Подчиненные шерифа Реджинальда, услыхав крики выбегавших из резиденции королевских охранников, бросились к ним на помощь. Не прошло и четверти часа, как весь ноттингемский гарнизон вместе с шерифом собрался на площади перед резиденцией. Реджинальд уже хотел было отдать команду о штурме собственного замка, но в это время со стороны Северных ворот послышались возгласы и тревожные звуки трубы, заставившие шерифа на какой-то миг забыть даже об английском короле, остававшемся сейчас в руках разбойников. Самое странное предположение Реджинальда сбылось.
Ночь шла на убыль. На далеком востоке еле заметной розовой лентой загоралась заря. Мелкие звезды, и без того окутанные облаками, быстро тускнели. У тяжелых ворот Северной башни раздались гулкие удары. «Торстведт», — пронеслось в воспаленном мозгу бедного шерифа, и мелкая дрожь пробежала по спине. Два тяжеленных тарана, вытесанные из восьмидесятилетних крепчайших сосен, удар за ударом прошибали старые и верные ворота Ноттингема. Стрелки, остававшиеся в бойницах и укрытиях, были бессильны что-либо противопоставить целому войску повстанцев, которое появилось неведомо откуда. Одновременно с падением ворот десятки крестьян, вооруженных дубинками, косами и тесаками, вскарабкивались на стены. Стрелы охранников уже не могли остановить их яростного напора.
— Хватит баловаться! Круши их к чертям! — то и дело слышался железный голос норвежского воина.
— А хорошо ли мы поступаем, ломая ворота, не постучавшись? — подзадоривал нападающих Гарвей. Тут же было видно и бородатое лицо его дяди, таинственного лесного жреца Лопина, которому удалось сбежать из-под надзора напавших на его хижину бристольцев. Теперь он, подбадривая остальных, находился в голове тарана, в самой гуще битвы.
Впрочем, Торстведту задора и без того было не занимать. Он шел забрать своего сына, и не одна стена, наверное, не смогла бы остановить его в ту минуту. А тем более — стена Ноттингема, ворота которого наконец рухнули, сокрушенные тяжелыми ударами.
Крестьяне под предводительством Торстведта, державшего высоко над головой свой скандинавский меч, ринулись внутрь замка, сметая на своем пути небольшие группки ополоумевших защитников. Штурм был таким внезапным, что Реджинальд не сразу сообразил, куда ему деть все свое войско. Но по мере приближения гикающей и орущей толпы крестьян, шериф наконец скомандовал:
— Всем спешиться! Построить круговой панцирь из щитов! Внутри — лучники! Крестьяне плохо вооружены. Главное — беречь стрелы!
Через некоторое время на центральной площади города оказались друг перед другом два враждебных войска. И вдруг общий гул готовых вступить в бой повстанцев был усмирен громовым приказом Торстведта:
— Стоять!
Крестьяне подчинились. Увидев это, шериф сразу смекнул, к чему клонит Торстведт, и незамедлительно отдал команду не стрелять без его приказа.
— Реджинальд! — громко и уверенно, словно обращаясь не к одному шерифу, а ко всему его войску, начал Торстведт, выходя на несколько шагов вперед. — Отдай моего сына! Или потоплю твой Ноттингем в огне и крови. — И Торстведт опустил меч острием в землю перед собой, словно окаменев.
Поняв, что Торстведт и вправду готов к переговорам, Реджинальд, протиснувшись сквозь строй солдат, тоже вышел на несколько шагов вперед, к повстанцам.
— Ты получишь Раски, я клянусь тебе! — пронзительно закричал шериф. — Твой Раски там, — он указал на резиденцию, — но туда ты не должен идти!
— Почему?
— Потому что потому, — скорчил недовольную гримасу Реджинальд. — Потому что, если войдешь туда со своими воинами, Раски будет уже мертв.
— Паршивая лисица! Ты опять виляешь и путаешь следы.
— Да нет же! Я говорю, как есть. Пожалуйста, не спорь.
Но Торстведт, побелевший от негодования, не мог сдержать своего гнева. Его рука уже возносила меч над головой, а бледные уста разомкнулись для рокового приказания. Толпа стоявших за его спиной повстанцев уже готова была ринуться на неприятеля…
Но тут произошла еще одна, может быть, последняя неожиданность этой жаркой ночи. На небольшом каменном выступе второго этажа резиденции появились две фигуры.
— Прекратить безобразия! — раздался зычный, впрочем, несколько высоковатый голос короля. Иоанн Безземельный был явно недоволен увиденным. По правую руку от него на площади зачем-то скопились воины шерифа. Ближе к центру и даже чуть левее откуда-то взялись многочисленные крестьяне. И снова начался мелкий дождик, хотя рассвет был неплохим.
