Иногда Титус несколько минут что-то строгал, а потом снова прекращал работу.
— Я же сказал тебе, парень, что не могу сказать с уверенностью, но думаю, что скоро. Уже скоро.
— А вы уверены, что с ним все в порядке? А что, если индейцы добрались до него, как до генерала Кастера и всех этих солдат? Что, если…
— Бен, ты же помнишь, да? Друг Бешеного Билла Чарли Аттер видел его и говорил с ним. Он просто… был болен и решил остаться у друзей до тех пор, пока не почувствует себя лучше.
Бенджамен тяжело вздохнул.
— Я так скучаю по нему…
— Я тоже. — Титус оглянулся, осмотрев почти законченную хижину. Он сделал все, что осмелился, без указаний Лиса. Крыша была закончена, ступени и окна тоже, но входную дверь Титус делать не стал, так как знал, что Лис хотел сделать что-то особенное.
Последние пять дней он спал на грубом сосновом полу, скучая по виду звезд, заботился об Уотсоне и… ждал. Сейчас у него в желудке громко урчало.
— Бен, мальчик, почему бы нам вдруг не заявиться к тебе домой и не посмотреть, нет ли у твоей бабули каких-нибудь крошек, которыми она смогла бы поделиться с нами?
— 0'кей! — Мальчик вскочил, радуясь развлечению.
— По-моему, я видел, как она утром пекла что-то с грушами, вымоченными в бренди. Держу пари, вам это очень понравится, мистер Пим!
— Нисколько не сомневаюсь! — Титус со стоном поднялся на ноги, и они направились к дому Эвери. Уотсон, как обычно, был привязан к одной из сосен, и, подойдя, они увидели, что Мадлен гладит чалого и угощает его горсточкой овса.
Она повернула на солнечный свет лицо, и Титус заметил, что ее зеленые глаза стали уставшими и тусклыми от боли. И все же она была аккуратно одета: лютиково-желтое платье, белый садовый фартук и перчатки — а волосы отливали спелым персиком. На земле лежал садовый совок и стоял таз с рассадой, корни которой защищали комки темной земли.
— Мы устали ждать Лиса и подумали, что хорошо бы пойти поесть, — объяснил Бенджамен, стоя с важным видом рядом с Титусом, совсем как маленький мужчина.
Мэдди быстро встретилась глазами с Титусом.
— О нем все еще ни весточки? Ни словечка?
— Простите, мисс Эвери, но нет. — Корнуэллец изобразил веселую улыбку: — Но он придет! А что вы делаете в такой прекрасный день? Только не говорите, что намерены скормить все эти хорошенькие кустики Уотсону!
Ее щеки залила горячая краска.
— Вообще-то… я думала, что могла бы посадить кое-какие цветы вокруг… хижины. Теперь, когда она закончена и так прекрасно выглядит, мне пришло в голову, что немного цветов не помешали бы…
— Как Лис будет доволен!
Она еще гуще покраснела и наклонилась, чтобы поднять совок и таз.
— Ну, я просто искала, чем бы заняться…
— Пойдемте же, мистер Пим! — засуетился Бенджамен. — Я умираю с голода!
Мэдди напоследок приласкала Уотсона и направилась к хижине. Сердце ее болело. Бревенчатый дом выглядел новым и красивым и являлся олицетворением мастерства в городе, где жилища возводились в считанные часы и так же быстро разрушались от слишком сильного ветра, ударов кулака или повозки или от пули. Хижина Лиса характеризовала построившего ее человека, теперь Мэдди поняла это.
Склонившись перед дверным проемом, она начала рыть землю своим совком. Звук голоса Лиса, внезапная магия его улыбки, бескомпромиссная голубизна его глаз — все преследовало ее во сне и мучило днем. Бабушка Сьюзен оказалась права. Какую бы боль ни причиняло ей ее чувство к Лису, теперь она не хотела возврата назад. Впервые она испытывала великолепное, мучительное чувство, что она живет.
Где же он? Этот вопрос тысячный раз бередил ее ум и душу. Она начала неторопливо втыкать рассаду в землю. Мистер Хиккок заверил Титуса Пима, что Лис в безопасности. Произнес ли он слово «нездоров» или «болен»? На самом деле это не имело значения, потому что поведение Пима выдавало его. Ему плохо удавалась ложь, он пристально смотрел себе под ноги, откашливался и с каждым вопросом краснел все больше и больше.
Слабый внутренний голос намекал Мэдди, что Лис ударился в загул с одной из грязных голубушек с «Бесплодных земель». Не желая искать подтверждения этим опасениям, Мэдди перестала изводить Титуса своими вопросами. В дидвудском полусвете, к северу от Уолл-стрит, к услугам мужчин были, казалось, все известные миру пороки, и мужчины предавались им не моргнув глазом. На Западе господствовали другие ценности, и Лис, разумеется, был живым человеком. Дальше Мэдди не осмеливалась допускать свои мысли.
