– Мой отец делает это, только чтобы угодить жене. Он знает, что Джудит и я не в ладу.
– Мне бы не хотелось, чтобы ты уезжала. – Эриел понимала, что будет скучать по единственной подруге, знавшей всю правду о ее прошлом и ни разу не давшей ей повода стыдиться его.
Китт сжала руку Эриел:
– Помни, что я сказала тебе о мужчинах. Это относится и к Филиппу Марлину.
Джастин Росс, граф Гревилл, откинулся на стеганую подушку кожаного сиденья своей кареты и взял в руки «Лондон кроникл» недельной давности, которую ему удалось найти в гостинице нынешним утром. Он закончил свои дела в Ливерпуле на несколько дней раньше, чем рассчитывал. Это были денежные вопросы, связанные со строительством и финансированием новых кораблей. Кроме того, ему удалось провернуть небольшое дельце о банкротстве текстильной фабрики, которую он приобрел за смехотворную сумму. Теперь он возвращался в Лондон. Мысли его обращались к гостье, поселившейся в его доме, и его удивляло нетерпение, с каким он ждал встречи с ней.
За последние два года, не считая успехов, связанных с преумножением состояния Гревиллов, в его однообразной, хорошо организованной жизни было не так уж много событий. Возможно, причиной того, что он был так заинтригован предстоящей встречей, были письма Эриел. Каждую неделю, когда приходило очередное письмо, ему казалось, что в его мрачный и циничный мир проникал луч света. Он читал каждое ее письмо и с нетерпением ждал следующего.
День клонился к вечеру, когда он приближался к своему дому на Брук-стрит и к давно ожидаемой и желанной встрече.
Он пытался вообразить ее лицо, но не мог. Живая и пылкая девушка, представление о которой он составил по ее письмам, ничего общего не имела с другими известными ему особами женского пола, жаждущими удовольствий, самовлюбленными и эгоистичными существами, как и его мать, или пустоголовыми светскими дамами, не желавшими от мужчины ничего, кроме его кошелька, а также власти и известного имени.
Эриел представлялась ему иной. Она была воплощением честности, чистоты и невинности. Она была…
Джастин нахмурился, не понимая, откуда у него возникли столь странные представления об этой девушке. Он ведь теперь не был маленьким одиноким мальчиком, плакавшим по ночам, когда мать бросала его, он не был и наивным молодым глупцом, раздавленным предательством возлюбленной, оставившей его ради другого мужчины. Того юноши больше не существовало уже много лет. Человек, возвращавшийся сегодня в Лондон, знал по опыту, нелегко давшемуся ему, что честности, чистоты и невинности просто не было на свете.
Глава 4
Открытый черный экипаж катился по дорожкам Гайд-парка, из него доносился смех. Низкий голос мужчины перемежался со звонким хрустальным смехом женщины. Земля еще мерцала следами предутреннего тумана, опустившегося влагой на траву, и хотя постоянно дул слабый ветерок, сквозь облака уже проглядывало солнце и начинало пригревать, а главное, освещало абрикосовый зонтик Эриел, заставляя его сверкать, и высокую бобровую шапку Филиппа Марлина.
– Моя дражайшая Эриел. – Он завладел ручкой, затянутой в белую перчатку, и поднес ее к губам. – Когда ветер развевает ваши волосы и румянит щеки, вы выглядите настоящей принцессой.
Щеки Эриел еще больше разрумянились от комплимента. Она опустила глаза под длинными ресницами, чтобы скрыть, какое действие произвели на нее его слова. Теперь она каждое утро встречалась в парке с Филиппом. Он был высоким и красивым. Его светлые волосы отливали золотистым блеском, и весь он был эталоном лондонского аристократа. Он умел носить одежду с непринужденностью и некоторой небрежностью, а сшита она была из лучших тканей и прекрасно облегала его широкие плечи и всю статную фигуру.
– Вы мне льстите, сэр. – Эриел играла длинным светлым локоном, выбившимся из-под шляпки. – Дует ветер. Он растрепал мои волосы. Я, должно быть, выгляжу ужасно. Просто вы слишком галантны, чтобы признать это.
– «Южный ветер трубит, вещая солнца приговор, и шелестом глухим листвы и свистом грозу пророчит нам и ураган».
Эриел рассмеялась, узнав «Генриха IV» Шекспира:
– «Пускай целуют землю небеса! Пускай рука природы даст простор морским волнам!»
Филипп улыбнулся, довольный ее репликой:
– Вы просто чудо, моя радость, моя прелестная Эриел. Мне так посчастливилось, что я встретил вас.
