— Будем томиться, пока хватит сил.
— Ах, хоть бы один разбойник вылез на открытое место, — не выдержал Ван-Горн.
— Они держатся за прикрытием. На их месте мы сделали бы то же самое.
— Дядя, позволь попробовать вытянуть их из лесу. Там в кустарниках что-то зашевелилось, — сказал Корнелиус.
Прежде чем капитан успел ответить, Корнелиус приложился и выстрелил.
В ответ на выстрел пираты засыпали хижину стрелами, но и на этот раз они не долетели до своей цели.
— Они не хотят вылезать из лесу, — заявил Корнелиус, раздосадованный упорством дикарей.
— Конечно, не хотят, они увидели, что имеют дело с хорошими стрелками. Брось попусту расстреливать патроны… Давайте завтракать.
— Тощий будет у нас завтрак…
— У меня есть три бисквита, — сказал Ван-Горн.
— А у меня два, — отозвался Ханс.
— У меня ни одного, — заявил Корнелиус.
— И у меня тоже, — добавил Лю-Ханг.
— А у вас, капитан? — спросил Ван-Горн.
— У меня есть трубка и табак, — ответил Ван-Сталь.
— В таком случае мы никак не рискуем заболеть от несварения желудка.
Они братски поделили между собой пять бисквитов, составлявших весь их запас. Бисквиты были уничтожены в один момент.
После завтрака Ван-Сталь, Ханс, Корнелиус и Лю-Ханг отправились отдохнуть, а Ван-Горн остался на карауле. Все четверо были так утомлены, что заснули тотчас же, лишь только вытянулись на циновках.
День прошел без новых атак пиратов, не оставлявших все же опушку леса, откуда изредка долетали стрелы: дикари хотели показать свою решимость довести осаду до конца.
К вечеру несчастные осажденные жестоко страдали от голода и еще сильнее от жажды. После утреннего завтрака, и такого тощего, у них не было и маковой росинки во рту, а воды они не пили с прошлого вечера.
Никто из них, однако, не жаловался, даже Ханс, самый молодой, стоически переносил и голод и жажду, хотя в горле у него пересохло, а язык распух.
К концу дня свежий вечерний ветерок принес осажденным некоторое облегчение, но далеко не успокоил их страданий. Теперь всем было ясно, что долго они такого поста не выдержат.
— Нужно же наконец на что-нибудь решиться, — заговорил капитан. — Бедный Ханс совсем ослабел.
— Я не жалуюсь, дядя, — отозвался Ханс, стараясь говорить бодрым голосом. — Если вы все будете держаться, то и я не отстану от вас.
— Нет, мой мальчик, ты еще молод и не можешь быть так вынослив, как мы. Я решился, я иду искать воду или плоды, которые могли бы утолить жажду.
— Они убьют тебя, дядя…
— Я сумею сойти по лестнице так, что они меня не увидят.
— Капитан, я пойду с вами, — вызвался Лю-Ханг.
— А я? Обо мне вы забыли, что ли? Пустите меня сойти на землю, капитан. Мне шестьдесят лет: если они и убьют меня, то я уже довольно пожил на свете, — решительно сказал Ван-Горн.
— Нет, старина. Ты останешься здесь, чтобы защитить молодых. В шестьдесят лет ты не можешь быть подвижен и ловок, как раньше, а спуск на землю не такая простая штука.
— Мускулы мои еще достаточно крепки. Я спущусь так же легко, как какой-нибудь юнга. Я — один; а если они убьют вас, кто довезет ваших племянников до дому?
— А ты? Разве ты не моряк и не сумеешь совершить плавание и более далекое, чем до острова Тимор. Да и нечего об этом говорить: пираты еще не убили меня и, надеюсь, не убьют.
— Капитан, пустите меня одного. — взмолился Лю-Ханг. — Я бегаю, как лань; они никогда меня не нагонят.
— Нет, милый… O!
Ван-Сталь быстро повернулся лицом к лесу, где засели пираты.
— Что ты увидел? — вскричали Ханс и Корнелиус, хватаясь за ружья.
— Блестящую точку, как будто какой-то огонек пронесся над нами во тьме.
— Откуда он взялся?
— Он вылетел из-за деревьев.
— Неужто пираты решили теперь поджечь хижину?
— Этого я и боюсь. Подождите: я вижу в лесу огонек.
— А я, — прервал его Корнелиус, — я вижу, как пираты пробираются к хижине; они бегут по поляне, прячась по кустам.
— Готовьтесь к нападению! Если им удастся поджечь бамбуковые столбы, дом запылает, как спичечная коробка. Ты их видишь еще, Корнелиус?
— Да, теперь я вижу и огни в лесу их два, и они движутся. Ах!..
Вырвавшееся откуда-то из-за деревьев маленькое пламя пронеслось в воздухе, оставляя за собой хвост искр, и ударилось о наружную часть площадки.
Корнелиус, подвергаясь опасности упасть вниз или быть сраженным ядовитой стрелой, ринулся на галерею, чтобы извлечь из дерева эту огненную стрелу до того, как от нее успеет вспыхнуть бамбук.
— Самая обыкновенная стрела — сказал капитан, рассматривая вытащенную из столба и принесенную Корнелиусом стрелу, — но с клочком зажженного хлопка на конце.
— А! Негодяи! — бесновался Ван-Горн. — И ни один из них не хочет показаться.
Вторая огненная стрела пронеслась в темноте; она застряла в стене, угрожая поджечь циновки, сплетенные из камыша и листьев. Ханс поспешно выдернул ее и затушил.
— Если вы хотите остаться в живых, — вскричал капитан, — и не хотите быть заживо изжаренными, отбросьте пиратов в лес, иначе вся наша хижина через десять минут будет пылать, как свеча.
По команде капитана раздалось сразу пять выстрелов из всех пяти ружей. Огонь был направлен на кусты, откуда, очевидно, посылались огненные стрелы.
Начался обстрел поляны. Выстрелы следовали за выстрелами: пули свистели, падали в кусты, в высокие травы, пронизывая их и буравили землю, но ни одна даже не задела кого-нибудь из пиратов: так хорошо они попрятались в зарослях.
Пираты, не отойдя ни на шаг, слали одну огненную стрелу за другой. Осажденным было теперь понятно, что папуасы готовы на самые тяжелые жертвы, лишь бы покончить с этой кучкой так яростно сопротивляющихся врагов.
Ханс и Лю-Ханг без устали бегали по галерее, но они едва успевали выхватывать горящие стрелы и тушить распространявшийся от них огонь. Трое остальных продолжали обстрел поляны.
За десять минут циновки на стенах и бамбуковые столбы уже дважды загорались ярким пламенем, и дважды юноши успевали затушить огонь.
Борьба не могла продолжаться долго. Ван-Горн. Корнелиус и капитан осыпали пиратов градом пуль, но огненные стрелы все яростнее сыпались с поляны на хижину. Они летели со всех сторон поляны на галерею, вонзались в циновки стен и в листья на крыше.
— Дядя! — вскричал наконец Ханс. — Крыша горит! Мы ничего не можем сделать!..
— Проклятие!..
— Мы погибнем в огне! — простонал Корнелиус. — Бежим! Бежим!..
Глава восемнадцатая. Неожиданное спасение
Воздушная хижина, вся в огненных стрелах, пылала уже в нескольких местах, каждую минуту грозя рухнуть и увлечь за собой в своем падении всех пятерых несчастных осажденных. Крыша, выложенная толстым слоем тяжелых листьев арека и тонким бамбуком, загорелась сразу в двух местах. Горели местами и стены, и часть галереи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45