Пройдет достаточно много времени, прежде чем они поймут, что Тони нечего и думать тягаться с покойным братом.
Следующие несколько недель были до того заполнены заботами, что у Тони не оставалось ни времени, ни сил сравнивать свои действия с начинаниями покойного старшего брата. Он очень подробно и старательно расспрашивал всех, кого только мог, надеясь найти для имения нового управляющего. Старика Бакстона Тони отправил на пенсию. Он почувствовал, с каким неодобрением отнеслись к этому решению и мать, и работники-арендаторы. Однако он пошел на этот шаг, считая, что ему надо вырабатывать свой собственный стиль управления и, стало быть, лучше начинать с новым человеком. Ропот недовольства стал еще сильнее, когда новый хозяин нанял Уилла Фарра. Фарр был ветераном, он воевал на Иберийском полуострове, а из армии его уволили по инвалидности: еще в первых боях он потерял руку. На Эшфорд он вышел по рекомендации своего командира, и Тони почти сразу же взял его на работу. Отец лейтенанта Фарра управлял огромным поместьем в Нортумберленде, и до войны Фарр был помощником у своего отца.
– Нам обоим начинать с нуля, Уилл, – произнес Тони, наполняя бокалы мадерой и готовясь произнести по этому случаю тост.
– Обещаю, что не разочарую вас, милорд. – Лейтенант не ждал ничего от этого визита. Его столько раз не брали на работу, что он уже засобирался домой, когда полковник Бейн рассказал ему об Эшфорде.
Фарр сделал несколько глотков и почувствовал себя увереннее. Переведя дух и успокоившись, инвалид заявил:
– Не думал никогда, что буду хоть за что-то благодарить французов. – Тут он улыбнулся. – Но мне есть за что сказать им спасибо. Они отняли у меня правую руку. Про то, что я левша, они не знали.
Фарр был всего на несколько лет старше Тони и прямо-таки бурлил новыми задумками, излучая энергию и восторженность. Они провели много часов в седле, вместе объезжая хозяйство и заезжая ко всем арендаторам, никого не пропуская по пути, чтобы как можно больше узнать, каков был Эшфорд тогда, когда Тони рос в этом имении, чтобы было к чему стремиться.
Тони возвращался домой обессиленным и, поужинав с матерью, падал в постель. Но он чувствовал себя счастливым, хотя никаких особенных радостей не было. Он обнаружил, что часы, проведенные в беседах с Фарром, когда они обсуждали новые агротехнические методики или решали, что лучше посадить или посеять на северном поле, стали неотъемлемой частью его жизни. А служащие и арендаторы понемногу проникались к нему доверием. Он ощутил, что его уже и приветствуют как-то теплее и искреннее и обходятся с ним почти по-свойски. Он понял, что было бы общее дело, а дух дружбы и полкового братства, к которому он прилепился душой в армии, не заставит себя долго ждать.
Лето шло, и он все больше привыкал к своей новой жизни, хотя отчетливо понимал, что чего-то в этой жизни недостает. И это потому, что он одинок. У матери, которая всегда больше общалась и лучше ладила с Недом, еще не прошла боль утраты. Наверное, она так никогда и не сможет смириться со смертью сына. Потому ее не очень интересовало, как с задачей управления имением справляется ее младший. И вообще она старалась жить больше своей жизнью. Потеря мужа, а потом и сына, да еще за такое короткое время, очень изменила и сильно состарила ее. После ужина она обычно сразу уходила, и Тони оставался один в гостиной.
Вот и выходило, что если и можно было с кем-то поделиться своими новыми замыслами, так только с Фарром. С ним же Тони советовался и насчет целесообразности вложения части дохода в железные дороги.
Но как бы ни был близок ему Фарр, с которым они все лучше понимали друг друга, все же Тони оставался графом и между ними сохранялась определенная дистанция.
А Тони нуждался в человеке, который заботился бы о нем, понимал его чувства, вникал бы во все, что Тони делал. Нужен был старый друг. Но этого было бы недостаточно. Он часто видел Джоанну во сне и нередко грезил о ней. И в этих его мечтаниях ему являлась не просто Джо, не подружка по его детским проказам, а привлекательная и чувственная женщина. Она стала так часто ему сниться, что он каждое утро просыпался в каком-то возбуждении. И единственным его желанием было снова вернуться в сновидение, где бы она его опять целовала, укладывала рядом с собой, а он старался бы, чтобы до исполнения желаний они добирались бы как можно дольше.
Ему было немножко стыдно за эти грезы: ну что это такое? Зачем эти выдумки? Если бы Джоанна испытывала к нему хоть какой-то интерес, относилась к Тони не просто как к старому другу, то разве она не дала бы это понять? И, уж конечно, разве сбежала бы она на все лето в Кембрию?!
