Наверное, люди с самым твердым умом, увидав Мадлену в этом положении, приняли бы ее за какой-нибудь фантастический и ужасный призрак.
Она отворила дверь и очутилась на площадке лестницы. Тут силы ее совершенно оставили и страдания сделались почти невыносимы; чтобы заглушить крик, который ежеминутно готов был вырваться из груди ее от сильной боли, она должна была стиснуть зубами ручку кинжала и села на первую ступень, дожидаясь облегчения. Кризис нестерпимых мук продолжался несколько минут; наконец она почувствовала себя немного лучше и тотчас же снова начала спускаться. В том состоянии, в каком находилась эта гнусная женщина, намерение сойти с лестницы было гигантским трудом. Мадлена все еще держала кинжал в зубах, чтобы сохранить свободными руки, поддерживала себя ими и таким образом спускалась, мало-помалу, со ступеньки на ступеньку. Прикосновение больной ноги к каменным плитам лестницы обдавало Мадлену смертельным холодом до самых костей, и страдания все более и более замедляли ее движения. Она начала дрожать при мысли, что предприняла труд, который вряд ли сможет довести до конца. Уже не раз спрашивала она себя с возрастающей тоской:
«Как я поднимусь на лестницу?»
Однако все продвигалась вперед и наконец добралась до последней ступени… Мадлена находилась в прихожей, о которой мы уже говорили и которая вела на улицу. Дверь в комнату Рауля была налево, едва ли в десяти шагах от преступницы. Еще минута, и она достигнула бы цели. Эта уверенность оживила ее; но от последней ступени лестницы до комнаты Рауля ей приходилось идти без опоры – опереться было решительно не на что. Правда, Мадлена могла ползти по полу, как делала до сих пор, но чрезвычайная медлительность этого способа раздражала ее. К тому же, она чувствовала, как кровь быстро бежит по ее жилам, и принимала лихорадочную дрожь за возвращение сил. Она ухватилась за перила лестницы и встала на ноги, потом, не давая себе времени на размышление, отняла руку от железной балюстрады, за которую держалась, и пустилась в путь.
В эту минуту Мадлена должна была испытывать то же самое, что чувствует неопытный пловец, который смело бросился в слишком глубокое место и вдруг видит, что течение увлекает его, силы оставляют, уменье изменяет, что скоро волна потопит его навсегда. Напрасно хочет он вернуться назад, к менее опасному месту… уже поздно!.. Волны, окружающие его и захлестывающие своей пеной, как холодным саваном, приподнимают его, увлекают и не хотят выпустить свою добычу. Точно также и Мадлена, шатающаяся, как дерево, корень которого подрезан, поняла наконец свое полное бессилие. Ноги ее не могли сделать ни шага. Она попробовала вернуться и протянула левую руку, чтобы снова ухватиться за перила лестницы; но паралич распространился и на эту руку, и она бессильно опустилась, не достигнув цели. Тогда какое-то помрачение помутило взор женщины. Ей показалось, будто ее качает бурный ветер посреди движущегося огненного круга, который вертелся с изумительной быстротой. Она подняла обе руки, но они встретили только пустоту. Преступнице казалось, будто гладкие плиты исчезли под ее ногами, и она вдруг упала сначала на левую руку, которая под тяжестью тела подломилась как стекло, потом на острие кинжала, который находился уже в ее правой руке, и клинок его вошел ей в грудь и вышел сзади между плечами.
Мадлена испустила страшный нечеловеческий крик, крик отчаяния и предсмертной агонии. Она пробовала еще бороться со смертью, но уже потоки крови залили ее грудь и хлынули из горла пурпуровой пеной. Судороги искривили ее члены; губы на мгновение раскрылись, чтобы закричать во второй раз, но из них вырвался только новый поток крови; потом члены ее вытянулись, глаза закатились… через минуту все кончилось: даже малейшая дрожь не потрясла ее тела, распростертого на плитах. Мадлена де Шанбар умерла.
Между тем отчаянный крик ее пробудил Жанну от спокойного сна. В первую минуту молодой девушке показалось, что это ей пригрезилось во сне, и она постаралась опять заснуть, но воспоминание об ужасном крике преследовало ее безостановочно и порождало в уме ее самые зловещие образы. Жанна решилась встать и лично удостовериться в безосновательности своих страхов. Она спрыгнула с постели и, наскоро накинув первую одежду, попавшуюся ей под руку, подбежала к двери и хотела открыть ее, но дверь не отворялась (мы уже знаем, что Мадлена заперла ее задвижкой). Страх и беспокойство Жанны увеличились. Девушка была уверена, что мать не может без ее помощи встать с постели. Кто же запер дверь, которая держала ее в плену? Какая ужасная связь была между этой запертой дверью и криком, который, как казалось Жанне в ее волнении, беспрестанно раздавался в ее ушах? Она стучала в дверь кулаками, но дверь была толста, а задвижка крепка. Жанна поняла, что она сойдет с ума, если далее останется в этом положении, и закричала изо всех сил:
– Матушка! Матушка!..
