Неужели она никогда не научится себя вести так, как положено настоящей леди?.. Настоящая леди никогда не ходит босиком, она скорее умрет, чем войдет в грязную реку и станет играть с дворняжкой, лишенной, как это ни прискорбно, благородных манер.
Стая чаек взмыла ввысь, шумно хлопая серебристо-серыми крыльями и громко крича, точь-в-точь как леди Лексингтона. Эта мысль показалась Аннабель забавной, и она снова рассмеялась, проводив взглядом чаек, парящих в небе.
– Какого черта вы здесь делаете?
Аннабель вздрогнула и перевела взгляд на Ройса. Его губы были упрямо сжаты, подбородок вздернут, все тело напряжено.
– По-моему, это совершенно очевидно, – ответила Аннабель, – тем более такому проницательному джентльмену, как вы.
Она бросила на него быстрый взгляд, однако Ройс даже не улыбнулся, видимо, не уловив юмора в ее словах.
– Нет, для меня это не очевидно. Может, все-таки объясните?
Перед глазами Аннабель возник образ юной аристократки в желтой амазонке и широкополой шляпе. Красивая, чистая, молодая леди скакала на охоту вместе с элегантным Ройсом Кинкейдом, в то время как некрасивая девочка стояла в галерее и лелеяла мечты, которым не суждено было сбыться. Аннабель с трудом сдержала слезы. Она пожала плечами и отвернулась, высматривая на берегу потерянную шляпу. У нее было не так много одежды, чтобы оставить на берегу даже поношенную шляпу. Мокрые юбки прилипли к ногам, когда она пробиралась через заросли рогоза.
– Вы что-то потеряли, миссис Кинкейд, или вам просто нравится гулять по грязи?
Пропади ты пропадом! Этот отвратительный грубый мужчина смеется над ней. И она вполне этого заслуживает. Она выглядела как тощий поросенок в грязной луже. Нервы были напряжены до предела, однако виду она не подавала и держалась с достоинством.
– Да, мистер Кинкейд, – бросила она через плечо, стараясь придать голосу чопорность, как настоящая леди.
– Что – да? – насмешливо переспросил Ройс.
– И то и другое. Мне ужасно нравится ощущать холодную тину между пальцами, – ответила Аннабель, поворачиваясь к Ройсу, – и я, кажется, потеряла свою…
Ройс вертел в руках соломенную шляпу, на его губах играла высокомерная улыбка. Аннабель вдруг почувствовала, что внутри разлилось странное тепло. Он дразнил ее. Друзья всегда поддразнивают друг друга, демонстрируя свое дружелюбие.
– Довольно уродливая вещица, – сказал он, внимательно рассматривая шляпу, словно военный трофей.
– В самом деле? – Аннабель направилась к Ройсу– Это подарок тети Хетти. – Девушка улыбнулась, – У Ливви хватило ума проследить, чтобы шляпа досталась мне, а не ей.
Аннабель взяла шляпу у Ройса. Видимо, Мейджор успел ее основательно потрепать. Теперь она была под стать платью. Аннабель подавила вздох.
– Кто такая Ливви? – Ройс подошел ближе, и девушка почувствовала, как его тепло окутывает ее. Она с трудом обрела способность говорить:
– Оливия – дочь тети Хетти. Моя кузина и подруга.
– Теперь понимаю… – Эти слова показались Аннабель знойными, как летняя ночь. Она молча наблюдала, как длинные загорелые пальцы мужчины развязывали темно-красный шейный платок. – А эта Ливви разделяет вашу любовь к прогулкам по грязи?
– Я, э-э… – Аннабель не в силах была отвести от него взгляд. – Нет, не думаю. Ливви – леди до мозга костей, и мне до нее далеко.
– А-а, леди… Трепещущие ресницы, никаких веснушек… никакой грязи, – протянул мужчина, вытерев Аннабель лицо носовым платком, словно ребенку.
– У меня нет веснушек! – выпалила она.
– И грязи теперь тоже нет.
Ройс смотрел на губы Аннабель, и ей до боли захотелось облизать их. Он отошел назад, засовывая платок в задний карман брюк, и улыбка исчезла с его лица.
– Держитесь подальше от реки, Аннабель. Течение здесь очень опасное, особенно во время весеннего половодья.
Спина девушки напряглась помимо ее воли. И дело было вовсе не в грубоватом тоне его голоса. Она не понимала влияния, которое этот мужчина на нее оказывал, и еще эти странные ощущения – горячее покалывание на коже и уязвленная гордость.
– Я не какая-нибудь пустоголовая дурочка, мистер Кинкейд, и не обязана выполнять ваши приказы.
– Вы – миссис Кинкейд, миссис Ройс Кинкейд, – резко ответил он, прежде чем Аннабель успела набрать в легкие воздуха. – И вы будете меня слушаться.
