Ведь сеявшая повсюду страх богиня собиралась сочетаться браком со Смертью, и это сулило, как надеялись, смягчение их нравов и послабление в их требованиях к миру. И Небеса тоже оказались заражены праздничным духом, и пока собирались вместе боги и полубоги, герои и знать, первосвященники, преуспевающие раджи и высокопоставленные брамины, набрал дух этот силу и одним махом закрутился вдруг многоцветным смерчем, ударив в голову и Первым, и последним.
И приходили они, и стекались они в Небесный Град, гарцуя на спинах пернатых родичей Гаруды, по спирали спускаясь в покачивающихся небесных гондолах, поднимаясь все выше и выше по горным артериям, сверкая то тут, то там среди заснеженных, обледенелых просторов; приходили, чтобы звенел Шпиль Высотою в Милю от их песен, чтобы слышался в темноте их смех, когда спустилась вдруг и. — ненадолго, к счастью, — покрыла Град необъяснимая темень; и в те дни и ночи походил сбор их, как сказал один велеречивый поэт, сразу на шесть совершенно разных вещей (прославлен он был своей расточительностью; когда дело касалось уподоблений): на перелет птиц, светлых птиц, через застывший в штиль молочный океан; последовательность нот в мозгу чуть свихнувшегося композитора; на косяк глубоководных рыб, чьи тела — не более чем завитки и струйки света, кружащий вокруг какого-то светящегося растения в холодной и глубокой морской впадине; на спиралевидную галактику, рушащуюся неожиданно на свой центр; на грозу, каждая дождинка которой становится то перышком, то певчей птахой, то драгоценным самоцветом; и, наконец (и, может быть, в наибольшей степени), на Храм, заполненный богато убранными статуями, неожиданно ожившими, запевшими, неожиданно ринувшимися под развевающимися на ветру штандартами в мир, сотрясая дворцы, опрокидывая башни, чтобы воссоединиться в самом центре, чтобы разжечь неимоверное пламя и плясать вокруг него, ни на секунду не лишая ни огонь, ни танец возможности полностью выйти из-под контроля.
Они приходили.
Услышав разнесшийся по Архивам сигнал тревоги, Так выхватил из висевшего на стене футляра Пресветлое Копье. В течение суток сигнализация оповещала разных стражей. Предчувствуя истинную причину тревоги, Так возблагодарил судьбу, что не была она поднята в другой час. Поднявшись в лифте на уровень Града, он помчался к высившемуся на холме Музею.
Но было уже поздно.
Открытая витрина, смотритель без сознания и ни души в Музее — по причине, вероятно, царившего в Граде праздника.
Музейный комплекс располагался столь близко от Архивов, что Так успел заметить двоих, спускавшихся по противоположному склону холма.
Он взмахнул Пресветлым Копьем, но побоялся пустить его в ход.
— Стой! — закричал он. Они обернулись.
— Тебе-таки не удалось перехитрить сигнализацию! — воскликнул в сердцах один из них.
Он поспешно застегивал на талии свой широкий пояс.
— Уходи, уходи отсюда! — сказал он. — Я беру его на себя!
— Этого не может быть! Сигнализация отключена! — закричал его спутник. — Я…
— Прочь отсюда!
И он обернулся, поджидая Така. Спутник его бросился дальше вниз с холма, и Так заметил, что это была женщина.
— Положи на место, — выдавил из себя запыхавшийся Так. — Что бы ты там ни взял, положи это на место — и я, может быть, смогу скрыть…
— Нет, — сказал Сэм. — Слишком поздно. Теперь я равен здесь любому, и это мой единственный шанс ускользнуть. Я знаю тебя, Так от Архивов, и не хочу причинять тебе вред. Уходи — и побыстрее!
— Вот-вот здесь будет Яма! И…
— Я не боюсь Яму. Нападай или оставь меня — ну же!
— Я не могу на тебя напасть.
— Тогда до свидания, — и с этими словами Сэм, как воздушный шарик, поднялся в воздух.
Но только оторвался он от поверхности земли, как на склоне холма появился Яма, и в руках у него было оружие: хлипкая поблескивающая трубка с крохотным прикладом, но весьма внушительным спусковым устройством.
Он поднял ее и прицелился.
— Последнее предупреждение! — закричал он, но Сэм продолжал свое вознесение.
Тогда Яма выстрелил, и в ответ ему где-то в вышине над головой оглушительно треснул купол свода.
— Он принял свой Облик и обрел Атрибут, — объяснил Так. — Он обуздал энергию твоего оружия.
— Почему ты не остановил его? — спросил Яма.
— Не мог, Господин. Я подпал под его Атрибут.
— Не имеет значения, — сказал Яма. — Третий страж его осилит.