37
Джоанна возвратилась из Кезуика в середине августа. Поездка к крестной – это было как раз то, что надо после вихря, который пронесся в ее жизни минувшей весной. Она все это время, пока гостила, очень рано вставала, весь день бродила по горам, а вечером, обессилев, валилась в постель.
Крестная, тихая и очень нестрогая женщина, сопровождала Джоанну во время непродолжительных прогулок в горы, а еще знакомила крестницу с некоторыми из своих соседей. Ко-нечно, надо было ходить к ним в гости, бывали и деревенские развлечения, но все-таки здесь можно было отдыхать от общения. А ей очень нужен был отдых после бурной деятельности, которой она занималась весь минувший сезон. И вот, когда эти шесть недель пролетели, Джоанна уже могла улыбнуться при воспоминании о былых волнениях и сказать себе, что если иногда и вспоминает Тони, то лишь раз в день. И она не намерена отступать!
Домой Джоанна приехала поздно и сразу же ушла спать, устав после очень длительного и утомительного путешествия. Но утром она поднялась рано и успела позавтракать вместе с родителями.
– Замечательно, что ты снова дома, милая! – сказала растроганно леди Барранд, получив от Джоанны поцелуй в щеку.
Лорд Барранд весь светился, глядя на дочь, и похвалил ее цветущий вид.
– Нечего меня обманывать, папа! Не льсти мне. Я-то знаю, что похожа на сгоревшую на солнце ягоду, – сказала, смеясь, Джоанна. – Мне удивительно, что на носу осталась хоть какая-то кожа – уж очень часто она слезала.
– Тони почти такой же загорелый, как ты, дорогая, – добавила мать. – В самом деле, поглядишь на него и подумаешь, что он только что вернулся из Испании.
“Проклятье, – сказала себе Джоанна, – стоило побыть тут всего одну ночь, и меня уже донимают разговорами о нем”. Но вслух она ничего не произнесла, только кивнула.
Однако было похоже на то, что ее родители просто не хотят знать ничего другого и только о Тони и думают.
– Он занимается своим имением, Джоанна, – сказал отец. – Это весьма похвально. Тони нанял нового управляющего, но они работают вместе и наравне, словно не хозяин и служащий, а партнеры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
Следующие несколько недель были до того заполнены заботами, что у Тони не оставалось ни времени, ни сил сравнивать свои действия с начинаниями покойного старшего брата. Он очень подробно и старательно расспрашивал всех, кого только мог, надеясь найти для имения нового управляющего. Старика Бакстона Тони отправил на пенсию. Он почувствовал, с каким неодобрением отнеслись к этому решению и мать, и работники-арендаторы. Однако он пошел на этот шаг, считая, что ему надо вырабатывать свой собственный стиль управления и, стало быть, лучше начинать с новым человеком. Ропот недовольства стал еще сильнее, когда новый хозяин нанял Уилла Фарра. Фарр был ветераном, он воевал на Иберийском полуострове, а из армии его уволили по инвалидности: еще в первых боях он потерял руку. На Эшфорд он вышел по рекомендации своего командира, и Тони почти сразу же взял его на работу. Отец лейтенанта Фарра управлял огромным поместьем в Нортумберленде, и до войны Фарр был помощником у своего отца.
– Нам обоим начинать с нуля, Уилл, – произнес Тони, наполняя бокалы мадерой и готовясь произнести по этому случаю тост.
– Обещаю, что не разочарую вас, милорд. – Лейтенант не ждал ничего от этого визита. Его столько раз не брали на работу, что он уже засобирался домой, когда полковник Бейн рассказал ему об Эшфорде.
Фарр сделал несколько глотков и почувствовал себя увереннее. Переведя дух и успокоившись, инвалид заявил:
– Не думал никогда, что буду хоть за что-то благодарить французов. – Тут он улыбнулся. – Но мне есть за что сказать им спасибо. Они отняли у меня правую руку. Про то, что я левша, они не знали.
Фарр был всего на несколько лет старше Тони и прямо-таки бурлил новыми задумками, излучая энергию и восторженность. Они провели много часов в седле, вместе объезжая хозяйство и заезжая ко всем арендаторам, никого не пропуская по пути, чтобы как можно больше узнать, каков был Эшфорд тогда, когда Тони рос в этом имении, чтобы было к чему стремиться.