Этот зов остался без ответа.
– Матушка! Матушка! – повторила Жанна во второй раз, с еще большей энергией.
Потом, когда только отголосок ночи повторил ее отчаянный крик, она совершенно потеряла голову, бросилась к окну и открыла его. Ночь была глубока, дорога пуста.
Жанна привязала простыню к железной перекладине и босиком, не размышляя об опасностях почти неизбежного и, может статься, смертельного падения, спустилась из окна на дорогу. По какой-то чудесной случайности, она достигла земли без малейшего ушиба и тотчас побежала к Марли так скоро, как будто ее преследовал легион привидений. Камни, рассыпанные по дороге, изранили до крови ее ноги, но она не чувствовала ни малейшей боли. Жанна едва могла дышать, но не замедлила своего бега; наконец она добежала до первого дома и упала у дверей со стоном: у нее недоставало сил ни позвать кого-нибудь, ни постучаться.
XIII. Муж Глодины
Неистовый лай огромной собаки раздался внутри дома, и мужской голос спросил грубым и угрожающим тоном:
– Кто там?
Жанна продолжала стонать и не отвечала. Тот же голос произнес страшное ругательство и продолжал:
– Черт вас побери! Ступайте своей дорогой, а не то я отворю дверь, и собака моя загрызет вас…
Эта новая угроза увеличила, если это было возможно, ужас Жанны. Она старалась встать и убежать, но не могла даже и приподняться, только тихий плач ее превратился в судорожные рыдания, а стоны сменились отчаянными криками. Тяжелый ключ повернулся в замке, и свирепый лай удвоился; это не могло уменьшить страха Жанны.
Дверь отворилась. К счастью, хозяин дома держал собаку за веревку, привязанную к ошейнику. Увидев или, скорее, угадав женщину, распростертую на пороге, он притянул к себе собаку.
– Зачем вы здесь? – сказал хозяин несколько смягченным тоном.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113
Она отворила дверь и очутилась на площадке лестницы. Тут силы ее совершенно оставили и страдания сделались почти невыносимы; чтобы заглушить крик, который ежеминутно готов был вырваться из груди ее от сильной боли, она должна была стиснуть зубами ручку кинжала и села на первую ступень, дожидаясь облегчения. Кризис нестерпимых мук продолжался несколько минут; наконец она почувствовала себя немного лучше и тотчас же снова начала спускаться. В том состоянии, в каком находилась эта гнусная женщина, намерение сойти с лестницы было гигантским трудом. Мадлена все еще держала кинжал в зубах, чтобы сохранить свободными руки, поддерживала себя ими и таким образом спускалась, мало-помалу, со ступеньки на ступеньку. Прикосновение больной ноги к каменным плитам лестницы обдавало Мадлену смертельным холодом до самых костей, и страдания все более и более замедляли ее движения. Она начала дрожать при мысли, что предприняла труд, который вряд ли сможет довести до конца. Уже не раз спрашивала она себя с возрастающей тоской:
«Как я поднимусь на лестницу?»
Однако все продвигалась вперед и наконец добралась до последней ступени… Мадлена находилась в прихожей, о которой мы уже говорили и которая вела на улицу. Дверь в комнату Рауля была налево, едва ли в десяти шагах от преступницы. Еще минута, и она достигнула бы цели. Эта уверенность оживила ее; но от последней ступени лестницы до комнаты Рауля ей приходилось идти без опоры – опереться было решительно не на что. Правда, Мадлена могла ползти по полу, как делала до сих пор, но чрезвычайная медлительность этого способа раздражала ее. К тому же, она чувствовала, как кровь быстро бежит по ее жилам, и принимала лихорадочную дрожь за возвращение сил. Она ухватилась за перила лестницы и встала на ноги, потом, не давая себе времени на размышление, отняла руку от железной балюстрады, за которую держалась, и пустилась в путь.