Миссис Ройс Кинкейд…
Аннабель смотрела невидящими глазами на горизонт.
«О, мама, – думала она, – я пытаюсь заботиться о своих мужчинах, но теперь все изменилось. Я замужем, однако это не настоящий брак – совсем не то, что было у вас с папой. И из-за этого замужества Карлайл не разговаривает со мной. Но я не знала другого способа обеспечить Бо крышу над головой. Все меняется, мама, так же быстро, как несутся вниз, сметая все на своем пути, ручьи с вершины горы».
В сентябре 1859 года Холстоны не поехали в «Излучину». Заболел отец. В октябре Джон Браун возглавил восстание рабов в Харперс-Ферри. На следующий день его схватили федеральные войска под предводительством Бобби Ли из Виргинии. Карлайл был среди курсантов военного института, которые стояли на часах во время казни Джона Брауна в Чарльзтауне.
Карлайл никогда не говорил с сестрой о казни, но она знала, что он одобрял ее. У Холстонов не было рабов, но Карлайл был настоящим аристократическим сыном Виргинии. Он часто говорил о Томасе Джексоне, своем наставнике. Карлайл считал его гением военного дела и поклялся сражаться в его полку, когда начнется война. Аннабель же считала, что у этого беспощадного Томаса Джексона странностей еще больше, чем у папы, и была уверена, что войны никогда не будет.
На следующее лето Аннабель посадила Бо в поезд. На этот раз он ехал в «Веселый Шервуд» один. Она не знала, что происходит с папой, но понимала, что он болен. Поэтому поручила своего младшего брата тете Хетти, а сама осталась дома следить за тем, чтобы папа хорошо питался и спал сколько положено. На самом же деле они с папой не всегда спали вдоволь. Иногда всю ночь напролет разговаривали.
Полная луна отбрасывала мягкий свет на крошечную прямоугольную лужайку, окруженную частоколом, выкрашенным в белый цвет. Она слышала ночные звуки сонного университетского городка – стрекот сверчков, тихое мычание коров и где-то вдалеке приглушенный стук копыт лошади, скачущей по пыльной красной дороге с одиноким всадником в седле. Казалось, все тихо и мирно вокруг. Поэтому трудно было себе представить пушки, артиллерийский огонь и безумные, полные романтики кавалерийские атаки. Но все вокруг только об этом и говорили.
– Я думаю, ты единственный демократ, сторонник Дугласа в Лексингтоне, – сказала Аннабель отцу. – В таком случае, я единственный думающий демократ в Лексингтоне, – ответил он.
– Почему, папа?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96
Стая чаек взмыла ввысь, шумно хлопая серебристо-серыми крыльями и громко крича, точь-в-точь как леди Лексингтона. Эта мысль показалась Аннабель забавной, и она снова рассмеялась, проводив взглядом чаек, парящих в небе.
– Какого черта вы здесь делаете?
Аннабель вздрогнула и перевела взгляд на Ройса. Его губы были упрямо сжаты, подбородок вздернут, все тело напряжено.
– По-моему, это совершенно очевидно, – ответила Аннабель, – тем более такому проницательному джентльмену, как вы.
Она бросила на него быстрый взгляд, однако Ройс даже не улыбнулся, видимо, не уловив юмора в ее словах.
– Нет, для меня это не очевидно. Может, все-таки объясните?
Перед глазами Аннабель возник образ юной аристократки в желтой амазонке и широкополой шляпе. Красивая, чистая, молодая леди скакала на охоту вместе с элегантным Ройсом Кинкейдом, в то время как некрасивая девочка стояла в галерее и лелеяла мечты, которым не суждено было сбыться. Аннабель с трудом сдержала слезы. Она пожала плечами и отвернулась, высматривая на берегу потерянную шляпу. У нее было не так много одежды, чтобы оставить на берегу даже поношенную шляпу. Мокрые юбки прилипли к ногам, когда она пробиралась через заросли рогоза.
– Вы что-то потеряли, миссис Кинкейд, или вам просто нравится гулять по грязи?
Пропади ты пропадом! Этот отвратительный грубый мужчина смеется над ней. И она вполне этого заслуживает. Она выглядела как тощий поросенок в грязной луже. Нервы были напряжены до предела, однако виду она не подавала и держалась с достоинством.
– Да, мистер Кинкейд, – бросила она через плечо, стараясь придать голосу чопорность, как настоящая леди.
– Что – да? – насмешливо переспросил Ройс.
– И то и другое. Мне ужасно нравится ощущать холодную тину между пальцами, – ответила Аннабель, поворачиваясь к Ройсу, – и я, кажется, потеряла свою…
Ройс вертел в руках соломенную шляпу, на его губах играла высокомерная улыбка. Аннабель вдруг почувствовала, что внутри разлилось странное тепло. Он дразнил ее. Друзья всегда поддразнивают друг друга, демонстрируя свое дружелюбие.
