Рисковать жизнью граждан мы не имеем права.
Дженни жутко расстроилась. Грандиозный план быстро и бесповоротно лопнул; и отвергла его не только я, но и сам лейтенант полиции. В конце концов, решающим оставалось именно его слово. Только Бладсуорт обладал полномочиями решать, запустить ли схему в действие или перечеркнуть. Он перечеркнул ее без малейшего колебания, одним резким движением.
– Но ведь должно же существовать что-то, что мне позволительно сделать, – простонала Дженни, и по щеке ее скатилась слеза. В глазах застыла мольба.
– Давай подумаем. – Мне наконец-то удалось снова обрести голос. Я сделала паузу и для пущей театральности даже прикусила губу. – Ну, например, ты вполне могла бы в течение года мыть по субботам мою новую машину, разумеется, после того, как она появится. Или регулярно заливать в унитаз дезинфицирующий раствор – я просто ненавижу это делать.
Сестра замигала, словно никак не могла взять в толк, что именно я имею в виду. Потом захихикала. Она хихикала и одновременно рыдала, да вдобавок еще начала икать. Такое странное сочетание звуков заставило захихикать и меня, но я упорно старалась прекратить дурацкий смех из соображений имиджа. Я блондинка, а блондинкам строго-настрого запрещается хихикать.
Представление закончилось жаркими объятиями и дружным смехом. Дженни извинилась раз пять или шесть, а я объяснила, что она своя, родная, и в любом случае я предпочла бы ее Джейсону Карсону, который оказался подлецом и негодяем, спровоцировавшим собственную семнадцатилетнюю свояченицу, и мне без него живется просто отлично.
Уф! Семейные драмы изматывают.
Уайатту пришлось отвезти Дженни домой. Они звали и меня, но я решила побыть в одиночестве, чтобы хоть немного привести в порядок чувства и мысли. Тогда, давно, я старалась простить Дженни, и до определенной степени мне это удалось, так как львиная доля вины лежала, конечно, на Джейсоне. Карсон был взрослым, женатым мужчиной, в то время как от девочки-подростка трудно ожидать разумных решений. И все же где-то в глубине сознания прочно поселилась уверенность в том, что меня предала собственная сестра. Я упорно старалась относиться к ней нормально, но, очевидно, разницу между «до» и «после» скрыть не удавалось. Самым удивительным для меня оказалось то, что Дженни переживала, даже страдала. Нет, пожалуй, все же больше всего удивило признание в зависти и ревности. Дженни просто великолепна, неотразима и была такой всю жизнь, с самого рождения. Я умна, но мне далеко до Шоны. Я хорошенькая, но Дженни даже в подметки не гожусь. В нашей семье мне выпала роль самого средненького середнячка. Так чему же Дженни так мучительно завидовала?
Очень захотелось позвонить Шоне и обсудить с ней положение вещей, но потом я все-таки решила этого не делать. Если девочка всерьез решила восстановить отношения – по-настоящему восстановить, – тогда не стоило вставлять палки в колеса и выбалтывать то, в чем она мне призналась.
Уайатт вернулся примерно через час, причем выглядел мрачнее тучи: брови насуплены, взгляд ледяной.
– Какого черта ты ничего мне не сказала о том, что шантажом добилась от мужа столь выгодных условий развода? Неужели не понимаешь, что это вполне может послужить мотивом ненависти?
– Не забывай, что Джейсон в меня не стрелял, – заметила я. – Кроме того, он думает, что негатив у него.
Зеленые глаза пронзили, словно луч лазера.
– Он думает?
Я заморгала и нацепила на физиономию самое невинное выражение.
– То есть он знает, что негатив у него.
– Понятно. А он знает, что у него и все копии?
– Ну... он так считает, а это самое главное, правда?
– Итак, сначала ты шантажировала его, а потом еще и обманула.
– Я рассматриваю этот поступок как своего рода страховку. Как бы там ни было, мне ни разу не пришлось воспользоваться уликой, и Джейсон даже не знает о ее существовании. С момента развода мы не общались, а произошло это пять лет назад. Я уверена, что не Джейсон пытался меня убить, потому что у него нет на это оснований.
– Основания как раз имеются.
– Они имелись бы, если бы он знал правду, но он ничего не знает.
Уайатт потер переносицу, словно устал со мной бороться.
– Где фотографии?
– В банке, в моем сейфе. Никто не мог их увидеть даже случайно, и никто не знает о них, в том числе и родственники.
– Хорошо. Однако я настоятельно рекомендую, как только все выяснится и ты сможешь выйти из подполья, немедленно изъять и уничтожить снимки.
– Я могу это сделать.
– Знаю, что можешь. Вопрос лишь в том, сделаешь ли. Обещай.
