше.
Джон с трудом сдерживал подступившие вдруг слезы.
– Не могу поверить, что его больше нет. Где он сейчас? Почему он должен был умереть?
Дасти ответил не сразу. Он и сам задавал своим духам подобные вопросы. От второго вопроса ему стало не по себе, поэтому он решил сосредоточиться на первом.
– Босс вернулся домой, – просто ответил он. – К Отцу Всех Вещей. Он не умер, просто перешел в другую комнату. Там мы с ним и встретимся, когда придет время. И он будет таким же, как всегда.
Таким же, как раньше…
Джон вспомнил Филиппа, каким тот виделся ему в самом раннем детстве. Отец отличался суровостью, его отношение к сыну больше смахивало на отношение льва к своему детенышу. Но это был сильный, веселый, живой человек, пусть с тяжелым характером, но честный и надежный.
Джон вздрогнул.
Когда же отец начал вести себя странно, с каких пор его стали одолевать неожиданные приступы ярости, сменяющиеся безудержной веселостью, переходящей подчас в жестокость – так он вел себя с Чарльзом, с мамой, с Беном, с Джиной…
Джина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80