Сталин ее не тронул.
Анна Карпова тоже рано примкнула к большевикам, при царе дважды сидела в тюрьме. Студенты вспоминали ее с уважением как человека интеллигентого и внимательного. Во всяком случае при ней в институте учились дети растрелянных наркомов.
Комитет комсомола ИФЛИ работал под руководством парткома. Его возглавляли тоже известные люди — сначала болгарский философ Тодор Павлов. После войны он стал в Софии президентом Академии наук и членом политбюро болгарской компартии. Затем — Георгий Федорович Александров, тоже профессор. Он считался автором учебника по истории западноевропейской философии, но в реальности даже не читал классиков мировой философской мысли — в чем быстро убедились наиболее серьезные и пытливые студенты.
«Мы, — писал известный публицист Даниил Данин, — напрасно пытались получить у профессора Александрова консультацию по „Малой логике“ Гегеля, когда зачем-то принялись добровольно ее изучать. Мы не услышали ни одного ответа ни на один вопрос!
Выяснилось: руководитель кафедры философии никаких гегелевских сочинений в натуре не проходил, хотя эти сочинения были, как он доверительно сообщил нам, одним из трех источников марксизма».
Зато он оказался умелым партийным чиновником.
Александрова из института забрали в аппарат Коминтерна, оттуда перевели в ЦК партии. Он понравился Сталину и занял ключевую должность начальника управления пропаганды и агитации. Более того, Сталин нарушил все партийные традиции, введя Александрова, который еще не был членом ЦК, в состав оргбюро ЦК ВКП/б/, ведавшего руководящими кадрами — центральными и местными — и вообще всеми текущими партийными делами.
Это решение Сталин поддержал своим авторитетом, взяв слово на пленуме ЦК в марте сорок шестого года:
— Были разговоры, что будто бы оргбюро должно быть составлено только из членов ЦК. Никаких указаний на этот счет в уставе не имеется, и никаких запрещений нет. Пленум может ввести любого члена партии в оргбюро. Товарищ Александров кандидат в члены ЦК. Мы его вводим в оргбюро…
Но барская любовь недолга. Уже через год Сталин разочаровался в своем выдвиженце.
«Неопределенность, почти безликость и была главной, отличительной его чертой, — вспоминает Александрова один из руководителей югославской компартии Милован Джилас. — Он был невысок, коренаст, лыс, а его бледность и полнота показывали, что он не выходит из рабочего кабинета. Кроме общих замечаний и любезных улыбок — ни слова…»
Весной сорок седьмого года политбюро приняло решение провести вторую дискуссию по книге Александрова «История западноевропейской философии». Как будто появление этой книги было таким крупным событием, что заслуживало внимания высшего органа власти в стране!
Устроил эту маленькую интригу сам Сталин, который хотел, чтобы Александрова обвинили в идеологических ошибках, а еще лучше — и в плагиате.
Николай Семенович Патоличев, тогда секретарь ЦК, вспоминает, как после долгой беседы в кабинете Сталина все встали и пошли к выходу. Вождь вдруг сказал:
— Патоличев, задержитесь.
Все ушли. Николай Семенович стоит у двери, ждет, что скажет вождь. А тот что-то на столе перебирает. Время идет. Патоличев думает: не забыл ли вождь о нем? Наконец Сталин оторвался от письменного стола, сделал несколько шагов и спросил:
— Скажите, Александров сам пишет?
Патоличев твердо ответил:
— Александров пишет сам.
Сталин внимательно посмотрел на Патоличева, помолчал:
— Ладно, можете идти.
Вообще-то творческая манера Александрова, которого в сорок шестом сделали академиком, была известна в Москве. Рассказывали, как он вызывал к себе талантливого молодого ученого и говорил ему примерно следующее:
— Тут звонили из госбезопасности, справлялись о вас. Плохи ваши дела. Единственное для вас спасение — срочно написать такую-то книгу.
Тот в панике пишет, Александров запугивает его вновь и вновь и, в конце концов, получает рукопись, на которой смело ставит свое имя и отдает в издательство…
Учебник Александрова был компилятивный, он создавался с помощью ножниц и клея. Но раскритиковали его, разумеется, не по этой причине, а потому что так решило начальство. Александрова отстранили от руководства управлением пропаганды и из аппарата ЦК отправили руководить Институтом философии Академии наук.