Тони возвращался домой обессиленным и, поужинав с матерью, падал в постель. Но он чувствовал себя счастливым, хотя никаких особенных радостей не было. Он обнаружил, что часы, проведенные в беседах с Фарром, когда они обсуждали новые агротехнические методики или решали, что лучше посадить или посеять на северном поле, стали неотъемлемой частью его жизни. А служащие и арендаторы понемногу проникались к нему доверием. Он ощутил, что его уже и приветствуют как-то теплее и искреннее и обходятся с ним почти по-свойски. Он понял, что было бы общее дело, а дух дружбы и полкового братства, к которому он прилепился душой в армии, не заставит себя долго ждать.
Лето шло, и он все больше привыкал к своей новой жизни, хотя отчетливо понимал, что чего-то в этой жизни недостает. И это потому, что он одинок. У матери, которая всегда больше общалась и лучше ладила с Недом, еще не прошла боль утраты. Наверное, она так никогда и не сможет смириться со смертью сына. Потому ее не очень интересовало, как с задачей управления имением справляется ее младший. И вообще она старалась жить больше своей жизнью. Потеря мужа, а потом и сына, да еще за такое короткое время, очень изменила и сильно состарила ее. После ужина она обычно сразу уходила, и Тони оставался один в гостиной.
Вот и выходило, что если и можно было с кем-то поделиться своими новыми замыслами, так только с Фарром. С ним же Тони советовался и насчет целесообразности вложения части дохода в железные дороги.
Но как бы ни был близок ему Фарр, с которым они все лучше понимали друг друга, все же Тони оставался графом и между ними сохранялась определенная дистанция.
А Тони нуждался в человеке, который заботился бы о нем, понимал его чувства, вникал бы во все, что Тони делал. Нужен был старый друг. Но этого было бы недостаточно. Он часто видел Джоанну во сне и нередко грезил о ней. И в этих его мечтаниях ему являлась не просто Джо, не подружка по его детским проказам, а привлекательная и чувственная женщина. Она стала так часто ему сниться, что он каждое утро просыпался в каком-то возбуждении. И единственным его желанием было снова вернуться в сновидение, где бы она его опять целовала, укладывала рядом с собой, а он старался бы, чтобы до исполнения желаний они добирались бы как можно дольше.
Ему было немножко стыдно за эти грезы: ну что это такое? Зачем эти выдумки? Если бы Джоанна испытывала к нему хоть какой-то интерес, относилась к Тони не просто как к старому другу, то разве она не дала бы это понять? И, уж конечно, разве сбежала бы она на все лето в Кембрию?!
37
Джоанна возвратилась из Кезуика в середине августа. Поездка к крестной – это было как раз то, что надо после вихря, который пронесся в ее жизни минувшей весной. Она все это время, пока гостила, очень рано вставала, весь день бродила по горам, а вечером, обессилев, валилась в постель.
Крестная, тихая и очень нестрогая женщина, сопровождала Джоанну во время непродолжительных прогулок в горы, а еще знакомила крестницу с некоторыми из своих соседей. Ко-нечно, надо было ходить к ним в гости, бывали и деревенские развлечения, но все-таки здесь можно было отдыхать от общения. А ей очень нужен был отдых после бурной деятельности, которой она занималась весь минувший сезон. И вот, когда эти шесть недель пролетели, Джоанна уже могла улыбнуться при воспоминании о былых волнениях и сказать себе, что если иногда и вспоминает Тони, то лишь раз в день. И она не намерена отступать!
Домой Джоанна приехала поздно и сразу же ушла спать, устав после очень длительного и утомительного путешествия. Но утром она поднялась рано и успела позавтракать вместе с родителями.
– Замечательно, что ты снова дома, милая! – сказала растроганно леди Барранд, получив от Джоанны поцелуй в щеку.
Лорд Барранд весь светился, глядя на дочь, и похвалил ее цветущий вид.
– Нечего меня обманывать, папа! Не льсти мне. Я-то знаю, что похожа на сгоревшую на солнце ягоду, – сказала, смеясь, Джоанна. – Мне удивительно, что на носу осталась хоть какая-то кожа – уж очень часто она слезала.
– Тони почти такой же загорелый, как ты, дорогая, – добавила мать. – В самом деле, поглядишь на него и подумаешь, что он только что вернулся из Испании.
“Проклятье, – сказала себе Джоанна, – стоило побыть тут всего одну ночь, и меня уже донимают разговорами о нем”. Но вслух она ничего не произнесла, только кивнула.
Однако было похоже на то, что ее родители просто не хотят знать ничего другого и только о Тони и думают.
– Он занимается своим имением, Джоанна, – сказал отец. – Это весьма похвально. Тони нанял нового управляющего, но они работают вместе и наравне, словно не хозяин и служащий, а партнеры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63