— В Каире так никогда не было, — с радостным смехом говорила она.
— Вот что я тебе скажу, — серьезно сказала Соад. — Если ты пойдешь с нами, я тебе уступлю Абдуллу. Он лучший мужик в лагере. А я уж займусь его приятелем.
Лейла посмотрела на нее.
— Меня это не интересует.
— Для кого ты себя бережешь? — спросила Соад. — Даже если тебе лично ничего не надо, это часть твоих обязанностей. Разве командир не говорила нам, что мы должны давать покой и наслаждение нашим мужчинам? И я не вижу лучшего способа, как в одно и то же время объединять дело и удовольствие.
Лейла не могла удержаться от смеха. Соад думала только об одном.
— Ты фантастическая личность, — сказала она. — Но никто из этих мужчин меня не привлекает.
— Ты этого никогда не узнаешь, пока сама не попробуешь, — сказала Соад. — Мужчина может преподнести тебе сюрприз. Порой самые классные любовники выглядят сущими замухрышками.
Лейла отрицательно покачала головой.
На лице Соад появилось удивленное выражение.
— Никак ты девственница?
Лейла улыбнулась.
— Нет.
— Значит, ты влюблена. — Это был не вопрос, а утверждение.
— Нет.
Соад растерялась.
— Тогда я тебя не понимаю.
Это было честное признание с ее стороны. Но как Лейла могла заставить эту женщину понять, что на свете есть и более важные вещи, чем секс?
Глава 8
После побудки прошло не более десяти минут, когда дверь барака неожиданно распахнулась, и Хамид гаркнул с порога:
— Внимание!
Полуодетые женщины торопливо кинулись занимать свои места и застыли у коек по стойке смирно.
Хамид сделал шаг в сторону, пропуская вперед командира. Быстро окинув убранство помещения, она вышла на середину барака, сопровождаемая Хамидом. Вид полуголых женщин не остановил на себе её внимания.
Прежде чем заговорить, несколько томительных мгновений она молчала. Голос ее был спокоен и бесстрастен.
— Сегодня — ваш последний день здесь. Подготовка окончена. Свою работу мы сделали. Лагерь расформировывается, и каждая из вас приступит к исполнению своих обязанностей в соответствующем месте.
Она сделала паузу. Женщины стояли застыв, не отрывая глаз от ее лица.
— Я горжусь вами, — сказала она. — Горжусь всеми. Есть люди, которые смотрят на нас со скепсисом и разочарованием. Они говорят, что женщина, особенно арабская женщина, не может стать хорошим солдатом, что она годится лишь для того, чтобы готовить, стирать и смотреть за детьми. Мы доказали, что они не правы. Вы члены «Аль-Иквах». В нашей армии вы равны мужчинам. Вы прошли ту же подготовку, что и они, и вы ни, в чем не уступили им.
Женщины по-прежнему молчали.
— У вас будет ровно час, чтобы упаковать вещи и быть готовыми к отправке, — сказала командир. — Каждой из вас я дам персональное назначение. Оно не должно, я повторяю, не должно обсуждаться между вами. Оно совершенно секретно и относится лично к каждой из вас. Любой разговор о будущем назначении будет расцениваться как предательство и караться смертью, ибо одно случайно оброненное слово может привести к гибели многих ваших товарищей.
У дверей она снова повернулась лицом к ним.
— Ан-наср! Я приветствую вас! И да защитит вас Аллах! — ее рука взметнулась в салюте.
— Ан-наср! — крикнули они, отдавая ответное приветствие. — Идбах аль-аду!
Как только за командиром закрылась дверь, помещение наполнилось голосами.
— Грядет что-то большое.
— Нам говорили об этом месяц назад.
— Что-то не так.
Лейла не участвовала в разговорах. Открыв шкафчик, она стала вынимать ту одежду, в которой прибыла сюда. В аккуратную стопку на постели сложила форму и рабочую робу.
С собой у нее был небольшой рюкзачок, и она открыла его. Вынув синие джинсы, которые купила во Франции перед отправкой в лагерь, Лейла развернула их. Глядя на них, она почувствовала, как изменились очертания фигуры. Джинсы, прежде туго обтягивавшие ее, теперь свободно висели на талии и сзади. Даже рубашка стала ей велика, и она закатала рукава. Засунув рубашку в брюки, она надела на ноги мягкие сандалии. Положив в рюкзак гребенку, щетку и косметику, она тщательно проверила шкафчик: он был пуст. Она затянула завязки рюкзака.
Присев на кровать, Лейла закурила. Остальные женщины продолжали обсуждать, что брать с собой, а что оставить. Соад искоса посмотрела на нее.
— Ты надела твою собственную одежду?
Лейла кивнула.
— Командир сказала о личных вещах. Здесь только то, что принадлежит мне.
— А как насчет формы? — спросила другая женщина.
— Если бы они хотели, чтобы мы взяли ее, то сказали бы об этом.
— Я думаю, Лейла права, — сказала Соад. Она склонилась к своему шкафчику и вздохнула с разочарованием. — Ничего не подходит. Все стало таким большим!
Лейла засмеялась.
— Это не так плохо. — Она вынула сигареты. — Подумай, как приятно будет влезть во все новое.
Когда они вышли из здания, солнце уже поднялось над горами. Утренний воздух был чистым и свежим. Они дышали полной грудью.
— Готова? — откуда-то сзади раздался голос Хамида.
Лейла повернулась. Он стоял, прислонившись к стене, и неизменная сигарета свисала у него с губ.
— Я всегда готова, — сказала она.
Он упорно не отводил от нее глаз.
— Знаешь, а ведь ты не похожа на всех остальных.
Она не ответила.
— Ты не должна была оказаться здесь. Ты богата. У тебя может быть все, чего ты пожелаешь. — Наемник оценивающе смотрел на нее.
— Неужто? Откуда ты знаешь, что мне надо?
— Ведь ты не веришь во все эти пустые разговоры, не так ли? — Он засмеялся. — Я прошел уже через три войны. И каждый раз все то же самое. Лозунги, вопли, угрозы, обещания кровавой мести. А как только начинают свистеть пули, все как ветром сдувает. Они берут ноги в руки и бегут. Только политики талдычат то же самое.
— Может быть, когда-нибудь все изменится, — сказала она.
Хамид выудил из кармана еще сигарету и прикурил от первой.
— Как ты думаешь, что будет, если мы отвоюем Палестину?
— Люди обретут свободу, — сказала она.
— Свободу для чего? Свободу голодать, как все мы? Столько денег поступает к нам из всех арабских стран, а люди по-прежнему голодны.
— И это тоже придется менять.
— Неужели ты думаешь, что Хуссейн, нефтяной шейх, и даже твой отец со своим принцем добровольно поделятся своим богатством? Ведь они могли бы даже сейчас сделать хоть что-то. Но если мы победим и не заставим их, то что тогда? Кто заставит их поделиться добром? Нет, они станут еще богаче.
— Народ заставит их.
Хамид горько рассмеялся.
— Мне жаль, что эта работа закончена. Здесь было неплохо. Теперь придется искать другую.
— Что ты имеешь в виду? — спросила она. — Разве у них нет для тебя другого дела?
— Дела? — Он снова рассмеялся. — Я профессионал. Мне надо платить. Тысячу ливанских фунтов в месяц за эту работу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89