Я нахмурилась:
– Я же сказала, что сделаю.
– Нет, ты сказала, что можешь сделать. Большая разница. Обещай.
– Да, пожалуйста. Обещаю уничтожить фотографии.
– И не делать новых копий.
Да уж, этого парня никак нельзя назвать доверчивым. Я молчала.
– И не делать новых копий, – сурово повторил Бладсуорт.
– Обещаю! – недовольно рявкнула я.
– Отлично. – Уайатт торжественно скрестил руки на груди. – А теперь признавайся, существуют ли еще какие-нибудь маленькие секреты, которые тебе не хочется раскрывать: какой-нибудь шантаж или тайная месть, о которых до сих пор ты не рассказала просто потому, что не сочла нужным?
– Нет, кроме Джейсона, я никого и никогда не шантажировала. А он вполне заслужил такое отношение.
– Он заслужил нечто значительно худшее. В свое время надо было размазать его задницу по стенке.
Слегка умиротворенная таким советом, я пожала плечами:
– Папа, конечно, мог бы это сделать, а потому мы решили не сообщать ему причину развода. Чтобы защитить от неприятностей его, а не Джейсона.
Какой-то жалкий Джейсон не стоил и минуты папиных неприятностей с полицией по поводу нападения. А неприятности непременно бы случились, так как Карсон – скользкий тип и наверняка побежал бы жаловаться.
– Согласен. – Уайатт с минуту внимательно меня разглядывал, а потом вздохнул, покачал головой и заключил в объятия. Успокоившись и размякнув, я, в свою очередь, обняла его и положила голову на грудь. Уайатт прижался щекой к моей макушке. – Теперь понятно, почему тебе требуется такое количество доказательств, – пробормотал он. – Серьезный удар – застать собственного мужа целующим младшую сестру.
Если я что-то и ненавижу в этом мире, так это сочувствие посторонних. Тем более что в данном случае оно было лишним. Я давно уже двинулась вперед, оставив Джейсона далеко позади, в грязи и пыли. Однако было бы неправдой, если бы я сказала, что событие меня совсем не тронуло. Бладсуорт сразу бы все понял. Больше того, непременно решил бы, что мне до сих пор настолько больно, что я даже не в силах сознаться. Поэтому я просто прошептала:
– Пережила, как видишь. И купила «мерседес».
Вот только «мерседеса» больше не было:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87
Дженни жутко расстроилась. Грандиозный план быстро и бесповоротно лопнул; и отвергла его не только я, но и сам лейтенант полиции. В конце концов, решающим оставалось именно его слово. Только Бладсуорт обладал полномочиями решать, запустить ли схему в действие или перечеркнуть. Он перечеркнул ее без малейшего колебания, одним резким движением.
– Но ведь должно же существовать что-то, что мне позволительно сделать, – простонала Дженни, и по щеке ее скатилась слеза. В глазах застыла мольба.
– Давай подумаем. – Мне наконец-то удалось снова обрести голос. Я сделала паузу и для пущей театральности даже прикусила губу. – Ну, например, ты вполне могла бы в течение года мыть по субботам мою новую машину, разумеется, после того, как она появится. Или регулярно заливать в унитаз дезинфицирующий раствор – я просто ненавижу это делать.
Сестра замигала, словно никак не могла взять в толк, что именно я имею в виду. Потом захихикала. Она хихикала и одновременно рыдала, да вдобавок еще начала икать. Такое странное сочетание звуков заставило захихикать и меня, но я упорно старалась прекратить дурацкий смех из соображений имиджа. Я блондинка, а блондинкам строго-настрого запрещается хихикать.
Представление закончилось жаркими объятиями и дружным смехом. Дженни извинилась раз пять или шесть, а я объяснила, что она своя, родная, и в любом случае я предпочла бы ее Джейсону Карсону, который оказался подлецом и негодяем, спровоцировавшим собственную семнадцатилетнюю свояченицу, и мне без него живется просто отлично.
Уф! Семейные драмы изматывают.
Уайатту пришлось отвезти Дженни домой. Они звали и меня, но я решила побыть в одиночестве, чтобы хоть немного привести в порядок чувства и мысли. Тогда, давно, я старалась простить Дженни, и до определенной степени мне это удалось, так как львиная доля вины лежала, конечно, на Джейсоне. Карсон был взрослым, женатым мужчиной, в то время как от девочки-подростка трудно ожидать разумных решений. И все же где-то в глубине сознания прочно поселилась уверенность в том, что меня предала собственная сестра. Я упорно старалась относиться к ней нормально, но, очевидно, разницу между «до» и «после» скрыть не удавалось. Самым удивительным для меня оказалось то, что Дженни переживала, даже страдала. Нет, пожалуй, все же больше всего удивило признание в зависти и ревности. Дженни просто великолепна, неотразима и была такой всю жизнь, с самого рождения. Я умна, но мне далеко до Шоны. Я хорошенькая, но Дженни даже в подметки не гожусь. В нашей семье мне выпала роль самого средненького середнячка. Так чему же Дженни так мучительно завидовала?