Обуздав гравитацию по своей воле, он возносился.
И в полете ощутил, что его преследует какая-то тень.
Она пряталась в засаде где-то на самой периферии зрения. Как он ни крутил головой, она все время ускользала от его взгляда. Но она все время была там — и она росла.
А впереди, прямо у него над головой возвышались врата, ведущие наружу. Талисман мог бы отомкнуть их запор, мог согреть Сэма среди наружного хлада, мог унести его, куда ему заблагорассудится…
И тут пришел звук бьющих по воздуху крыльев.
— Беги! — загрохотал у него в мозгу голос. — Поднажми, Бич! Быстрее! Еще быстрее!
Это было одно из самых странных ощущений, какие он только когда-либо испытывал.
Он чувствовал, как движется вперед, мчится к цели.
Но ничего не менялось. Врата не приближались. Несмотря на ощущение чудовищной скорости, он не двигался.
— Быстрее, Бич! Пошевеливайся! — кричал дикий, ревущий голос. — Постарайся обставить и ветер, и молнию!
Он попытался превозмочь ощущение движения.
И сразу же на него обрушились ветры, могучие ветры, бесконечно кружащие по Небесам.
Он справился с ними, но теперь голос звучал совсем рядом, хотя ничего, кроме тени, разглядеть ему так и не удавалось.
— «Чувства — это кони, а предметы — дороги их, — промолвил голос. — Если разум твой не сосредоточен, то теряет он свою проницательность».
И Сэм узнал в этих ревущих у него за спиною словах могущественные строки Катха Упанишады. — «И тогда, — продолжал голос, — не знают чувства узды, словно дикие, дурные кони у слабого колесничего».
И молнии раскололи над ним небо, и объяла его мгла.
Он попытался обуздать обрушившуюся на него энергию, но не нашел ничего.
— Все это не реально! — крикнул он.
— Что реально, а что нет? — вопросом ответил голос. — Ну а теперь кони сбежали от тебя.
И последовал миг жутчайшей черноты, словно двигался он в вакууме чувств. Потом — боль. Потом ничего.
Трудно быть старейшим действующим богом юности.
Он пришел в Палату Кармы, потребовал свидания с каким-нибудь наместником Колеса, предстал перед Владыкой, которому двумя днями ранее скрепя сердце пришлось отказаться от его зондирования.
— Ну? — поинтересовался он.
— Прошу прощения за отсрочку, Господин Муруган. Наш персонал задействован в приготовлениях к брачной церемонии.
— Они бражничают на стороне вместо того, чтобы готовить мое новое тело?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81
И приходили они, и стекались они в Небесный Град, гарцуя на спинах пернатых родичей Гаруды, по спирали спускаясь в покачивающихся небесных гондолах, поднимаясь все выше и выше по горным артериям, сверкая то тут, то там среди заснеженных, обледенелых просторов; приходили, чтобы звенел Шпиль Высотою в Милю от их песен, чтобы слышался в темноте их смех, когда спустилась вдруг и. — ненадолго, к счастью, — покрыла Град необъяснимая темень; и в те дни и ночи походил сбор их, как сказал один велеречивый поэт, сразу на шесть совершенно разных вещей (прославлен он был своей расточительностью; когда дело касалось уподоблений): на перелет птиц, светлых птиц, через застывший в штиль молочный океан; последовательность нот в мозгу чуть свихнувшегося композитора; на косяк глубоководных рыб, чьи тела — не более чем завитки и струйки света, кружащий вокруг какого-то светящегося растения в холодной и глубокой морской впадине; на спиралевидную галактику, рушащуюся неожиданно на свой центр; на грозу, каждая дождинка которой становится то перышком, то певчей птахой, то драгоценным самоцветом; и, наконец (и, может быть, в наибольшей степени), на Храм, заполненный богато убранными статуями, неожиданно ожившими, запевшими, неожиданно ринувшимися под развевающимися на ветру штандартами в мир, сотрясая дворцы, опрокидывая башни, чтобы воссоединиться в самом центре, чтобы разжечь неимоверное пламя и плясать вокруг него, ни на секунду не лишая ни огонь, ни танец возможности полностью выйти из-под контроля.
Они приходили.
Услышав разнесшийся по Архивам сигнал тревоги, Так выхватил из висевшего на стене футляра Пресветлое Копье. В течение суток сигнализация оповещала разных стражей. Предчувствуя истинную причину тревоги, Так возблагодарил судьбу, что не была она поднята в другой час. Поднявшись в лифте на уровень Града, он помчался к высившемуся на холме Музею.
Но было уже поздно.
Открытая витрина, смотритель без сознания и ни души в Музее — по причине, вероятно, царившего в Граде праздника.