После смерти Сталина над Александровым смилостивились и сделали его министром культуры. Но весной пятьдесят пятого совершенно случайно в подмосковной Валентиновке открылось «гнездо разврата», где весело развлекался с женщинами легкого поведения главный идеолог и партийный философ страны Георгий Федорович Александров, а с ним еще несколько высокопоставленных чиновников от культуры.
Писатель Корней Иванович Чуковский записал в дневнике:
«Подумаешь, какая новость! Я этого Александрова наблюдал в санатории в Узком. Каждый вечер он был пьян, пробирался в номер к NN и (как говорила прислуга) выходил оттуда на заре. Но разве в этом дело. Дело в том, что он бездарен, невежественен, хамоват, вульгарно-мелочен. Нужно было только поглядеть на него пять минут, чтобы увидеть, что это чинуша-карьерист, не имеющий никакого отношения к культуре. И его делают министром культуры!..
В городе ходит много анекдотов об Александрове. Говорят, что ему позвонили 8 марта и поздравили с женским днем.
— Почему вы поздравляете меня?
— Потому что вы главная наша проститутка».
Знаменитой балерине Майе Плисецкой министр культуры Александров показался «невзрачным и тусклым человечком — вылитый Кот в сапогах». Она с некоторым удивлением всматривалась в министра, который «проводил темные московские ночи в сексуальных оргиях с молоденькими, аппетитными советскими киноактрисами. Разве откажешь любимому министру?
По счастью, низкорослому, лысоватому философу любы были дородные женские телеса. Тощие, костлявые балеринские фигуры никаких вожделенных чувств у министра не вызывали. Большой балет остался в первозданной невинности».
Тогда уж Александрова вовсе выслали из Москвы и отправили работать в Минск, где он умер в пятьдесят три года…
Так что атмосфера свободомыслия в ИФЛИ компенсировалась такими профессиональными циниками, как секретарь институтского парткома Александров. Да и не один он такой был.
На филологическом факультете кафедрой заведовал Александр Михайлович Еголин, будущий член-корреспондент Академии наук. Его ушел в аппарат ЦК вслед за Александровым — руководить отделом художественной литературы. После войны он стал заместителем начальника управления пропаганды и агитации ЦК. С Александровым его роднило не только преподавание в ИФЛИ, но и неумеренная страсть к молоденьким девицам и к зарабатыванию денег с использованием служебного положения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110
Анна Карпова тоже рано примкнула к большевикам, при царе дважды сидела в тюрьме. Студенты вспоминали ее с уважением как человека интеллигентого и внимательного. Во всяком случае при ней в институте учились дети растрелянных наркомов.
Комитет комсомола ИФЛИ работал под руководством парткома. Его возглавляли тоже известные люди — сначала болгарский философ Тодор Павлов. После войны он стал в Софии президентом Академии наук и членом политбюро болгарской компартии. Затем — Георгий Федорович Александров, тоже профессор. Он считался автором учебника по истории западноевропейской философии, но в реальности даже не читал классиков мировой философской мысли — в чем быстро убедились наиболее серьезные и пытливые студенты.
«Мы, — писал известный публицист Даниил Данин, — напрасно пытались получить у профессора Александрова консультацию по „Малой логике“ Гегеля, когда зачем-то принялись добровольно ее изучать. Мы не услышали ни одного ответа ни на один вопрос!
Выяснилось: руководитель кафедры философии никаких гегелевских сочинений в натуре не проходил, хотя эти сочинения были, как он доверительно сообщил нам, одним из трех источников марксизма».
Зато он оказался умелым партийным чиновником.
Александрова из института забрали в аппарат Коминтерна, оттуда перевели в ЦК партии. Он понравился Сталину и занял ключевую должность начальника управления пропаганды и агитации. Более того, Сталин нарушил все партийные традиции, введя Александрова, который еще не был членом ЦК, в состав оргбюро ЦК ВКП/б/, ведавшего руководящими кадрами — центральными и местными — и вообще всеми текущими партийными делами.
Это решение Сталин поддержал своим авторитетом, взяв слово на пленуме ЦК в марте сорок шестого года:
— Были разговоры, что будто бы оргбюро должно быть составлено только из членов ЦК. Никаких указаний на этот счет в уставе не имеется, и никаких запрещений нет. Пленум может ввести любого члена партии в оргбюро. Товарищ Александров кандидат в члены ЦК. Мы его вводим в оргбюро…
Но барская любовь недолга. Уже через год Сталин разочаровался в своем выдвиженце.