Эриел ничего не ответила. Она позволяла себе нежиться в лучах обожания Филиппа и слушать цоканье копыт его ухоженных гнедых лошадей по дорожке парка. Но облака над их головой начали темнеть и сгущаться, превращаясь в тучи, а ветер усилился. Когда в отдалении послышался раскат грома, Филипп направил лошадей к дому.
– Нам лучше поспешить, – сказал он. – Дождь может начаться в любую минуту.
Ветер кружил листья вокруг ее ног. Эриел приняла его руку, и они оба бросились вверх по ступенькам большого каменного особняка на Брук-стрит. Она не поняла, как это произошло, кому это пришло в голову – ему или ей, но через несколько секунд они с Филиппом оказались в вестибюле дома, и, похоже, он собирался остаться к чаю. Она вспомнила, что он спрашивал, вернулся ли уже ее кузен, и она, покачав головой, ответила, что его ждут через день или два.
Она ослепила улыбкой дворецкого Ноулза. Однако выражение его лица ни на йоту не изменилось и оставалось таким же бесстрастным, как всегда.
– Мистер Марлин будет пить чай вместе со мной в Красной комнате, – непринужденно сообщила ему Эриел, уже поняв, что повиновения слуг можно добиться очень легко – надо только делать вид, что имеешь на это право. – Вы об этом позаботитесь, Ноулз?
Этот тощий, как огородное пугало, и лысеющий человек переводил взгляд с Эриел на Филиппа и обратно. Но на этот раз, вне всякого сомнения, лицо его выражало неодобрение. Однако он только поднял кустистые брови и сказал:
– Как вам будет угодно.
Эриел взяла Филиппа за руку и повела его через холл в Красную комнату, к софе перед камином. Принесли чай, и Эриел принялась разливать его, вознося мысленно благодарственную молитву Господу за то, что ее обучили хорошим манерам, позволяющим ей теперь так легко войти в мир Филиппа. Он отхлебнул маленький глоточек чаю из чашки с золотым ободком по краю, которую она передала ему, в то время как взгляд его глаз, голубых, как дельфтский фарфор, медленно скользил по ее лицу.
– Не могу выразить словами, какое наслаждение мне доставили эти несколько дней, которые мы провели вместе.
Эриел поставила свою чашку с блюдцем на стол.
– Мне тоже это было приятно.
Какое удовольствие, когда за тобой ухаживает красивый молодой человек, графский сын, уж никак не меньше, и ты впервые в жизни пробуешь на нем свои женские чары! Вначале она испытывала в его обществе смущение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
– Мне бы не хотелось, чтобы ты уезжала. – Эриел понимала, что будет скучать по единственной подруге, знавшей всю правду о ее прошлом и ни разу не давшей ей повода стыдиться его.
Китт сжала руку Эриел:
– Помни, что я сказала тебе о мужчинах. Это относится и к Филиппу Марлину.
Джастин Росс, граф Гревилл, откинулся на стеганую подушку кожаного сиденья своей кареты и взял в руки «Лондон кроникл» недельной давности, которую ему удалось найти в гостинице нынешним утром. Он закончил свои дела в Ливерпуле на несколько дней раньше, чем рассчитывал. Это были денежные вопросы, связанные со строительством и финансированием новых кораблей. Кроме того, ему удалось провернуть небольшое дельце о банкротстве текстильной фабрики, которую он приобрел за смехотворную сумму. Теперь он возвращался в Лондон. Мысли его обращались к гостье, поселившейся в его доме, и его удивляло нетерпение, с каким он ждал встречи с ней.
За последние два года, не считая успехов, связанных с преумножением состояния Гревиллов, в его однообразной, хорошо организованной жизни было не так уж много событий. Возможно, причиной того, что он был так заинтригован предстоящей встречей, были письма Эриел. Каждую неделю, когда приходило очередное письмо, ему казалось, что в его мрачный и циничный мир проникал луч света. Он читал каждое ее письмо и с нетерпением ждал следующего.
День клонился к вечеру, когда он приближался к своему дому на Брук-стрит и к давно ожидаемой и желанной встрече.
Он пытался вообразить ее лицо, но не мог. Живая и пылкая девушка, представление о которой он составил по ее письмам, ничего общего не имела с другими известными ему особами женского пола, жаждущими удовольствий, самовлюбленными и эгоистичными существами, как и его мать, или пустоголовыми светскими дамами, не желавшими от мужчины ничего, кроме его кошелька, а также власти и известного имени.
Эриел представлялась ему иной. Она была воплощением честности, чистоты и невинности. Она была…
Джастин нахмурился, не понимая, откуда у него возникли столь странные представления об этой девушке. Он ведь теперь не был маленьким одиноким мальчиком, плакавшим по ночам, когда мать бросала его, он не был и наивным молодым глупцом, раздавленным предательством возлюбленной, оставившей его ради другого мужчины. Того юноши больше не существовало уже много лет. Человек, возвращавшийся сегодня в Лондон, знал по опыту, нелегко давшемуся ему, что честности, чистоты и невинности просто не было на свете.