Музейный комплекс располагался столь близко от Архивов, что Так успел заметить двоих, спускавшихся по противоположному склону холма.
Он взмахнул Пресветлым Копьем, но побоялся пустить его в ход.
— Стой! — закричал он. Они обернулись.
— Тебе-таки не удалось перехитрить сигнализацию! — воскликнул в сердцах один из них.
Он поспешно застегивал на талии свой широкий пояс.
— Уходи, уходи отсюда! — сказал он. — Я беру его на себя!
— Этого не может быть! Сигнализация отключена! — закричал его спутник. — Я…
— Прочь отсюда!
И он обернулся, поджидая Така. Спутник его бросился дальше вниз с холма, и Так заметил, что это была женщина.
— Положи на место, — выдавил из себя запыхавшийся Так. — Что бы ты там ни взял, положи это на место — и я, может быть, смогу скрыть…
— Нет, — сказал Сэм. — Слишком поздно. Теперь я равен здесь любому, и это мой единственный шанс ускользнуть. Я знаю тебя, Так от Архивов, и не хочу причинять тебе вред. Уходи — и побыстрее!
— Вот-вот здесь будет Яма! И…
— Я не боюсь Яму. Нападай или оставь меня — ну же!
— Я не могу на тебя напасть.
— Тогда до свидания, — и с этими словами Сэм, как воздушный шарик, поднялся в воздух.
Но только оторвался он от поверхности земли, как на склоне холма появился Яма, и в руках у него было оружие: хлипкая поблескивающая трубка с крохотным прикладом, но весьма внушительным спусковым устройством.
Он поднял ее и прицелился.
— Последнее предупреждение! — закричал он, но Сэм продолжал свое вознесение.
Тогда Яма выстрелил, и в ответ ему где-то в вышине над головой оглушительно треснул купол свода.
— Он принял свой Облик и обрел Атрибут, — объяснил Так. — Он обуздал энергию твоего оружия.
— Почему ты не остановил его? — спросил Яма.
— Не мог, Господин. Я подпал под его Атрибут.
— Не имеет значения, — сказал Яма. — Третий страж его осилит.
Обуздав гравитацию по своей воле, он возносился.
И в полете ощутил, что его преследует какая-то тень.
Она пряталась в засаде где-то на самой периферии зрения. Как он ни крутил головой, она все время ускользала от его взгляда. Но она все время была там — и она росла.
А впереди, прямо у него над головой возвышались врата, ведущие наружу. Талисман мог бы отомкнуть их запор, мог согреть Сэма среди наружного хлада, мог унести его, куда ему заблагорассудится…
И тут пришел звук бьющих по воздуху крыльев.
— Беги! — загрохотал у него в мозгу голос. — Поднажми, Бич! Быстрее! Еще быстрее!
Это было одно из самых странных ощущений, какие он только когда-либо испытывал.
Он чувствовал, как движется вперед, мчится к цели.
Но ничего не менялось. Врата не приближались. Несмотря на ощущение чудовищной скорости, он не двигался.
— Быстрее, Бич! Пошевеливайся! — кричал дикий, ревущий голос. — Постарайся обставить и ветер, и молнию!
Он попытался превозмочь ощущение движения.
И сразу же на него обрушились ветры, могучие ветры, бесконечно кружащие по Небесам.
Он справился с ними, но теперь голос звучал совсем рядом, хотя ничего, кроме тени, разглядеть ему так и не удавалось.
— «Чувства — это кони, а предметы — дороги их, — промолвил голос. — Если разум твой не сосредоточен, то теряет он свою проницательность».
И Сэм узнал в этих ревущих у него за спиною словах могущественные строки Катха Упанишады. — «И тогда, — продолжал голос, — не знают чувства узды, словно дикие, дурные кони у слабого колесничего».
И молнии раскололи над ним небо, и объяла его мгла.
Он попытался обуздать обрушившуюся на него энергию, но не нашел ничего.
— Все это не реально! — крикнул он.
— Что реально, а что нет? — вопросом ответил голос. — Ну а теперь кони сбежали от тебя.
И последовал миг жутчайшей черноты, словно двигался он в вакууме чувств. Потом — боль. Потом ничего.
Трудно быть старейшим действующим богом юности.
Он пришел в Палату Кармы, потребовал свидания с каким-нибудь наместником Колеса, предстал перед Владыкой, которому двумя днями ранее скрепя сердце пришлось отказаться от его зондирования.
— Ну? — поинтересовался он.
— Прошу прощения за отсрочку, Господин Муруган. Наш персонал задействован в приготовлениях к брачной церемонии.
— Они бражничают на стороне вместо того, чтобы готовить мое новое тело?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81