Она прихлопнула грязь вокруг последнего растения, которое будет маргариткой, и вытерла со лба бисеринки пота рукой в перчатке. Вдали послышалось тихое ржание Уотсона, и сердце ее забилось. Поднявшись на ноги и обернувшись, она увидела Лиса.
— Мисс Эвери, что это вы делаете? — не без иронии осведомился он.
Слезы сдавили ей горло. Она поспешно подошла к нему, дрожа от радости и все же ошеломленная происшедшей в нем переменой. Он похудел и побледнел за эти пять дней, под глазами лежали черные тени. Подойдя ближе, она увидела, что его снедает какая-то мука. Он выглядел затравленным, и это была самая большая перемена.
— Я… сажаю кое-какие цветы у вашей двери. Вы не возражаете?
— Они, вероятно, погибнут, — ответил он. В груди у нее все болело. Где тот красивый, неотразимый мужчина, который дразнил ее и насмехался над ней словами и прикосновением?
— Лис, — прошептала она. — Я рада, что вы дома. Мы все о вас волновались!
Мэдди стояла так близко к нему, что ее грудь почти касалась его ситцевой рубашки. Прежние чувства зашевелились в нем, как отблески упрямого огня. Лис не двинулся с места, когда она нежно прижалась к нему на одно лишь мгновение, подвергая его мукам Тантала своим ароматом.
«Слишком скверно, — подумал Лис. — Мне придется разбить ее сердце».
Глава 10
27-30 июля 1876 года
Как и всё в Дидвуде, даже смены дня и ночи сопровождались какой-то драматичностью. Город лежал на дне глубокого ущелья, и потому и речи не могло быть о мягких, медленно подкрадывающихся зорях и закатах. Солнце вставало сразу, появляясь как круглый золотистый бриллиант на изрезанных коронах белых скал, и только часам к десяти небо становилось ярко-голубым.
В это утро Лис уже несколько часов был на ногах, когда внезапно появилось полное солнце. Он уже навесил красивую входную дверь и послал Титуса купить еще одну щеколду, так как первая оказалась коротка.
Солнце обещало сильную жару и заставило Лиса засучить рукава рубашки и расстегнуть ее до середины груди.
Только он повернулся к двери, чтобы поискать в доме хлеба и сока, как увидел приближающуюся Мадлен Эвери с корзиной в руках. Лис пожалел, что не успел вовремя исчезнуть. В эти дни он был не очень склонен к разговорам, ему не хватало терпения, чтобы быть вежливым, особенно с Мэдди, принявшейся пристально рассматривать его с сердечной мукой в глазах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99
— Я же сказал тебе, парень, что не могу сказать с уверенностью, но думаю, что скоро. Уже скоро.
— А вы уверены, что с ним все в порядке? А что, если индейцы добрались до него, как до генерала Кастера и всех этих солдат? Что, если…
— Бен, ты же помнишь, да? Друг Бешеного Билла Чарли Аттер видел его и говорил с ним. Он просто… был болен и решил остаться у друзей до тех пор, пока не почувствует себя лучше.
Бенджамен тяжело вздохнул.
— Я так скучаю по нему…
— Я тоже. — Титус оглянулся, осмотрев почти законченную хижину. Он сделал все, что осмелился, без указаний Лиса. Крыша была закончена, ступени и окна тоже, но входную дверь Титус делать не стал, так как знал, что Лис хотел сделать что-то особенное.
Последние пять дней он спал на грубом сосновом полу, скучая по виду звезд, заботился об Уотсоне и… ждал. Сейчас у него в желудке громко урчало.
— Бен, мальчик, почему бы нам вдруг не заявиться к тебе домой и не посмотреть, нет ли у твоей бабули каких-нибудь крошек, которыми она смогла бы поделиться с нами?
— 0'кей! — Мальчик вскочил, радуясь развлечению.
— По-моему, я видел, как она утром пекла что-то с грушами, вымоченными в бренди. Держу пари, вам это очень понравится, мистер Пим!
— Нисколько не сомневаюсь! — Титус со стоном поднялся на ноги, и они направились к дому Эвери. Уотсон, как обычно, был привязан к одной из сосен, и, подойдя, они увидели, что Мадлен гладит чалого и угощает его горсточкой овса.
Она повернула на солнечный свет лицо, и Титус заметил, что ее зеленые глаза стали уставшими и тусклыми от боли. И все же она была аккуратно одета: лютиково-желтое платье, белый садовый фартук и перчатки — а волосы отливали спелым персиком. На земле лежал садовый совок и стоял таз с рассадой, корни которой защищали комки темной земли.
— Мы устали ждать Лиса и подумали, что хорошо бы пойти поесть, — объяснил Бенджамен, стоя с важным видом рядом с Титусом, совсем как маленький мужчина.
Мэдди быстро встретилась глазами с Титусом.
— О нем все еще ни весточки? Ни словечка?
— Простите, мисс Эвери, но нет. — Корнуэллец изобразил веселую улыбку: — Но он придет! А что вы делаете в такой прекрасный день? Только не говорите, что намерены скормить все эти хорошенькие кустики Уотсону!
