Брайен сказал, что, когда они с тетей вошли в гостиную, мать сбежала вниз по лестнице с какими-то фотографиями в руках.
– С теми, на которых была моя мама? – прошептала Лесия, охваченная страхом. Кин кивнул.
– Она поднесла их к свече, чтобы сжечь, она явно была в истерике… Отец выхватил их у нее, но на ней уже загорелась одежда. По словам Брайена, на плечах у нее был широкий газовый шарф… Они с отцом пытались сбить пламя, но она вырвалась и с криком бросилась вверх по лестнице.
Лесия стояла неподвижно, пытаясь понять психику женщины, искавшей спасения в комнате маленького сынишки. Какие ужасные воспоминания оставила она в его памяти!
Кин тем временем продолжал четким, твердым и ровным голосом:
– Она умерла спустя пять месяцев. Тетя Софи утверждает, что все это время отец был при ней, он даже на работу не мог ходить, не то что ездить в Австралию. Он дождался, пока на меня перепишут материнское наследство, чтобы обеспечить мое будущее, а потом покончил с собой. Так что моей сестрой ты быть никак не можешь.
Лесия шагнула вперед и обняла его, повторяя снова и снова: «Все хорошо, все хорошо»… – до тех пор, пока мышцы его тела не расслабились, а руки не сомкнулись вокруг нее. Но, даже ощущая его тепло и силу, вдыхая любимый запах, который одновременно успокаивал и волновал, Лесия знала, что все напрасно. Слова Кина – монотонность и размеренность речи и безжизненная усталость, с какой выразил он свои чувства, – дали ей понять, что надежды нет. Моника явилась причиной ужасной гибели его матери, и, глядя на Лесию, он всегда будет видеть охваченную пламенем фигуру, которая преследовала его в ночных кошмарах.
– Я должен идти, – сказал он решительно и твердо.
– Да. Будь осторожен. – Она уронила руки вдоль тела и, отступив назад, смотрела, как он исчез в дверях. Потом подошла к окну и увидела: Кин, словно не мог удержаться, взглянул вверх и махнул ей рукой.
Через три недели Лесия неторопливо шла по главной улице маленького шикарного курортного городка, расположенного к северу от Брисбена в Австралии. На ней были шорты и футболка. Раньше ей нравилась эта обстановка: пальмы, пляж, магазинчики с сувенирами и общая атмосфера праздника, характерная для места, куда люди приезжают отдохнуть и повеселиться. А теперь Лесия даже удивлялась, что в самую ясную погоду небо кажется ей сумрачным, что ее не радуют изысканные лакомства и вообще ушли из жизни веселье и интерес.
Но она мужественно твердила себе, что преодолеет это состояние – отчаяние и уныние были слишком сильны, чтобы продолжаться долго. Она надеялась.
– Лесия! – прозвучало за ее спиной.
На секунду у нее остановилось сердце. Очень медленно, держа спину и шею так прямо, что напряжение ощущалось даже в пальцах ног, Лесия обернулась…
Ее сердце снова и громко забилось. Она попыталась улыбнуться, подумав при этом, как ужасно эта попытка, должно быть, выглядит со стороны.
– Здравствуй, Кин, – сказала она настороженно и сдержанно. – Что ты здесь делаешь?
– Мне необходимо поговорить с тобой, – сказал он отрывисто. – Пойдем.
Но он повел ее не в кафе и не в бар. Вместо этого он направился с ней вдоль по улице, затененной пальмами и другой пышной растительностью, ко входу в очень фешенебельное здание, стоявшее прямо на чудесном пляже. Здесь дома не разрешалось строить выше, чем в четыре этажа, и все роскошные строения отменно вписывались в пейзаж и казались единым целым с субтропической природой. Лесия остановилась.
– Что это?
– Гостиница. Тут нам никто не помешает. Она кивнула с некоторой неохотой и прошла с ним по аллее к высокой двери.
– Где ты остановилась? – спросил он.
– На турбазе.
– Я отвезу тебя туда, когда мы кончим разговаривать.
От этой перспективы последняя тайная надежда, теплившаяся в сердце Лесин, завяла горестно и умерла.
Номер был обставлен прекрасной мебелью, чистые прохладные тона обивки перекликались с яркой бирюзой моря и матовой бледностью песчаного пляжа. Балкон с навесом, вьющейся зеленью, столиком и шезлонгами выходил на залив.
– О чем ты хотел со мной поговорить? – спросила она напрямик.
Кин подошел к окну и немного постоял, глядя наружу, преградив своей внушительной фигурой путь сияющему потоку света, затем повернулся к ней и заговорил сурово:
– Очень о многом, но все это каким-то образом сводится к одному факту: я здесь потому, что мне не хватает тебя. От меня словно бы оторвали половину. Я не мог есть и спать и, только работая, забывал о тебе на некоторое время. И то – едва стоило оторвать глаза от бумаг, я ловил себя на том, что вспоминаю твою походку, твою улыбку, – и всего меня пронзала невыносимая боль… Но когда я понял, что причиной смерти моей матери являются те проклятые фотографии, я почувствовал, что, полюбив тебя, предал ее.