В эту минуту Мадлена должна была испытывать то же самое, что чувствует неопытный пловец, который смело бросился в слишком глубокое место и вдруг видит, что течение увлекает его, силы оставляют, уменье изменяет, что скоро волна потопит его навсегда. Напрасно хочет он вернуться назад, к менее опасному месту… уже поздно!.. Волны, окружающие его и захлестывающие своей пеной, как холодным саваном, приподнимают его, увлекают и не хотят выпустить свою добычу. Точно также и Мадлена, шатающаяся, как дерево, корень которого подрезан, поняла наконец свое полное бессилие. Ноги ее не могли сделать ни шага. Она попробовала вернуться и протянула левую руку, чтобы снова ухватиться за перила лестницы; но паралич распространился и на эту руку, и она бессильно опустилась, не достигнув цели. Тогда какое-то помрачение помутило взор женщины. Ей показалось, будто ее качает бурный ветер посреди движущегося огненного круга, который вертелся с изумительной быстротой. Она подняла обе руки, но они встретили только пустоту. Преступнице казалось, будто гладкие плиты исчезли под ее ногами, и она вдруг упала сначала на левую руку, которая под тяжестью тела подломилась как стекло, потом на острие кинжала, который находился уже в ее правой руке, и клинок его вошел ей в грудь и вышел сзади между плечами.
Мадлена испустила страшный нечеловеческий крик, крик отчаяния и предсмертной агонии. Она пробовала еще бороться со смертью, но уже потоки крови залили ее грудь и хлынули из горла пурпуровой пеной. Судороги искривили ее члены; губы на мгновение раскрылись, чтобы закричать во второй раз, но из них вырвался только новый поток крови; потом члены ее вытянулись, глаза закатились… через минуту все кончилось: даже малейшая дрожь не потрясла ее тела, распростертого на плитах. Мадлена де Шанбар умерла.
Между тем отчаянный крик ее пробудил Жанну от спокойного сна. В первую минуту молодой девушке показалось, что это ей пригрезилось во сне, и она постаралась опять заснуть, но воспоминание об ужасном крике преследовало ее безостановочно и порождало в уме ее самые зловещие образы. Жанна решилась встать и лично удостовериться в безосновательности своих страхов. Она спрыгнула с постели и, наскоро накинув первую одежду, попавшуюся ей под руку, подбежала к двери и хотела открыть ее, но дверь не отворялась (мы уже знаем, что Мадлена заперла ее задвижкой). Страх и беспокойство Жанны увеличились. Девушка была уверена, что мать не может без ее помощи встать с постели. Кто же запер дверь, которая держала ее в плену? Какая ужасная связь была между этой запертой дверью и криком, который, как казалось Жанне в ее волнении, беспрестанно раздавался в ее ушах? Она стучала в дверь кулаками, но дверь была толста, а задвижка крепка. Жанна поняла, что она сойдет с ума, если далее останется в этом положении, и закричала изо всех сил:
– Матушка! Матушка!..
Этот зов остался без ответа.
– Матушка! Матушка! – повторила Жанна во второй раз, с еще большей энергией.
Потом, когда только отголосок ночи повторил ее отчаянный крик, она совершенно потеряла голову, бросилась к окну и открыла его. Ночь была глубока, дорога пуста.
Жанна привязала простыню к железной перекладине и босиком, не размышляя об опасностях почти неизбежного и, может статься, смертельного падения, спустилась из окна на дорогу. По какой-то чудесной случайности, она достигла земли без малейшего ушиба и тотчас побежала к Марли так скоро, как будто ее преследовал легион привидений. Камни, рассыпанные по дороге, изранили до крови ее ноги, но она не чувствовала ни малейшей боли. Жанна едва могла дышать, но не замедлила своего бега; наконец она добежала до первого дома и упала у дверей со стоном: у нее недоставало сил ни позвать кого-нибудь, ни постучаться.
XIII. Муж Глодины
Неистовый лай огромной собаки раздался внутри дома, и мужской голос спросил грубым и угрожающим тоном:
– Кто там?
Жанна продолжала стонать и не отвечала. Тот же голос произнес страшное ругательство и продолжал:
– Черт вас побери! Ступайте своей дорогой, а не то я отворю дверь, и собака моя загрызет вас…
Эта новая угроза увеличила, если это было возможно, ужас Жанны. Она старалась встать и убежать, но не могла даже и приподняться, только тихий плач ее превратился в судорожные рыдания, а стоны сменились отчаянными криками. Тяжелый ключ повернулся в замке, и свирепый лай удвоился; это не могло уменьшить страха Жанны.
Дверь отворилась. К счастью, хозяин дома держал собаку за веревку, привязанную к ошейнику. Увидев или, скорее, угадав женщину, распростертую на пороге, он притянул к себе собаку.
– Зачем вы здесь? – сказал хозяин несколько смягченным тоном.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113