«Да здравствует Король! — кудахчут они. — Которому мы обязаны всем нашим счастьем».
Разбухшие от воображаемой свободы, коль не от жира, великие лорды всех лордов взирают сверху вниз бульдожьими глазами и улыбаются. «Все хорошо, — вздыхают они. — Да здравствует король! Все хорошо!» Закон правит миром. Жестокость людская скована цепью с добром (читай: с королем): сила закона рубит голову укравшему хлеба кусок и вытирает топор. — Смерть по Книге.
Думай, потеющий зверь! Гляди, думай!
Откуда эти обноски на спинах твоих добрых защитников?
Почему хлебокрад умирает, а тан кровожадный, уплатив за ловкий трюк дорогим адвокатам, избегает наказания?
Думай! Сожми свое сморщенное лицо и ухвати за кончик заусеницу ускользающей мысли: Жестокость прорубает в лесах, где ты играл в своивольные игры, дыру, набитую кучей лачуг. Жестокость не большезаконна тогда, чем волчьи нравы. Жестокостью нынче запирают нас вместе меня и тебя, старик; подчиняют нас грязной плебейской жестокости. Отойдем-ка мы в тень. Я бы хотел перекинуться словом с тобой и твоим бородавчатым сыном.
Сцена: Хродульф в лесу
Надо мною — ореха лесного листва.
Прохладные черные ветви тянутся
К солнцу и застят мне свет.
В раскидистой кроне, в пятнистой чащобе
для пташек приют. И проворные белки
шныряют по щедрой древа руке, —
земля ж у подножья мертва.
Вот странности рока! Тиран ли орех,
коль тьмой удушает побеги и губит траву?
Если соки сосет из земли, щадя лишь своих
благородных гостей, порхающих в небе?
И проклят ли будет за то, что беспечным пичугам
в листве предложит он кров? Кто рассудит?
Закон на земле — это зимний закон, случайный. Я тоже могу быть жесток: неистовой волей скрутить свои дни и так же в деяниях славу добыть.
Избавлю себя я от смутных сомнений, желанья зажму я в железный кулак, — старье же пускай рассыпается в прах!
Она треплет мне волосы с доброй улыбкой, Доверяясь любовной игре: дать и взять. У меня в голове пляшет мысль об ошибке: Что-то есть посильней, чем любовь или страсть.
Рвется к солнцу туманная башня ствола, Омертвела земля у корней, умерла; Я ветер глотаю и капли дождя.
Сцена: Королева у постели Хродульфа.
Говорит Вальтеов:
Так юн, так печален? И даже во сне?
Ведь худшие годы, мой милый, грядут.
Ты нянчишь малюток, но ведомо мне,
По праву рожденья потом перейдут
К ним все эти кольца! И вот уже тогда,
Как юные братья воссядут на трон,
Любовь охладеет твоя навсегда,
Улыбку сотрет принужденный поклон.
Я в детстве любила, о да! Глубоко,
Спокойно, как в море вода подо льдом.
Но время прошло, мне жилось нелегко,
И нынче никак не забыться мне сном.
Короче, я наблюдал, как в нем зрела идея насилия, а в них поднимались мрачные предчувствия, и я (старый бродяга по дорогам ада, скиталец по краю земли) веселился, в злобе черпая радость, — О, из преисподней кормясь! Он почти не разговаривал, когда впервые появился при дворе, — тощий, прыщавый, безбородый, — только юношеский пушок над верхней губой и на подбородке. К концу года он вообще перестал разговаривать, говорил только по необходимости да еще когда изредка встречался в лесу с очень старым грязным крестьянином, своим советником. У Хродульфа были черные как смоль волосы и карие немигающие глаза. Он всегда стоял, выставив вперед голову и надув губы, словно мучительно стараясь что-то вспомнить. У старика — по прозвищу Рыжий Конь — был вечно испуганный взгляд, круглые красные глаза и точно такой же рот, седые волосы, вспыхивавшие белым пламенем вокруг сияющего под солнцем лысого темени: вид человека, который внезапно что-то вспомнил. Я шел за ними по тенистым тропкам, усеянным черепами, — поскольку я часто гулял там (но наши путешественники черепов не замечали), — Хродульф спотыкался о корни и камни, старик припадал на хромую негнущуюся ногу. Разговаривая, он брызгал слюной. Глаза его бегали. Он вонял.
— Для того чтобы выйти за пределы законности, нужно исключительное стечение обстоятельств, которое послужит толчком, — орал старик. Он был глуховат и поэтому кричал так, словно все остальные тоже страдали глухотой. — Побуждение к насилию связано с общей переоценкой обычных устоявшихся ценностей. Самые гнусные преступления одним махом должны быть преобразованы в героические и похвальные деяния. Если перевброт потерпит неудачу, это произойдет потому, что тех, кто пойдет за тобой, испугает твоя собственная безжалостность.
