— Ты так говоришь, потому что шибко искренний или потому что хочешь схлопотать по морде?
— Я говорю так потому, что сам на это не способен. Нам с другом однажды предложили такую работенку, мы попробовали поднять гитару, надорвали себе спину, и вдобавок нам ни хрена не заплатили.
Окружающие ржут как кони, им и невдомек, что это чистая правда.
— Ему во что бы то ни стало нужно щелкнуть Мадонну в гримерке, совсем одну, до и после концерта. И во всем Париже одни только эти ребята могут провести его за кулисы. Я обещал ему это устроить. И в лепешку разобьюсь, но сдержу слово. Уговор дороже денег. Вот она — твоя цена.
Все ясно. Жан-Луи мог бы меня продать и за обезьяну Майкла Джексона, не то что за Мадонну.
— Мне-то самому плевать на тебя, я человек мирный, даже на халявщиков зла не держу, все равно вас всех не передавишь. Но какого хрена ты явился в мой бар с чучелом да еще пробил мне башку?
— Не знаю, что сказать…
— Ну и молчи, черт с тобой… мы свое отработали, больше тебя не тронем. Хватит, порезвились. Теперь дело за Жераром.
Я спросил себя, уж не собирается ли он пожать мне руку в знак примирения.
Теперь дело за Жераром.
Постепенно до меня дошло, что скорпион — благородное создание. Потому-то он предпочитает самоубийство. Это вам не таракан какой-нибудь. Таракан обладает прискорбным свойством цепляться за жизнь. Он может протянуть года четыре, если не попадет под чей-либо безжалостный каблук. Я безуспешно попытался вспомнить название крылатого насекомого, чей век длится всего одну ночь.
* * *
В ожидании Жерара я сказал им, что он не станет кончать меня здесь, в этом мерзком бараке; если он еще не расстался с мыслью убить меня, то сделает это на публике, голыми руками, да еще заручится какими-нибудь смягчающими обстоятельствами и надежными свидетелями, а не парнями из мотоклуба — Жерар не дурак, он рисковать не станет, он заранее все обдумал, чтобы разыграть непредумышленное убийство в состоянии аффекта. Я выложил им все это, всхлипывая и запинаясь, но в душе был по-прежнему глубоко убежден, что Жерар блефовал, просто хотел выпендриться перед дружками. Я выложил им все это, чтобы включиться в его игру, понять логику безумца.
Они выслушали мою аргументацию. Спокойно и бесстрастно. Фред заявил, что два дня назад это еще было правдой. Но после гибели своего «харлея» Жерар начисто забыл о карьере убийцы, отложив свой план на будущее, — для этого ему сгодится первый встречный. А сейчас он просто раздавлен потерей своего железного коня. И не желает ничего обдумывать заранее. Да он и думать-то разучился, наш Жерар. Ему жизнь не мила. Еще бы — снести от меня такое унижение, такой стыд и позор, а потом и гибель своего кумира, уничтоженного прямо на его глазах…
— Теперь он обойдется 38-м калибром, хлоп — и готово, ты даже и моргнуть не успеешь.
Нет, нет! Пока он не пришел, пока я не увижу его глаза, пока не услышу его голос, я все равно не поверю во все эти россказни.
— Жерар — он ведь под защитой, усек? И не только под нашей. Жерара трогать опасно…
С этими словами один из них, проходя мимо меня, чиркает рукой по горлу, от уха до уха.
* * *
Мы ждали долго. Молча.
— Три часа… а он обещал подскочить минут через десять.
— Да, тут что-то не так. Я сам говорил с ним по телефону, он прямо завопил от восторга, когда я сказал, что парень у нас. Орал, что готов прикатить даже на «японке», чем подарить ему лишние пятнадцать минут жизни.
Фред велит одному из своих съездить узнать, в чем дело, и обращается ко мне.
— Ничего, не переживай, это только отсрочка. Дыши пока, хохми, думай о приятном, спой чего-нибудь.
Нет, нет! Пока я не прочту в его глазах жажды убийства, я не смогу в это поверить.
Ворота ангара приоткрываются, пропуская внутрь черную полоску ночи, мотоцикл трогается с места, готовый выехать наружу. Яростный прерывистый рев акселератора.
И вдруг мертвая тишина. Мотор умолк.
— Ну, какого хрена, Эрик? — орет Фред.
Друг Эрик не отвечает. Я вижу, как он медленно сходит с мотоцикла там, за воротами, и наклоняется к порогу ангара. Фред начинает нервничать, остальные тоже. Эрик садится наземь и обхватывает голову руками. Вся банда разом кидается вперед, держась кучно, словно боится нападения. Я робко плетусь сзади, метрах в десяти. Они стоят кружком, двое из них изумленно вскрикнули, третий зажал руками рот, удерживая рвотный позыв. Я не сразу увидел, что там, в центре, мне пришлось несколько раз обойти их тесный крут, чтобы пробиться внутрь; меня толкал туда острый интерес, куда более острый, чем у остальных. Наконец я тронул за плечо одного из них; он глянул на меня с ужасом, как на Антихриста, растолкал остальных и попятился, давая мне пройти.
На земле лежало что-то отдаленно похожее на человека. Тело, на котором не осталось живого места. Сплошные дыры. В дырах виднелись кости. И разорванные сухожилия. И кровь, кровавое месиво от шеи до колен. Странная поза: руки вскинуты к голове, как у мальчишки, которого бьют. Но признать его легко: те, кто это сделал, оставили лицо нетронутым.
Щеки вздулись, вот-вот лопнут, изо рта торчит рукоятка пистолета. Наверняка того самого, который он заготовил для меня. Ствол засунут прямо в горло.
Один из парней начал блевать, второй последовал его примеру. Тут я понял, что буду покрепче некоторых. Я нагнулся, чтобы прочесть наконец свою судьбу в глазах Жерара, но они были пусты. Тогда я попытался найти в себе самом отвращение, ужас, потаенный страх смерти, но ничего такого не обнаружил, ничего, кроме мрачной эйфории, позволившей мне стойко перенести этот кошмарный маскарад. В этой позе, с этой штукой во рту, труп напомнил мне всего лишь жареного зайца «с кровью» и с яблочком в зубах.
Один из мотоциклов рванул с места, и это послужило сигналом для панического бегства остальных. Оторвавшись от созерцания трупа, их потрясенные глаза обратились на меня. Парни медленно стали от меня отступать. Только что не с поднятыми руками.
— Я не знаю, кто это сделал! — крикнул я, стараясь перекрыть рев мотоциклов.
Теперь в их взглядах зажегся огонь совсем другого рода, это был ужас, они смотрели на меня, как на чудовище. Фред — и тот поддался панике, вскочил на свой мотоцикл, торопясь бежать, бежать с этого проклятого места, от этого окровавленного трупа, который валялся там, на пороге, и который еще вчера был его другом, бежать от Дьявола во плоти, Дьявола, которому не нравится, когда на него ссут. Я вспомнил его последние слова: Жерара трогать опасно… Он под защитой.
Не к добру он это сказал, поспешил. И вот что мне хочется ему ответить, пока он судорожно, едва не вывихнув лодыжку, жмет на стартер своей машины: «Вот видишь, оказывается, можно тронуть и твоего Жерара, и превратить его в сито, и вбить ему в глотку пистолет, и никто его не защитит, это у меня есть надежный защитник, и это меня вы превратили в футбольный мяч… » Воздев руки над головой, оскалившись и высунув язык, я злорадствовал, нагоняя на них тот ужас, который они только что нагоняли на меня самого:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54