— Ваше величество, — тихо шепнул Робин, стоявший рядом с королем, — Ваше величество, гоните их прочь.
— Куда прочь? — не отводя взгляда от площади, спросил король.
— Прочь… Вон туда или туда, — стал показывать Робин в разные стороны. — Вот этих лучше туда, а тех, бородатых, с дубинами — вон ту-у-уда.
В это время почти все, начиная от лучников Реджинальда, спрятавших на всякий случай свои головы за круговым панцирем щитов, и заканчивая босыми крестьянскими мальчуганами, которые вместе с отцами и братьями в эту ночь пришли в Ноттингем, — абсолютно все обратили взоры к балкону замковой резиденции. В отличие от Торстведта, побелевшего в своем гневе, Реджинальд, увидев Робина рядом с королем, позеленел.
— Но прежде, чем их отогнать, — продолжал шепотом Робин, — прикажите шерифу, чтобы он отдал Торстведту его сына. Иначе они снова начнут препираться.
«Ага», — смекнул король и тотчас закричал, обращаясь к шерифу:
— Реджинальд! Верни то, что забрал! Верни норвежцу ребенка!
— Ваше величество, ему двадцать пять лет.
— Это неважно, — отстранил король Робина, — Верни незамедлительно!
— Но, Ваше величество, — подходя ближе к балкону, запротестовал Реджинальд, — если я верну норвежцу его сына, у нас нет никаких гарантий, что вся эта толпа оставит Ноттингем!
— Я — гарантия, — громыхнул Торстведт, выходя вперед.
— И я — гарантия, — сказал Робин.
— И потом, Ваше величество, — продолжал шериф, — если вы еще не в курсе, то этот человек, стоящий сейчас рядом с вами, — Робин Гуд, всем известный разбойник, принесший королевству немало бед.
— Ты — разбойник? — строго приподняв бровь, спросил король у Робина.
— Каюсь, Ваше величество, — едва сдерживая улыбку, взмолился Робин, — я был им, может быть, в годы нужды своей. Но теперь, видя, сколь справедливы вы в суде своем… Каюсь, каюсь.
— Ладно, — Джон похлопал Робина по плечу. — Так ты исполнишь приказание, Реджинальд?!
— Но это великий риск, — пытался возражать шериф, но Джон уже вышел из себя. К тому же среди повстанцев началось некоторое волнение. Крестьяне, признав в одном из стоящих на балконе своего неизменного вождя и защитника Робина, могли в любую минуту пренебречь запретом норвежца и ринуться на резиденцию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
Ночь шла на убыль. На далеком востоке еле заметной розовой лентой загоралась заря. Мелкие звезды, и без того окутанные облаками, быстро тускнели. У тяжелых ворот Северной башни раздались гулкие удары. «Торстведт», — пронеслось в воспаленном мозгу бедного шерифа, и мелкая дрожь пробежала по спине. Два тяжеленных тарана, вытесанные из восьмидесятилетних крепчайших сосен, удар за ударом прошибали старые и верные ворота Ноттингема. Стрелки, остававшиеся в бойницах и укрытиях, были бессильны что-либо противопоставить целому войску повстанцев, которое появилось неведомо откуда. Одновременно с падением ворот десятки крестьян, вооруженных дубинками, косами и тесаками, вскарабкивались на стены. Стрелы охранников уже не могли остановить их яростного напора.
— Хватит баловаться! Круши их к чертям! — то и дело слышался железный голос норвежского воина.
— А хорошо ли мы поступаем, ломая ворота, не постучавшись? — подзадоривал нападающих Гарвей. Тут же было видно и бородатое лицо его дяди, таинственного лесного жреца Лопина, которому удалось сбежать из-под надзора напавших на его хижину бристольцев. Теперь он, подбадривая остальных, находился в голове тарана, в самой гуще битвы.
Впрочем, Торстведту задора и без того было не занимать. Он шел забрать своего сына, и не одна стена, наверное, не смогла бы остановить его в ту минуту. А тем более — стена Ноттингема, ворота которого наконец рухнули, сокрушенные тяжелыми ударами.
Крестьяне под предводительством Торстведта, державшего высоко над головой свой скандинавский меч, ринулись внутрь замка, сметая на своем пути небольшие группки ополоумевших защитников. Штурм был таким внезапным, что Реджинальд не сразу сообразил, куда ему деть все свое войско. Но по мере приближения гикающей и орущей толпы крестьян, шериф наконец скомандовал:
— Всем спешиться! Построить круговой панцирь из щитов! Внутри — лучники! Крестьяне плохо вооружены. Главное — беречь стрелы!
