Это была обычная формула, к которой Дженнифер прибегала в минуты сильного душевного волнения, однако в данной ситуации она приобрела зловещий смысл. Розамунда прикрикнула на сестру:
– Прекрати сейчас же! – словно не она была на два года моложе Дженнифер, а наоборот. Но так было всегда: именно она, Розамунда, вот уже много лет являлась главой семьи. Даже если бы Дженнифер не хромала… По правде говоря, эта хромота была почти незаметна… Но все равно сестра ни за что на свете не отважилась бы пробираться ночью по болотам – даже в полнолуние. Поэтому Розамунда скомандовала:
– Достань из комода несколько одеял. Сейчас тепло, но вдруг к утру похолодает? Я возьму фонарь.
Они давно ввели в обычай оставлять зажженным ночник – на всякий случай. Временами Розамунда испытывала сильное искушение сэкономить масло, но теперь радовалась, что не поддалась ему, не совершила опрометчивого поступка. Она поднялась в свою комнату и прямо на пижаму натянула широкие брюки; сунула ноги в сапоги. Потом вернулась за фонарем, но спохватилась: ведь тогда Дженнифер останется в кромешной тьме, а для нее это так же страшно, как идти ночью по болоту. Зажигать же керосиновую лампу было некогда, поэтому Розамунда заключила:
– Обойдусь без фонаря. На улице светло, как днем.
Дженнифер явно испытала облегчение.
– К твоему приходу зажгу все лампы. Только, пожалуйста, Рози, не задерживайся!
Не говоря больше ни слова, Розамунда спустилась по лестнице в темную прихожую, ощупью миновала стол с латунными украшениями, открыла шкаф и вынула короткое пальто. Просунув одну руку в рукав, отперла входную дверь.
Столь любимый ею ландшафт был залит лунным светом, но на этот раз он не тронул ее сердца, переполненного горечью и раздражением. На память пришло вечное хныканье Дженнифер. Ну в самом деле – кому нужны сельские красоты, если приходится жить без телефона, электричества и водопровода? Даже ни одной полноводной реки поблизости. Поэтому они вынуждены пить воду с подозрительным привкусом из колодца, а для купания таскать ее ведрами из реки в старенькую, с поросшими осокой стенами, баню позади дома… Права Дженнифер, ох, как права!
Розамунда ступила на паром и энергично потянула за цепь. Вода оказалась холодной, но у нее все равно мелькнула мысль: вот бы искупаться!
К тому времени, как Розамунда переправилась на другой берег и вышла на тропинку, возбуждение улеглось. Она упрекнула себя: хватит сетовать, возблагодари Господа за то, что имеешь! О да, она бесконечно благодарна Творцу за каждый день, прожитый на мельнице. Только одно и страшно: что когда-нибудь Герон-Милл придется покинуть. Охваченная боязнью, Розамунда замедлила бег.
А ведь он неизбежно придет, этот день. Случись что с отцом – и конец. Если он умрет, они потеряют и Герон-Милл, лишатся крова – неважно, с электричеством или без. Впрочем, к Дженнифер это не относится. Возможно, несчастье в конце концов заставит ее принять предложение Эндрю. Самой же Розамунде придется претворить в жизнь давний план, разработанный на крайний случай: пойти в услужение. Что-что, а ведение домашнего хозяйства – ее стихия.
Розамунда прибавила шагу, молясь на ходу:
– Добрый Боженька, не дай ему умереть! – Как ребенок, она вкладывала в молитву и свой корыстный интерес: слишком тесно благополучие отца было связано с ее собственным. Сколь горячо Розамунда ни любила отца – а она действительно любила его, но не дочерней, а скорее материнской любовью, снисходительной к причудам обожаемого дитяти, – ничуть не меньше она была привязана к мельнице. Герон-Милл был ее единственным домом, здесь она обрела ранее не изведанное чувство защищенности. За последние шесть лет не было дня, чтобы она не повторила себе, что от жизни ей нужны только две вещи: крыша над головой и уверенность в завтрашнем дне.
Розамунда шагала полем к небольшому леску и думала: вот сейчас добегу до опушки и перепрыгну через трясину. Эта мысль, как всегда, заставила ее содрогнуться. Пожалуй, не стоит рисковать. Лучше пойти в обход, через Гусиный пруд: это займет ненамного больше времени.
Как бы нежно Розамунда ни любила болотистый край с многочисленными мелководными реками, она так и не научилась спокойно относиться к дайкам – глубоким, затянутым илом трещинам в черной, топкой земле, таким же неотъемлемым от здешних мест, как вены – от человеческого тела. Всякий раз они внушали ей почти животный ужас. Даже днем, когда ей удавалось принудить себя заглянуть вглубь, она содрогалась, невольно представляя себе, как было бы страшно провалиться туда и как мало надежды выкарабкаться. У обычной рытвины либо канавы пологие склоны, а у этих трещин – вертикальные, отвесные. От сознания невозможности зацепиться за хлипкие, илистые края волосы вставали дыбом.
Розамунда очутилась в лесу; мысли бежали параллельно маршруту. Она свернула налево, на тропу, ведущую к Гусиному пруду – так прозвали расширяющийся участок канала, как бы озеро в миниатюре. Противоположный берег пруда служил естественной границей между Ивовой Пустошью, владениями Эндрю Гордона, и поместьем Торнби. То же можно было сказать о полусгнившем деревянном мостике через канал.
С давних пор они пользовались кратчайшим путем к ферме Эндрю через лес Торнби, потому что идти берегом реки, с многочисленными изгибами и извивами, выходило втрое дольше.
Этот участок леса был неплохо освещен луной – деревья находились на приличном расстоянии друг от друга. Однако на подступах к реке, где переплелись ветви плакучих ив, лес был гуще и темнее. Но Розамунда знала здесь каждый квадратный дюйм – все равно что у себя на мельнице – так что темнота ее не пугала. Можно пройти много миль и не встретить ни души. А если и попадется кто, так обязательно знакомый. Даже летом, в период каникул и отпусков, редкие туристы на моторных лодках отваживались забираться в сердце болот.
Вот почему внезапное столкновение повергло Розамунду в панику.
Она как раз достигла опушки леса и немного задохнулась; в боку кололо. И вдруг перед ней выросла чья-то тень. На какую-то долю секунды она решила, что это животное, отбившееся от стада Эндрю Гордона; несмотря на принимаемые им меры предосторожности, такое изредка случалось. Но тут ее сграбастали чьи-то руки. Испустив леденящий душу вопль, она лягнула своего противника и, очевидно, угодила в голень; он с громким проклятием отдернул ногу.
– Какого черта? Что это вам вздумалось?
Розамунда дрожала, как мышка.
– Отвечайте!
– Уберите, – пролепетала она. – Уберите руки!
На миг воцарилась тишина; Розамунда прекратила сопротивление, а напавший на нее мужчина ослабил стальную хватку, хотя и не отпустил ее совсем. Тесно прижатая к нему, она не видела его лица, только чувствовала грубую ткань твидовой куртки и знакомый запах табака – тот же сорт курил ее отец, и это странным образом ее успокоило.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44