Он взял кольца и помог сцепить их.
— Почему ты убежал? — спросил он Гриффита, повторяя вопрос гостя.
Тот неловко заерзал на скамье.
— Потому.
— В наказание, что расстроил свою мать, всю неделю будешь таскать в дом воду. — Дунстан прожевал кусок хлеба с сыром, обдумывая слова. — Она, наверное, места себе не находит. Нужно немедленно послать к ней посыльного, чтобы сообщить, где ты находишься.
— Я остаюсь? — Гриффит осторожно посмотрел на отца.
— Зависит от тебя. Напишешь извинения матери? — Дунстан настаивал, потому что знал: Бесси до безумия любит мальчика.
Гриффит поморщился и вновь принялся за головоломку.
— Я оставил ей записку. — В ответ на молчание отца он пожал плечами, но не поднял глаза, — Я извинюсь.
— В таком случае оставайся. Но воду все равно будешь носить всю неделю.
— Зачем нам столько воды? — возразил мальчик. — Нам придется мыться в ванне?
— Каждый вечер, если не скажешь мне, почему убежал.
Гриффит вздохнул, закатил глаза, повертел в руках головоломку и, наконец, пробормотал:
— Другие мальчишки смеялись надо мной.
— Все мальчики это делают. Тебе следовало ответить им тем же.
Внешне сохраняя спокойствие, Дунстан отрезал еще сыра, но внутри у него все содрогнулось. Дети бывают жестоки. Ему тоже досталось в юности, и его мучения прекратились, когда он перерос своих мучителей. Гриффит тоже выглядел старше своего возраста, хотя его противниками, вероятно, были не только мальчики из его школы.
— Мама говорила, чтобы я не обращал внимания. — Гриффит засунул в рот огромный кусок хлеба и сердито принялся жевать.
Адонис фыркнул из своего угла:
— Твоя мать, очевидно, не Малколм.
— Заткнись, или я стану называть тебя Малколм, — беззлобно отреагировал Дунстан. Он не спускал глаз с сына. — Я полагаю, ты не стыдишься своего рождения? Мать объяснила, почему мы не могли пожениться?
Гриффит нахмурился.
— Я не дурак. Сыновья графов не женятся на служанках. Мама говорит: я должен высоко держать голову и гордиться, что ты признаешь меня, в отличие от многих.
Но хорошие отцы забирают сыновей в свой дом и воспитывают их, подготавливая к лучшей жизни. Когда родился Гриффит, у Дунстана еще не было дома, куда бы он мог привести сына. А женившись на Силии, он стал свидетелем ее истерики, когда предложил забрать его к себе. В жизни не все так просто.
— Мы были слишком молоды, чтобы жениться, — поправил Дунстан мальчика, стараясь немного приукрасить суровую реальность. — Твоя мать — прекрасная женщина, иначе я никогда не оставил бы тебя с ней. Так из-за чего ты дерешься? Думаю, чтобы подраться с мальчишками твоего возраста, понадобится один или два хулигана. Ты же у меня сильный.
Задавая вопрос, он предвидел ответ. Это стало очевидно после разговора с Лейлой. Дунстан считал, что, если сын уедет из родной деревни, люди забудут о трагедии, связанной со смертью Силии, и жизнь пойдет своим чередом.
Теперь он понимал, что просто зализывал свои раны, вместо того чтобы думать о сыне.
— Они говорят, что ты убил свою жену, — пробормотал Гриффит. — А я назвал их грязными лгунами.
Дунстан знал: мальчик хотел услышать, что его отец не убийца. Ему очень хотелось заверить сына в его правоте. К своему позору, он этого сделать не мог. Он не верил, что способен на столь отвратительное преступление, но и не имел никаких доказательств тому, что не убивал Силию. Ведь существовало множество мелочей, говорящих, что он это сделать мог.
— Марта, ты не могла бы оставить нас на минуту?
— Я накрою на стол. Хватит есть один хлеб!
В тишине, которая наступила после ухода горничной, Дунстан обнял крепкой рукой худенькие плечи сына, впитывая в себя его тепло и энергию. Он не мог лгать, но также не мог травмировать мальчика.
— Если я не убил Силию, когда она завела себе любовника, ты думаешь, я стал бы убивать ее после того, как мы расстались и не жили вместе больше года?
Мальчик покачал своей лохматой головой.
— Я назвал их всех мерзкими лгунами, — упрямо повторил он, — но даже женщины шептались об этом, а я не могу закрыть всем рты.
— Малколмы абсолютно правы, — заметил Адонис со своей скамьи. — Ты должен восстанет вить свое честное имя, а не прятаться здесь. Ты сын графа. Пусть общество поработает на тебя, используй то, что тебе посылает судьба для всеобщего блага.
Дунстан враждебно посмотрел на родственника.
— Если бы у меня была хоть малейшая возможность доказать, кто убил Силию, неужели ты думаешь, я бы ее не использовал? — Из-за своего упрямства Дунстан не желал говорить Адонису, что экономил каждый заработанный им пенни, чтобы заплатить человеку за работу, которую он сам сделать не смог.