Хродульф упал. Старик рассеянно продолжал ковылять по тропинке, размахивая кулаками. Хродульф с некоторым изумлением осмотрелся, понял, что лежит, и поднялся. Он едва не упал снова, пытаясь опереться на своего советчика.
— Не соверши ошибку, мой возлюбленный принц, — заорал старик. — Полное уничтожение существующих институтов и существующей морали есть акт творения. Религиозный акт. Убийство и насилие — это жизнь и душа переворота. Полагаю, ты не станешь смеяться над этими словами. Есть масса идиотов, у которых это вызовет смех.
О нет, сэр, — сказал Хродульф.
Именно так! На что претендует королевство?Сохранить ценности общества, достигнуть согласия, поднять уровень жизни! Другими словами, защитить власть людей, находящихся у власти, и не допустить к власти всех остальных. Путем общественного договора, разумеется; так утверждают лживые книги. И в этом они преуспевают. Мы дадим им такую возможность.
Хродульф кивнул.
Мы обязаны им это дать.
Само собой, вознаградим людей, которые в наибольшей степени подходят Системе. Главных танов короля, их ближайших слуг и так далее, вплоть до людей, которые вообще не вписываются в Систему.Никаких проблем. Отошли этих в самые захолустные уголки королевства, мори их голодом, бросай в тюрьмы или пошли на войну.
Значит, так это происходит…
Но удовлетвори алчность большинства, и тогда остальные не причинят тебе вреда. Вот так. Ты еще не избавился от ложных представлений о согласии. Если самые бедные из рабочих начинают ворчать, провозглашай, что государственная власть выше общества, она управляет им, удерживает его в рамках установленного порядка, являясь безличной и высшей справедливостью. А если рабочие не пойдут на примирение? Кричи: «Закон!» Кричи: «Общее благо!» — и примени репрессии: арестуй и казни нескольких.
Грязное мошенничество, — сказал Хродульф и прикусил губу. В глазах у него были слезы. Старый раб засмеялся.
Точно, мой мальчик! Что такое государство во время внутреннего или внешнего кризиса? Что такое государство, когда деньги ничего не стоят? Ответ очевиден и прост! О да! Если несколько человек отказываются работать, приезжает полиция. Если границам угрожают, выходит армия. Сила общества — это жизнь и душа любого государства: не только армия и полиция, но также тюрьмы, судьи, сборщики налогов, все мыслимые способы принуждения и подавления.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
Разбухшие от воображаемой свободы, коль не от жира, великие лорды всех лордов взирают сверху вниз бульдожьими глазами и улыбаются. «Все хорошо, — вздыхают они. — Да здравствует король! Все хорошо!» Закон правит миром. Жестокость людская скована цепью с добром (читай: с королем): сила закона рубит голову укравшему хлеба кусок и вытирает топор. — Смерть по Книге.
Думай, потеющий зверь! Гляди, думай!
Откуда эти обноски на спинах твоих добрых защитников?
Почему хлебокрад умирает, а тан кровожадный, уплатив за ловкий трюк дорогим адвокатам, избегает наказания?
Думай! Сожми свое сморщенное лицо и ухвати за кончик заусеницу ускользающей мысли: Жестокость прорубает в лесах, где ты играл в своивольные игры, дыру, набитую кучей лачуг. Жестокость не большезаконна тогда, чем волчьи нравы. Жестокостью нынче запирают нас вместе меня и тебя, старик; подчиняют нас грязной плебейской жестокости. Отойдем-ка мы в тень. Я бы хотел перекинуться словом с тобой и твоим бородавчатым сыном.
Сцена: Хродульф в лесу
Надо мною — ореха лесного листва.
Прохладные черные ветви тянутся
К солнцу и застят мне свет.
В раскидистой кроне, в пятнистой чащобе
для пташек приют. И проворные белки
шныряют по щедрой древа руке, —
земля ж у подножья мертва.
Вот странности рока! Тиран ли орех,
коль тьмой удушает побеги и губит траву?
Если соки сосет из земли, щадя лишь своих
благородных гостей, порхающих в небе?
И проклят ли будет за то, что беспечным пичугам
в листве предложит он кров? Кто рассудит?
Закон на земле — это зимний закон, случайный. Я тоже могу быть жесток: неистовой волей скрутить свои дни и так же в деяниях славу добыть.
Избавлю себя я от смутных сомнений, желанья зажму я в железный кулак, — старье же пускай рассыпается в прах!
Она треплет мне волосы с доброй улыбкой, Доверяясь любовной игре: дать и взять. У меня в голове пляшет мысль об ошибке: Что-то есть посильней, чем любовь или страсть.
Рвется к солнцу туманная башня ствола, Омертвела земля у корней, умерла; Я ветер глотаю и капли дождя.