– Довольно уродливая вещица, – сказал он, внимательно рассматривая шляпу, словно военный трофей.
– В самом деле? – Аннабель направилась к Ройсу– Это подарок тети Хетти. – Девушка улыбнулась, – У Ливви хватило ума проследить, чтобы шляпа досталась мне, а не ей.
Аннабель взяла шляпу у Ройса. Видимо, Мейджор успел ее основательно потрепать. Теперь она была под стать платью. Аннабель подавила вздох.
– Кто такая Ливви? – Ройс подошел ближе, и девушка почувствовала, как его тепло окутывает ее. Она с трудом обрела способность говорить:
– Оливия – дочь тети Хетти. Моя кузина и подруга.
– Теперь понимаю… – Эти слова показались Аннабель знойными, как летняя ночь. Она молча наблюдала, как длинные загорелые пальцы мужчины развязывали темно-красный шейный платок. – А эта Ливви разделяет вашу любовь к прогулкам по грязи?
– Я, э-э… – Аннабель не в силах была отвести от него взгляд. – Нет, не думаю. Ливви – леди до мозга костей, и мне до нее далеко.
– А-а, леди… Трепещущие ресницы, никаких веснушек… никакой грязи, – протянул мужчина, вытерев Аннабель лицо носовым платком, словно ребенку.
– У меня нет веснушек! – выпалила она.
– И грязи теперь тоже нет.
Ройс смотрел на губы Аннабель, и ей до боли захотелось облизать их. Он отошел назад, засовывая платок в задний карман брюк, и улыбка исчезла с его лица.
– Держитесь подальше от реки, Аннабель. Течение здесь очень опасное, особенно во время весеннего половодья.
Спина девушки напряглась помимо ее воли. И дело было вовсе не в грубоватом тоне его голоса. Она не понимала влияния, которое этот мужчина на нее оказывал, и еще эти странные ощущения – горячее покалывание на коже и уязвленная гордость.
– Я не какая-нибудь пустоголовая дурочка, мистер Кинкейд, и не обязана выполнять ваши приказы.
– Вы – миссис Кинкейд, миссис Ройс Кинкейд, – резко ответил он, прежде чем Аннабель успела набрать в легкие воздуха. – И вы будете меня слушаться.
Миссис Ройс Кинкейд…
Аннабель смотрела невидящими глазами на горизонт.
«О, мама, – думала она, – я пытаюсь заботиться о своих мужчинах, но теперь все изменилось. Я замужем, однако это не настоящий брак – совсем не то, что было у вас с папой. И из-за этого замужества Карлайл не разговаривает со мной. Но я не знала другого способа обеспечить Бо крышу над головой. Все меняется, мама, так же быстро, как несутся вниз, сметая все на своем пути, ручьи с вершины горы».
В сентябре 1859 года Холстоны не поехали в «Излучину». Заболел отец. В октябре Джон Браун возглавил восстание рабов в Харперс-Ферри. На следующий день его схватили федеральные войска под предводительством Бобби Ли из Виргинии. Карлайл был среди курсантов военного института, которые стояли на часах во время казни Джона Брауна в Чарльзтауне.
Карлайл никогда не говорил с сестрой о казни, но она знала, что он одобрял ее. У Холстонов не было рабов, но Карлайл был настоящим аристократическим сыном Виргинии. Он часто говорил о Томасе Джексоне, своем наставнике. Карлайл считал его гением военного дела и поклялся сражаться в его полку, когда начнется война. Аннабель же считала, что у этого беспощадного Томаса Джексона странностей еще больше, чем у папы, и была уверена, что войны никогда не будет.
На следующее лето Аннабель посадила Бо в поезд. На этот раз он ехал в «Веселый Шервуд» один. Она не знала, что происходит с папой, но понимала, что он болен. Поэтому поручила своего младшего брата тете Хетти, а сама осталась дома следить за тем, чтобы папа хорошо питался и спал сколько положено. На самом же деле они с папой не всегда спали вдоволь. Иногда всю ночь напролет разговаривали.
Полная луна отбрасывала мягкий свет на крошечную прямоугольную лужайку, окруженную частоколом, выкрашенным в белый цвет. Она слышала ночные звуки сонного университетского городка – стрекот сверчков, тихое мычание коров и где-то вдалеке приглушенный стук копыт лошади, скачущей по пыльной красной дороге с одиноким всадником в седле. Казалось, все тихо и мирно вокруг. Поэтому трудно было себе представить пушки, артиллерийский огонь и безумные, полные романтики кавалерийские атаки. Но все вокруг только об этом и говорили.
– Я думаю, ты единственный демократ, сторонник Дугласа в Лексингтоне, – сказала Аннабель отцу. – В таком случае, я единственный думающий демократ в Лексингтоне, – ответил он.
– Почему, папа?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96