Ее щеки залила горячая краска.
— Вообще-то… я думала, что могла бы посадить кое-какие цветы вокруг… хижины. Теперь, когда она закончена и так прекрасно выглядит, мне пришло в голову, что немного цветов не помешали бы…
— Как Лис будет доволен!
Она еще гуще покраснела и наклонилась, чтобы поднять совок и таз.
— Ну, я просто искала, чем бы заняться…
— Пойдемте же, мистер Пим! — засуетился Бенджамен. — Я умираю с голода!
Мэдди напоследок приласкала Уотсона и направилась к хижине. Сердце ее болело. Бревенчатый дом выглядел новым и красивым и являлся олицетворением мастерства в городе, где жилища возводились в считанные часы и так же быстро разрушались от слишком сильного ветра, ударов кулака или повозки или от пули. Хижина Лиса характеризовала построившего ее человека, теперь Мэдди поняла это.
Склонившись перед дверным проемом, она начала рыть землю своим совком. Звук голоса Лиса, внезапная магия его улыбки, бескомпромиссная голубизна его глаз — все преследовало ее во сне и мучило днем. Бабушка Сьюзен оказалась права. Какую бы боль ни причиняло ей ее чувство к Лису, теперь она не хотела возврата назад. Впервые она испытывала великолепное, мучительное чувство, что она живет.
Где же он? Этот вопрос тысячный раз бередил ее ум и душу. Она начала неторопливо втыкать рассаду в землю. Мистер Хиккок заверил Титуса Пима, что Лис в безопасности. Произнес ли он слово «нездоров» или «болен»? На самом деле это не имело значения, потому что поведение Пима выдавало его. Ему плохо удавалась ложь, он пристально смотрел себе под ноги, откашливался и с каждым вопросом краснел все больше и больше.
Слабый внутренний голос намекал Мэдди, что Лис ударился в загул с одной из грязных голубушек с «Бесплодных земель». Не желая искать подтверждения этим опасениям, Мэдди перестала изводить Титуса своими вопросами. В дидвудском полусвете, к северу от Уолл-стрит, к услугам мужчин были, казалось, все известные миру пороки, и мужчины предавались им не моргнув глазом. На Западе господствовали другие ценности, и Лис, разумеется, был живым человеком. Дальше Мэдди не осмеливалась допускать свои мысли.
Она прихлопнула грязь вокруг последнего растения, которое будет маргариткой, и вытерла со лба бисеринки пота рукой в перчатке. Вдали послышалось тихое ржание Уотсона, и сердце ее забилось. Поднявшись на ноги и обернувшись, она увидела Лиса.
— Мисс Эвери, что это вы делаете? — не без иронии осведомился он.
Слезы сдавили ей горло. Она поспешно подошла к нему, дрожа от радости и все же ошеломленная происшедшей в нем переменой. Он похудел и побледнел за эти пять дней, под глазами лежали черные тени. Подойдя ближе, она увидела, что его снедает какая-то мука. Он выглядел затравленным, и это была самая большая перемена.
— Я… сажаю кое-какие цветы у вашей двери. Вы не возражаете?
— Они, вероятно, погибнут, — ответил он. В груди у нее все болело. Где тот красивый, неотразимый мужчина, который дразнил ее и насмехался над ней словами и прикосновением?
— Лис, — прошептала она. — Я рада, что вы дома. Мы все о вас волновались!
Мэдди стояла так близко к нему, что ее грудь почти касалась его ситцевой рубашки. Прежние чувства зашевелились в нем, как отблески упрямого огня. Лис не двинулся с места, когда она нежно прижалась к нему на одно лишь мгновение, подвергая его мукам Тантала своим ароматом.
«Слишком скверно, — подумал Лис. — Мне придется разбить ее сердце».
Глава 10
27-30 июля 1876 года
Как и всё в Дидвуде, даже смены дня и ночи сопровождались какой-то драматичностью. Город лежал на дне глубокого ущелья, и потому и речи не могло быть о мягких, медленно подкрадывающихся зорях и закатах. Солнце вставало сразу, появляясь как круглый золотистый бриллиант на изрезанных коронах белых скал, и только часам к десяти небо становилось ярко-голубым.
В это утро Лис уже несколько часов был на ногах, когда внезапно появилось полное солнце. Он уже навесил красивую входную дверь и послал Титуса купить еще одну щеколду, так как первая оказалась коротка.
Солнце обещало сильную жару и заставило Лиса засучить рукава рубашки и расстегнуть ее до середины груди.
Только он повернулся к двери, чтобы поискать в доме хлеба и сока, как увидел приближающуюся Мадлен Эвери с корзиной в руках. Лис пожалел, что не успел вовремя исчезнуть. В эти дни он был не очень склонен к разговорам, ему не хватало терпения, чтобы быть вежливым, особенно с Мэдди, принявшейся пристально рассматривать его с сердечной мукой в глазах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99