«Неопределенность, почти безликость и была главной, отличительной его чертой, — вспоминает Александрова один из руководителей югославской компартии Милован Джилас. — Он был невысок, коренаст, лыс, а его бледность и полнота показывали, что он не выходит из рабочего кабинета. Кроме общих замечаний и любезных улыбок — ни слова…»
Весной сорок седьмого года политбюро приняло решение провести вторую дискуссию по книге Александрова «История западноевропейской философии». Как будто появление этой книги было таким крупным событием, что заслуживало внимания высшего органа власти в стране!
Устроил эту маленькую интригу сам Сталин, который хотел, чтобы Александрова обвинили в идеологических ошибках, а еще лучше — и в плагиате.
Николай Семенович Патоличев, тогда секретарь ЦК, вспоминает, как после долгой беседы в кабинете Сталина все встали и пошли к выходу. Вождь вдруг сказал:
— Патоличев, задержитесь.
Все ушли. Николай Семенович стоит у двери, ждет, что скажет вождь. А тот что-то на столе перебирает. Время идет. Патоличев думает: не забыл ли вождь о нем? Наконец Сталин оторвался от письменного стола, сделал несколько шагов и спросил:
— Скажите, Александров сам пишет?
Патоличев твердо ответил:
— Александров пишет сам.
Сталин внимательно посмотрел на Патоличева, помолчал:
— Ладно, можете идти.
Вообще-то творческая манера Александрова, которого в сорок шестом сделали академиком, была известна в Москве. Рассказывали, как он вызывал к себе талантливого молодого ученого и говорил ему примерно следующее:
— Тут звонили из госбезопасности, справлялись о вас. Плохи ваши дела. Единственное для вас спасение — срочно написать такую-то книгу.
Тот в панике пишет, Александров запугивает его вновь и вновь и, в конце концов, получает рукопись, на которой смело ставит свое имя и отдает в издательство…
Учебник Александрова был компилятивный, он создавался с помощью ножниц и клея. Но раскритиковали его, разумеется, не по этой причине, а потому что так решило начальство. Александрова отстранили от руководства управлением пропаганды и из аппарата ЦК отправили руководить Институтом философии Академии наук.
После смерти Сталина над Александровым смилостивились и сделали его министром культуры. Но весной пятьдесят пятого совершенно случайно в подмосковной Валентиновке открылось «гнездо разврата», где весело развлекался с женщинами легкого поведения главный идеолог и партийный философ страны Георгий Федорович Александров, а с ним еще несколько высокопоставленных чиновников от культуры.
Писатель Корней Иванович Чуковский записал в дневнике:
«Подумаешь, какая новость! Я этого Александрова наблюдал в санатории в Узком. Каждый вечер он был пьян, пробирался в номер к NN и (как говорила прислуга) выходил оттуда на заре. Но разве в этом дело. Дело в том, что он бездарен, невежественен, хамоват, вульгарно-мелочен. Нужно было только поглядеть на него пять минут, чтобы увидеть, что это чинуша-карьерист, не имеющий никакого отношения к культуре. И его делают министром культуры!..
В городе ходит много анекдотов об Александрове. Говорят, что ему позвонили 8 марта и поздравили с женским днем.
— Почему вы поздравляете меня?
— Потому что вы главная наша проститутка».
Знаменитой балерине Майе Плисецкой министр культуры Александров показался «невзрачным и тусклым человечком — вылитый Кот в сапогах». Она с некоторым удивлением всматривалась в министра, который «проводил темные московские ночи в сексуальных оргиях с молоденькими, аппетитными советскими киноактрисами. Разве откажешь любимому министру?
По счастью, низкорослому, лысоватому философу любы были дородные женские телеса. Тощие, костлявые балеринские фигуры никаких вожделенных чувств у министра не вызывали. Большой балет остался в первозданной невинности».
Тогда уж Александрова вовсе выслали из Москвы и отправили работать в Минск, где он умер в пятьдесят три года…
Так что атмосфера свободомыслия в ИФЛИ компенсировалась такими профессиональными циниками, как секретарь институтского парткома Александров. Да и не один он такой был.
На филологическом факультете кафедрой заведовал Александр Михайлович Еголин, будущий член-корреспондент Академии наук. Его ушел в аппарат ЦК вслед за Александровым — руководить отделом художественной литературы. После войны он стал заместителем начальника управления пропаганды и агитации ЦК. С Александровым его роднило не только преподавание в ИФЛИ, но и неумеренная страсть к молоденьким девицам и к зарабатыванию денег с использованием служебного положения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110