Очень захотелось позвонить Шоне и обсудить с ней положение вещей, но потом я все-таки решила этого не делать. Если девочка всерьез решила восстановить отношения – по-настоящему восстановить, – тогда не стоило вставлять палки в колеса и выбалтывать то, в чем она мне призналась.
Уайатт вернулся примерно через час, причем выглядел мрачнее тучи: брови насуплены, взгляд ледяной.
– Какого черта ты ничего мне не сказала о том, что шантажом добилась от мужа столь выгодных условий развода? Неужели не понимаешь, что это вполне может послужить мотивом ненависти?
– Не забывай, что Джейсон в меня не стрелял, – заметила я. – Кроме того, он думает, что негатив у него.
Зеленые глаза пронзили, словно луч лазера.
– Он думает?
Я заморгала и нацепила на физиономию самое невинное выражение.
– То есть он знает, что негатив у него.
– Понятно. А он знает, что у него и все копии?
– Ну... он так считает, а это самое главное, правда?
– Итак, сначала ты шантажировала его, а потом еще и обманула.
– Я рассматриваю этот поступок как своего рода страховку. Как бы там ни было, мне ни разу не пришлось воспользоваться уликой, и Джейсон даже не знает о ее существовании. С момента развода мы не общались, а произошло это пять лет назад. Я уверена, что не Джейсон пытался меня убить, потому что у него нет на это оснований.
– Основания как раз имеются.
– Они имелись бы, если бы он знал правду, но он ничего не знает.
Уайатт потер переносицу, словно устал со мной бороться.
– Где фотографии?
– В банке, в моем сейфе. Никто не мог их увидеть даже случайно, и никто не знает о них, в том числе и родственники.
– Хорошо. Однако я настоятельно рекомендую, как только все выяснится и ты сможешь выйти из подполья, немедленно изъять и уничтожить снимки.
– Я могу это сделать.
– Знаю, что можешь. Вопрос лишь в том, сделаешь ли. Обещай.
Я нахмурилась:
– Я же сказала, что сделаю.
– Нет, ты сказала, что можешь сделать. Большая разница. Обещай.
– Да, пожалуйста. Обещаю уничтожить фотографии.
– И не делать новых копий.
Да уж, этого парня никак нельзя назвать доверчивым. Я молчала.
– И не делать новых копий, – сурово повторил Бладсуорт.
– Обещаю! – недовольно рявкнула я.
– Отлично. – Уайатт торжественно скрестил руки на груди. – А теперь признавайся, существуют ли еще какие-нибудь маленькие секреты, которые тебе не хочется раскрывать: какой-нибудь шантаж или тайная месть, о которых до сих пор ты не рассказала просто потому, что не сочла нужным?
– Нет, кроме Джейсона, я никого и никогда не шантажировала. А он вполне заслужил такое отношение.
– Он заслужил нечто значительно худшее. В свое время надо было размазать его задницу по стенке.
Слегка умиротворенная таким советом, я пожала плечами:
– Папа, конечно, мог бы это сделать, а потому мы решили не сообщать ему причину развода. Чтобы защитить от неприятностей его, а не Джейсона.
Какой-то жалкий Джейсон не стоил и минуты папиных неприятностей с полицией по поводу нападения. А неприятности непременно бы случились, так как Карсон – скользкий тип и наверняка побежал бы жаловаться.
– Согласен. – Уайатт с минуту внимательно меня разглядывал, а потом вздохнул, покачал головой и заключил в объятия. Успокоившись и размякнув, я, в свою очередь, обняла его и положила голову на грудь. Уайатт прижался щекой к моей макушке. – Теперь понятно, почему тебе требуется такое количество доказательств, – пробормотал он. – Серьезный удар – застать собственного мужа целующим младшую сестру.
Если я что-то и ненавижу в этом мире, так это сочувствие посторонних. Тем более что в данном случае оно было лишним. Я давно уже двинулась вперед, оставив Джейсона далеко позади, в грязи и пыли. Однако было бы неправдой, если бы я сказала, что событие меня совсем не тронуло. Бладсуорт сразу бы все понял. Больше того, непременно решил бы, что мне до сих пор настолько больно, что я даже не в силах сознаться. Поэтому я просто прошептала:
– Пережила, как видишь. И купила «мерседес».
Вот только «мерседеса» больше не было:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87