— Малколмы видят и слышат, как никто другой. Ты просил их о помощи? — спросил Адонис.
— Мы говорим о женщинах, которые могут общаться с деревьями и выпускают птиц в церквях, — возразил Дунстан.
— Согласен, не слишком приятно иметь дело с необъяснимым, — признался Адонис, крутя в руках еще одну проволочную головоломку, которую он извлек неизвестно откуда. — Силия жила в Лондоне. Малколмы живут в Лондоне. У них гораздо больше возможностей расследовать это дело, чем у тебя.
— Пусть занимаются своими делами и не лезут в мою жизнь. Мне нет места в их позолоченных комнатах. Я фермер.
— Ты сын графа, — вмешался Гриффит.
— Я сын графа, который чувствует себя намного уютнее со стадом овец, чем с клоунами в париках в Лондоне, — настаивал Дунстан. — По крайней мере, здесь я могу взять палку и прогнать овец с моего пути.
— В своих шерстяных париках лондонские господа ничем не отличаются от стада овец. Бери с собой крепкую палку и обращайся с ними соответственно, — посоветовал Адонис.
Дунстан сдержал улыбку, представив себе подобную картину.
— Не думаю, что Малколмам понравилось бы, как я тыкаю свою палку в леди.
Под громкий смех гостя в кухню вернулась Марта, явно не одобряя последнюю фразу своего хозяина.
— Сэр, не думаю, что о подобных вещах можно говорить при мальчике.
Мальчик же улыбался во весь рот. Почувствовав облегчение при виде развеселившегося сына, Дунстан поднялся и обнял кухарку за плечи.
— А вы что скажете, мадам? Сможет ли пастух постричь шерсть с лондонских овечек?
— Только если он научится танцевать, сэр, — ответила женщина с улыбкой. — Я слышала, что овцы в Лондоне больше всего любят танцевать.
Адонис оторвал от скамейки свое длинное тело и изобразил сложный поклон перед Мартой.
— Моя леди-пастушка, могу ли я немного поухаживать за вами?
Настроение сына вдохновило Дунстана присоединиться к всеобщему веселью. Он взял кухарку за руку, сделал изысканный поклон, обхватил ее широкую талию и закружил в танце.
Гриффит громко смеялся, а Адонис, в свою очередь, поймав взволнованную кухарку, повел ее по кухне, при этом напевая:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
— Почему ты убежал? — спросил он Гриффита, повторяя вопрос гостя.
Тот неловко заерзал на скамье.
— Потому.
— В наказание, что расстроил свою мать, всю неделю будешь таскать в дом воду. — Дунстан прожевал кусок хлеба с сыром, обдумывая слова. — Она, наверное, места себе не находит. Нужно немедленно послать к ней посыльного, чтобы сообщить, где ты находишься.
— Я остаюсь? — Гриффит осторожно посмотрел на отца.
— Зависит от тебя. Напишешь извинения матери? — Дунстан настаивал, потому что знал: Бесси до безумия любит мальчика.
Гриффит поморщился и вновь принялся за головоломку.
— Я оставил ей записку. — В ответ на молчание отца он пожал плечами, но не поднял глаза, — Я извинюсь.
— В таком случае оставайся. Но воду все равно будешь носить всю неделю.
— Зачем нам столько воды? — возразил мальчик. — Нам придется мыться в ванне?
— Каждый вечер, если не скажешь мне, почему убежал.
Гриффит вздохнул, закатил глаза, повертел в руках головоломку и, наконец, пробормотал:
— Другие мальчишки смеялись надо мной.
— Все мальчики это делают. Тебе следовало ответить им тем же.
Внешне сохраняя спокойствие, Дунстан отрезал еще сыра, но внутри у него все содрогнулось. Дети бывают жестоки. Ему тоже досталось в юности, и его мучения прекратились, когда он перерос своих мучителей. Гриффит тоже выглядел старше своего возраста, хотя его противниками, вероятно, были не только мальчики из его школы.
— Мама говорила, чтобы я не обращал внимания. — Гриффит засунул в рот огромный кусок хлеба и сердито принялся жевать.
Адонис фыркнул из своего угла:
— Твоя мать, очевидно, не Малколм.
— Заткнись, или я стану называть тебя Малколм, — беззлобно отреагировал Дунстан. Он не спускал глаз с сына. — Я полагаю, ты не стыдишься своего рождения? Мать объяснила, почему мы не могли пожениться?
Гриффит нахмурился.
— Я не дурак. Сыновья графов не женятся на служанках. Мама говорит: я должен высоко держать голову и гордиться, что ты признаешь меня, в отличие от многих.
Но хорошие отцы забирают сыновей в свой дом и воспитывают их, подготавливая к лучшей жизни. Когда родился Гриффит, у Дунстана еще не было дома, куда бы он мог привести сына. А женившись на Силии, он стал свидетелем ее истерики, когда предложил забрать его к себе. В жизни не все так просто.