– Знаю, – выговорила Лесия, потрясенная до глубины души.
– Я говорил с Брайеном и тетей Софи, и хотя из их рассказа ясно, что она была нервной и неуравновешенной женщиной, она остается моей матерью. Она сделала меня своим наперсником, я всегда знал, что отец встречается с другими женщинами. – Он сжал губы. – Я не понимал толком, что это значит, но слишком хорошо видел, как это отражается на ней.
– Наверное, она была очень несчастлива, но она лишила тебя детства, – печально произнесла Лесия.
Кин нахмурился, потом кивнул.
– Так ты готова великодушно простить меня за то, что я оскорбил твою мать и заставил тебя пройти через ад, а потом расстаться со мной, будто все это ничего не значило?
– Ты и правда идиот! – воскликнула Лесия. – Я же люблю тебя, и, конечно, я тебя прощаю, если ты считаешь, что это необходимо.
Сделав два огромных шага, Кин пересек комнату, поднял ее со стула и заключил в крепкие объятия.
– Мой обожаемый ангел, радость моего сердца! А я-то думал, что ты намерена оставить меня наедине с последствиями моей глупости.
– Это не было глупостью. Я не надеялась, что ты сумеешь преодолеть прошлое, – сказала она, склоняя голову ему на плечо, упиваясь знакомым запахом, прикосновением стальных мускулов к ее груди и всей первобытной неукротимой мужественностью, которая была свойственна Кину. – Увидеть свою мать таким образом… Когда ты рассказал мне, у меня просто заледенела кровь в жилах. Это больше того, что может вынести ребенок. – Слезы неудержимо заструились по ее лицу.
– Не плачь, – сказал Кин, и его хриплый голос прозвучал разительным контрастом в сравнении с нежным объятием его рук. – Милая, ну пожалуйста, не плачь…
Она несколько раз глубоко вздохнула, взяла предложенный им платок, вытерла лицо и высморкалась. Потом, подняв на него глаза, твердо произнесла:
– И все же моя мама стала причиной гибели твоей. Прошлого уже не изменишь.
Он не шевельнулся, только на его щеке дрогнула жилка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
– С теми, на которых была моя мама? – прошептала Лесия, охваченная страхом. Кин кивнул.
– Она поднесла их к свече, чтобы сжечь, она явно была в истерике… Отец выхватил их у нее, но на ней уже загорелась одежда. По словам Брайена, на плечах у нее был широкий газовый шарф… Они с отцом пытались сбить пламя, но она вырвалась и с криком бросилась вверх по лестнице.
Лесия стояла неподвижно, пытаясь понять психику женщины, искавшей спасения в комнате маленького сынишки. Какие ужасные воспоминания оставила она в его памяти!
Кин тем временем продолжал четким, твердым и ровным голосом:
– Она умерла спустя пять месяцев. Тетя Софи утверждает, что все это время отец был при ней, он даже на работу не мог ходить, не то что ездить в Австралию. Он дождался, пока на меня перепишут материнское наследство, чтобы обеспечить мое будущее, а потом покончил с собой. Так что моей сестрой ты быть никак не можешь.
Лесия шагнула вперед и обняла его, повторяя снова и снова: «Все хорошо, все хорошо»… – до тех пор, пока мышцы его тела не расслабились, а руки не сомкнулись вокруг нее. Но, даже ощущая его тепло и силу, вдыхая любимый запах, который одновременно успокаивал и волновал, Лесия знала, что все напрасно. Слова Кина – монотонность и размеренность речи и безжизненная усталость, с какой выразил он свои чувства, – дали ей понять, что надежды нет. Моника явилась причиной ужасной гибели его матери, и, глядя на Лесию, он всегда будет видеть охваченную пламенем фигуру, которая преследовала его в ночных кошмарах.
– Я должен идти, – сказал он решительно и твердо.
– Да. Будь осторожен. – Она уронила руки вдоль тела и, отступив назад, смотрела, как он исчез в дверях. Потом подошла к окну и увидела: Кин, словно не мог удержаться, взглянул вверх и махнул ей рукой.
Через три недели Лесия неторопливо шла по главной улице маленького шикарного курортного городка, расположенного к северу от Брисбена в Австралии. На ней были шорты и футболка. Раньше ей нравилась эта обстановка: пальмы, пляж, магазинчики с сувенирами и общая атмосфера праздника, характерная для места, куда люди приезжают отдохнуть и повеселиться. А теперь Лесия даже удивлялась, что в самую ясную погоду небо кажется ей сумрачным, что ее не радуют изысканные лакомства и вообще ушли из жизни веселье и интерес.