Сцена: Королева у постели Хродульфа.
Говорит Вальтеов:
Так юн, так печален? И даже во сне?
Ведь худшие годы, мой милый, грядут.
Ты нянчишь малюток, но ведомо мне,
По праву рожденья потом перейдут
К ним все эти кольца! И вот уже тогда,
Как юные братья воссядут на трон,
Любовь охладеет твоя навсегда,
Улыбку сотрет принужденный поклон.
Я в детстве любила, о да! Глубоко,
Спокойно, как в море вода подо льдом.
Но время прошло, мне жилось нелегко,
И нынче никак не забыться мне сном.
Короче, я наблюдал, как в нем зрела идея насилия, а в них поднимались мрачные предчувствия, и я (старый бродяга по дорогам ада, скиталец по краю земли) веселился, в злобе черпая радость, — О, из преисподней кормясь! Он почти не разговаривал, когда впервые появился при дворе, — тощий, прыщавый, безбородый, — только юношеский пушок над верхней губой и на подбородке. К концу года он вообще перестал разговаривать, говорил только по необходимости да еще когда изредка встречался в лесу с очень старым грязным крестьянином, своим советником. У Хродульфа были черные как смоль волосы и карие немигающие глаза. Он всегда стоял, выставив вперед голову и надув губы, словно мучительно стараясь что-то вспомнить. У старика — по прозвищу Рыжий Конь — был вечно испуганный взгляд, круглые красные глаза и точно такой же рот, седые волосы, вспыхивавшие белым пламенем вокруг сияющего под солнцем лысого темени: вид человека, который внезапно что-то вспомнил. Я шел за ними по тенистым тропкам, усеянным черепами, — поскольку я часто гулял там (но наши путешественники черепов не замечали), — Хродульф спотыкался о корни и камни, старик припадал на хромую негнущуюся ногу. Разговаривая, он брызгал слюной. Глаза его бегали. Он вонял.
— Для того чтобы выйти за пределы законности, нужно исключительное стечение обстоятельств, которое послужит толчком, — орал старик. Он был глуховат и поэтому кричал так, словно все остальные тоже страдали глухотой. — Побуждение к насилию связано с общей переоценкой обычных устоявшихся ценностей. Самые гнусные преступления одним махом должны быть преобразованы в героические и похвальные деяния. Если перевброт потерпит неудачу, это произойдет потому, что тех, кто пойдет за тобой, испугает твоя собственная безжалостность.
Хродульф упал. Старик рассеянно продолжал ковылять по тропинке, размахивая кулаками. Хродульф с некоторым изумлением осмотрелся, понял, что лежит, и поднялся. Он едва не упал снова, пытаясь опереться на своего советчика.
— Не соверши ошибку, мой возлюбленный принц, — заорал старик. — Полное уничтожение существующих институтов и существующей морали есть акт творения. Религиозный акт. Убийство и насилие — это жизнь и душа переворота. Полагаю, ты не станешь смеяться над этими словами. Есть масса идиотов, у которых это вызовет смех.
О нет, сэр, — сказал Хродульф.
Именно так! На что претендует королевство?Сохранить ценности общества, достигнуть согласия, поднять уровень жизни! Другими словами, защитить власть людей, находящихся у власти, и не допустить к власти всех остальных. Путем общественного договора, разумеется; так утверждают лживые книги. И в этом они преуспевают. Мы дадим им такую возможность.
Хродульф кивнул.
Мы обязаны им это дать.
Само собой, вознаградим людей, которые в наибольшей степени подходят Системе. Главных танов короля, их ближайших слуг и так далее, вплоть до людей, которые вообще не вписываются в Систему.Никаких проблем. Отошли этих в самые захолустные уголки королевства, мори их голодом, бросай в тюрьмы или пошли на войну.
Значит, так это происходит…
Но удовлетвори алчность большинства, и тогда остальные не причинят тебе вреда. Вот так. Ты еще не избавился от ложных представлений о согласии. Если самые бедные из рабочих начинают ворчать, провозглашай, что государственная власть выше общества, она управляет им, удерживает его в рамках установленного порядка, являясь безличной и высшей справедливостью. А если рабочие не пойдут на примирение? Кричи: «Закон!» Кричи: «Общее благо!» — и примени репрессии: арестуй и казни нескольких.
Грязное мошенничество, — сказал Хродульф и прикусил губу. В глазах у него были слезы. Старый раб засмеялся.
Точно, мой мальчик! Что такое государство во время внутреннего или внешнего кризиса? Что такое государство, когда деньги ничего не стоят? Ответ очевиден и прост! О да! Если несколько человек отказываются работать, приезжает полиция. Если границам угрожают, выходит армия. Сила общества — это жизнь и душа любого государства: не только армия и полиция, но также тюрьмы, судьи, сборщики налогов, все мыслимые способы принуждения и подавления.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34