Через некоторое время на центральной площади города оказались друг перед другом два враждебных войска. И вдруг общий гул готовых вступить в бой повстанцев был усмирен громовым приказом Торстведта:
— Стоять!
Крестьяне подчинились. Увидев это, шериф сразу смекнул, к чему клонит Торстведт, и незамедлительно отдал команду не стрелять без его приказа.
— Реджинальд! — громко и уверенно, словно обращаясь не к одному шерифу, а ко всему его войску, начал Торстведт, выходя на несколько шагов вперед. — Отдай моего сына! Или потоплю твой Ноттингем в огне и крови. — И Торстведт опустил меч острием в землю перед собой, словно окаменев.
Поняв, что Торстведт и вправду готов к переговорам, Реджинальд, протиснувшись сквозь строй солдат, тоже вышел на несколько шагов вперед, к повстанцам.
— Ты получишь Раски, я клянусь тебе! — пронзительно закричал шериф. — Твой Раски там, — он указал на резиденцию, — но туда ты не должен идти!
— Почему?
— Потому что потому, — скорчил недовольную гримасу Реджинальд. — Потому что, если войдешь туда со своими воинами, Раски будет уже мертв.
— Паршивая лисица! Ты опять виляешь и путаешь следы.
— Да нет же! Я говорю, как есть. Пожалуйста, не спорь.
Но Торстведт, побелевший от негодования, не мог сдержать своего гнева. Его рука уже возносила меч над головой, а бледные уста разомкнулись для рокового приказания. Толпа стоявших за его спиной повстанцев уже готова была ринуться на неприятеля…
Но тут произошла еще одна, может быть, последняя неожиданность этой жаркой ночи. На небольшом каменном выступе второго этажа резиденции появились две фигуры.
— Прекратить безобразия! — раздался зычный, впрочем, несколько высоковатый голос короля. Иоанн Безземельный был явно недоволен увиденным. По правую руку от него на площади зачем-то скопились воины шерифа. Ближе к центру и даже чуть левее откуда-то взялись многочисленные крестьяне. И снова начался мелкий дождик, хотя рассвет был неплохим.
— Ваше величество, — тихо шепнул Робин, стоявший рядом с королем, — Ваше величество, гоните их прочь.
— Куда прочь? — не отводя взгляда от площади, спросил король.
— Прочь… Вон туда или туда, — стал показывать Робин в разные стороны. — Вот этих лучше туда, а тех, бородатых, с дубинами — вон ту-у-уда.
В это время почти все, начиная от лучников Реджинальда, спрятавших на всякий случай свои головы за круговым панцирем щитов, и заканчивая босыми крестьянскими мальчуганами, которые вместе с отцами и братьями в эту ночь пришли в Ноттингем, — абсолютно все обратили взоры к балкону замковой резиденции. В отличие от Торстведта, побелевшего в своем гневе, Реджинальд, увидев Робина рядом с королем, позеленел.
— Но прежде, чем их отогнать, — продолжал шепотом Робин, — прикажите шерифу, чтобы он отдал Торстведту его сына. Иначе они снова начнут препираться.
«Ага», — смекнул король и тотчас закричал, обращаясь к шерифу:
— Реджинальд! Верни то, что забрал! Верни норвежцу ребенка!
— Ваше величество, ему двадцать пять лет.
— Это неважно, — отстранил король Робина, — Верни незамедлительно!
— Но, Ваше величество, — подходя ближе к балкону, запротестовал Реджинальд, — если я верну норвежцу его сына, у нас нет никаких гарантий, что вся эта толпа оставит Ноттингем!
— Я — гарантия, — громыхнул Торстведт, выходя вперед.
— И я — гарантия, — сказал Робин.
— И потом, Ваше величество, — продолжал шериф, — если вы еще не в курсе, то этот человек, стоящий сейчас рядом с вами, — Робин Гуд, всем известный разбойник, принесший королевству немало бед.
— Ты — разбойник? — строго приподняв бровь, спросил король у Робина.
— Каюсь, Ваше величество, — едва сдерживая улыбку, взмолился Робин, — я был им, может быть, в годы нужды своей. Но теперь, видя, сколь справедливы вы в суде своем… Каюсь, каюсь.
— Ладно, — Джон похлопал Робина по плечу. — Так ты исполнишь приказание, Реджинальд?!
— Но это великий риск, — пытался возражать шериф, но Джон уже вышел из себя. К тому же среди повстанцев началось некоторое волнение. Крестьяне, признав в одном из стоящих на балконе своего неизменного вождя и защитника Робина, могли в любую минуту пренебречь запретом норвежца и ринуться на резиденцию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36