Но она мужественно твердила себе, что преодолеет это состояние – отчаяние и уныние были слишком сильны, чтобы продолжаться долго. Она надеялась.
– Лесия! – прозвучало за ее спиной.
На секунду у нее остановилось сердце. Очень медленно, держа спину и шею так прямо, что напряжение ощущалось даже в пальцах ног, Лесия обернулась…
Ее сердце снова и громко забилось. Она попыталась улыбнуться, подумав при этом, как ужасно эта попытка, должно быть, выглядит со стороны.
– Здравствуй, Кин, – сказала она настороженно и сдержанно. – Что ты здесь делаешь?
– Мне необходимо поговорить с тобой, – сказал он отрывисто. – Пойдем.
Но он повел ее не в кафе и не в бар. Вместо этого он направился с ней вдоль по улице, затененной пальмами и другой пышной растительностью, ко входу в очень фешенебельное здание, стоявшее прямо на чудесном пляже. Здесь дома не разрешалось строить выше, чем в четыре этажа, и все роскошные строения отменно вписывались в пейзаж и казались единым целым с субтропической природой. Лесия остановилась.
– Что это?
– Гостиница. Тут нам никто не помешает. Она кивнула с некоторой неохотой и прошла с ним по аллее к высокой двери.
– Где ты остановилась? – спросил он.
– На турбазе.
– Я отвезу тебя туда, когда мы кончим разговаривать.
От этой перспективы последняя тайная надежда, теплившаяся в сердце Лесин, завяла горестно и умерла.
Номер был обставлен прекрасной мебелью, чистые прохладные тона обивки перекликались с яркой бирюзой моря и матовой бледностью песчаного пляжа. Балкон с навесом, вьющейся зеленью, столиком и шезлонгами выходил на залив.
– О чем ты хотел со мной поговорить? – спросила она напрямик.
Кин подошел к окну и немного постоял, глядя наружу, преградив своей внушительной фигурой путь сияющему потоку света, затем повернулся к ней и заговорил сурово:
– Очень о многом, но все это каким-то образом сводится к одному факту: я здесь потому, что мне не хватает тебя. От меня словно бы оторвали половину. Я не мог есть и спать и, только работая, забывал о тебе на некоторое время. И то – едва стоило оторвать глаза от бумаг, я ловил себя на том, что вспоминаю твою походку, твою улыбку, – и всего меня пронзала невыносимая боль… Но когда я понял, что причиной смерти моей матери являются те проклятые фотографии, я почувствовал, что, полюбив тебя, предал ее.
– Знаю, – выговорила Лесия, потрясенная до глубины души.
– Я говорил с Брайеном и тетей Софи, и хотя из их рассказа ясно, что она была нервной и неуравновешенной женщиной, она остается моей матерью. Она сделала меня своим наперсником, я всегда знал, что отец встречается с другими женщинами. – Он сжал губы. – Я не понимал толком, что это значит, но слишком хорошо видел, как это отражается на ней.
– Наверное, она была очень несчастлива, но она лишила тебя детства, – печально произнесла Лесия.
Кин нахмурился, потом кивнул.
– Так ты готова великодушно простить меня за то, что я оскорбил твою мать и заставил тебя пройти через ад, а потом расстаться со мной, будто все это ничего не значило?
– Ты и правда идиот! – воскликнула Лесия. – Я же люблю тебя, и, конечно, я тебя прощаю, если ты считаешь, что это необходимо.
Сделав два огромных шага, Кин пересек комнату, поднял ее со стула и заключил в крепкие объятия.
– Мой обожаемый ангел, радость моего сердца! А я-то думал, что ты намерена оставить меня наедине с последствиями моей глупости.
– Это не было глупостью. Я не надеялась, что ты сумеешь преодолеть прошлое, – сказала она, склоняя голову ему на плечо, упиваясь знакомым запахом, прикосновением стальных мускулов к ее груди и всей первобытной неукротимой мужественностью, которая была свойственна Кину. – Увидеть свою мать таким образом… Когда ты рассказал мне, у меня просто заледенела кровь в жилах. Это больше того, что может вынести ребенок. – Слезы неудержимо заструились по ее лицу.
– Не плачь, – сказал Кин, и его хриплый голос прозвучал разительным контрастом в сравнении с нежным объятием его рук. – Милая, ну пожалуйста, не плачь…
Она несколько раз глубоко вздохнула, взяла предложенный им платок, вытерла лицо и высморкалась. Потом, подняв на него глаза, твердо произнесла:
– И все же моя мама стала причиной гибели твоей. Прошлого уже не изменишь.
Он не шевельнулся, только на его щеке дрогнула жилка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37