— Мы были слишком молоды, чтобы жениться, — поправил Дунстан мальчика, стараясь немного приукрасить суровую реальность. — Твоя мать — прекрасная женщина, иначе я никогда не оставил бы тебя с ней. Так из-за чего ты дерешься? Думаю, чтобы подраться с мальчишками твоего возраста, понадобится один или два хулигана. Ты же у меня сильный.
Задавая вопрос, он предвидел ответ. Это стало очевидно после разговора с Лейлой. Дунстан считал, что, если сын уедет из родной деревни, люди забудут о трагедии, связанной со смертью Силии, и жизнь пойдет своим чередом.
Теперь он понимал, что просто зализывал свои раны, вместо того чтобы думать о сыне.
— Они говорят, что ты убил свою жену, — пробормотал Гриффит. — А я назвал их грязными лгунами.
Дунстан знал: мальчик хотел услышать, что его отец не убийца. Ему очень хотелось заверить сына в его правоте. К своему позору, он этого сделать не мог. Он не верил, что способен на столь отвратительное преступление, но и не имел никаких доказательств тому, что не убивал Силию. Ведь существовало множество мелочей, говорящих, что он это сделать мог.
— Марта, ты не могла бы оставить нас на минуту?
— Я накрою на стол. Хватит есть один хлеб!
В тишине, которая наступила после ухода горничной, Дунстан обнял крепкой рукой худенькие плечи сына, впитывая в себя его тепло и энергию. Он не мог лгать, но также не мог травмировать мальчика.
— Если я не убил Силию, когда она завела себе любовника, ты думаешь, я стал бы убивать ее после того, как мы расстались и не жили вместе больше года?
Мальчик покачал своей лохматой головой.
— Я назвал их всех мерзкими лгунами, — упрямо повторил он, — но даже женщины шептались об этом, а я не могу закрыть всем рты.
— Малколмы абсолютно правы, — заметил Адонис со своей скамьи. — Ты должен восстанет вить свое честное имя, а не прятаться здесь. Ты сын графа. Пусть общество поработает на тебя, используй то, что тебе посылает судьба для всеобщего блага.
Дунстан враждебно посмотрел на родственника.
— Если бы у меня была хоть малейшая возможность доказать, кто убил Силию, неужели ты думаешь, я бы ее не использовал? — Из-за своего упрямства Дунстан не желал говорить Адонису, что экономил каждый заработанный им пенни, чтобы заплатить человеку за работу, которую он сам сделать не смог.
— Малколмы видят и слышат, как никто другой. Ты просил их о помощи? — спросил Адонис.
— Мы говорим о женщинах, которые могут общаться с деревьями и выпускают птиц в церквях, — возразил Дунстан.
— Согласен, не слишком приятно иметь дело с необъяснимым, — признался Адонис, крутя в руках еще одну проволочную головоломку, которую он извлек неизвестно откуда. — Силия жила в Лондоне. Малколмы живут в Лондоне. У них гораздо больше возможностей расследовать это дело, чем у тебя.
— Пусть занимаются своими делами и не лезут в мою жизнь. Мне нет места в их позолоченных комнатах. Я фермер.
— Ты сын графа, — вмешался Гриффит.
— Я сын графа, который чувствует себя намного уютнее со стадом овец, чем с клоунами в париках в Лондоне, — настаивал Дунстан. — По крайней мере, здесь я могу взять палку и прогнать овец с моего пути.
— В своих шерстяных париках лондонские господа ничем не отличаются от стада овец. Бери с собой крепкую палку и обращайся с ними соответственно, — посоветовал Адонис.
Дунстан сдержал улыбку, представив себе подобную картину.
— Не думаю, что Малколмам понравилось бы, как я тыкаю свою палку в леди.
Под громкий смех гостя в кухню вернулась Марта, явно не одобряя последнюю фразу своего хозяина.
— Сэр, не думаю, что о подобных вещах можно говорить при мальчике.
Мальчик же улыбался во весь рот. Почувствовав облегчение при виде развеселившегося сына, Дунстан поднялся и обнял кухарку за плечи.
— А вы что скажете, мадам? Сможет ли пастух постричь шерсть с лондонских овечек?
— Только если он научится танцевать, сэр, — ответила женщина с улыбкой. — Я слышала, что овцы в Лондоне больше всего любят танцевать.
Адонис оторвал от скамейки свое длинное тело и изобразил сложный поклон перед Мартой.
— Моя леди-пастушка, могу ли я немного поухаживать за вами?
Настроение сына вдохновило Дунстана присоединиться к всеобщему веселью. Он взял кухарку за руку, сделал изысканный поклон, обхватил ее широкую талию и закружил в танце.
Гриффит громко смеялся, а Адонис, в свою очередь, поймав взволнованную кухарку, повел ее по кухне, при этом напевая:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84