Глава 4
Открытый черный экипаж катился по дорожкам Гайд-парка, из него доносился смех. Низкий голос мужчины перемежался со звонким хрустальным смехом женщины. Земля еще мерцала следами предутреннего тумана, опустившегося влагой на траву, и хотя постоянно дул слабый ветерок, сквозь облака уже проглядывало солнце и начинало пригревать, а главное, освещало абрикосовый зонтик Эриел, заставляя его сверкать, и высокую бобровую шапку Филиппа Марлина.
– Моя дражайшая Эриел. – Он завладел ручкой, затянутой в белую перчатку, и поднес ее к губам. – Когда ветер развевает ваши волосы и румянит щеки, вы выглядите настоящей принцессой.
Щеки Эриел еще больше разрумянились от комплимента. Она опустила глаза под длинными ресницами, чтобы скрыть, какое действие произвели на нее его слова. Теперь она каждое утро встречалась в парке с Филиппом. Он был высоким и красивым. Его светлые волосы отливали золотистым блеском, и весь он был эталоном лондонского аристократа. Он умел носить одежду с непринужденностью и некоторой небрежностью, а сшита она была из лучших тканей и прекрасно облегала его широкие плечи и всю статную фигуру.
– Вы мне льстите, сэр. – Эриел играла длинным светлым локоном, выбившимся из-под шляпки. – Дует ветер. Он растрепал мои волосы. Я, должно быть, выгляжу ужасно. Просто вы слишком галантны, чтобы признать это.
– «Южный ветер трубит, вещая солнца приговор, и шелестом глухим листвы и свистом грозу пророчит нам и ураган».
Эриел рассмеялась, узнав «Генриха IV» Шекспира:
– «Пускай целуют землю небеса! Пускай рука природы даст простор морским волнам!»
Филипп улыбнулся, довольный ее репликой:
– Вы просто чудо, моя радость, моя прелестная Эриел. Мне так посчастливилось, что я встретил вас.
Эриел ничего не ответила. Она позволяла себе нежиться в лучах обожания Филиппа и слушать цоканье копыт его ухоженных гнедых лошадей по дорожке парка. Но облака над их головой начали темнеть и сгущаться, превращаясь в тучи, а ветер усилился. Когда в отдалении послышался раскат грома, Филипп направил лошадей к дому.
– Нам лучше поспешить, – сказал он. – Дождь может начаться в любую минуту.
Ветер кружил листья вокруг ее ног. Эриел приняла его руку, и они оба бросились вверх по ступенькам большого каменного особняка на Брук-стрит. Она не поняла, как это произошло, кому это пришло в голову – ему или ей, но через несколько секунд они с Филиппом оказались в вестибюле дома, и, похоже, он собирался остаться к чаю. Она вспомнила, что он спрашивал, вернулся ли уже ее кузен, и она, покачав головой, ответила, что его ждут через день или два.
Она ослепила улыбкой дворецкого Ноулза. Однако выражение его лица ни на йоту не изменилось и оставалось таким же бесстрастным, как всегда.
– Мистер Марлин будет пить чай вместе со мной в Красной комнате, – непринужденно сообщила ему Эриел, уже поняв, что повиновения слуг можно добиться очень легко – надо только делать вид, что имеешь на это право. – Вы об этом позаботитесь, Ноулз?
Этот тощий, как огородное пугало, и лысеющий человек переводил взгляд с Эриел на Филиппа и обратно. Но на этот раз, вне всякого сомнения, лицо его выражало неодобрение. Однако он только поднял кустистые брови и сказал:
– Как вам будет угодно.
Эриел взяла Филиппа за руку и повела его через холл в Красную комнату, к софе перед камином. Принесли чай, и Эриел принялась разливать его, вознося мысленно благодарственную молитву Господу за то, что ее обучили хорошим манерам, позволяющим ей теперь так легко войти в мир Филиппа. Он отхлебнул маленький глоточек чаю из чашки с золотым ободком по краю, которую она передала ему, в то время как взгляд его глаз, голубых, как дельфтский фарфор, медленно скользил по ее лицу.
– Не могу выразить словами, какое наслаждение мне доставили эти несколько дней, которые мы провели вместе.
Эриел поставила свою чашку с блюдцем на стол.
– Мне тоже это было приятно.
Какое удовольствие, когда за тобой ухаживает красивый молодой человек, графский сын, уж никак не меньше, и ты впервые в жизни пробуешь на нем свои женские чары! Вначале она испытывала в его обществе смущение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92