Ему давно не дает покоя, что угодья Торнби остаются невозделанными. Мол, ветер заносит семена сорной травы на его посевы сельдерея. Мистер Браун и Арнольд Партридж с Фермы-у-Ручья тоже недовольны. Плодороднейшая земля пропадает, сказал Эндрю. Если она не нужна хозяину, пусть продаст. Арнольд Партридж – тот вообще навел справки и выяснил, что наш… Болотный Тигр – что-то вроде перекати-поля. С тех пор, как он уехал отсюда – после смерти отца, – так и мечется по свету. Эндрю знал его отца – тот был редкий скупердяй, они с сыном вечно были на ножах. А еще, помнится, Эндрю сказал, будто бы мистер Майкл занимался медициной.
– Вряд ли. Я спросила: не врач ли он, он ответил отрицательно. В любом случае, это еще не говорит о том, что он женат.
– Нутром чую – холост!
– Не валяй дурака. И не принимай желаемое за действительное.
– А как он на меня смотрел?!
– Ох, Дженнифер, – Розамунда погладила ее по голове. – Ну не будь таким ребенком. Можно подумать, что не ты, а я – старшая сестра. Уж тебе-то должно быть известно, что именно женатые-то и пялятся, точно голодные волки, – Розамунда вдруг рассмеялась – Мы уже окрестили его Болотным Тигром, быком и волком. И на такого-то зверя ты собираешься охотиться? Брось, Дженнифер, не смеши!
– Я вполне серьезно. Сегодня же нанесу ему ответный визит. Так, между прочим.
– Ты совсем обнаглела! Кстати, что он может предложить такого, чего бы не было у Эндрю? Что бы он ни сотворил со своей землей, он такой же фермер. И опять тебе торчать на болотах.
– Только не с ним, – Дженнифер выглянула в кухонное окно. – Этот здесь не задержится. Его потянет путешествовать – в дальние, дальние края… Честно, Рози, – Бог услышал мои молитвы!
– Все, что я могу сказать, это что ты мелешь всякий вздор, словно перегрелась на солнышке. И потом, – Розамунда с отвращением отшатнулась от рванувшейся навстречу сестры и, тыча в Дженнифер пальцем, выкрикнула: – Таких найдется миллион! Как насчет несравненной мисс Дженис Хупер? От них до Торнби-Хауза – столько же, сколько от нас. Вдобавок у нее есть преимущество: она знает работу на ферме. А Дорис?..
– Заткнись! Я уже жалею, что разоткровенничалась: надо было просто пойти и сделать. По крайней мере, я ожидала, что ты хоть оценишь комизм ситуации, а не станешь читать мораль.
– Я не читаю мораль, – ласково возразила Розамунда. – Просто я за тебя боюсь.
– Боишься? Интересно, чего… – Дженнифер резко оборвала фразу и прислушалась – Господи, отец! Сейчас начнет каяться. Я лучше пойду.
– Нет-нет, пожалуйста, останься. Не усугубляй его страдания. Можешь не разговаривать – только не уходи.
Дверь отворилась, и вошел Генри Морли – рослый, крупный мужчина с густой сединой и некогда красивым, а теперь морщинистым, пожелтевшим лицом. От былой привлекательности остались лишь темно-голубые глаза со смешинками в глубине. Даже сейчас они никуда не делись, а лишь приобрели оттенок иронии. Он не взглянул на Дженнифер, отвернувшуюся к окну, а вперил взгляд в Розамунду.
– Рози! Как я очутился в твоей спальне?
– Сперва выпей чаю.
– Все настолько ужасно?
Розамунда с минуту молча наблюдала, как отец стоит и виновато потирает щеку.
– Ты чуть не устроил пожар.
– Я чуть не… Как это?
– Должно быть, задремал с сигаретой. Хорошо, что Дженнифер вовремя почувствовала запах дыма.
– О Господи! – пробормотал Генри Морли – Но как вам удалось перенести меня на кровать? Я ничего не помню.
Розамунда поставила чайник на уголья.
– Мы вытащили тебя на лестничную площадку, а дальше не смогли. Я побежала звать Эндрю, – она замялась, но, не успел отец открыть рот, продолжила: – В лесу я столкнулась с мистером Брэдшоу. И привела его сюда.
Она говорила очень тихо, но голос отца прозвучал еще тише:
– Мистер Брэдшоу? Кто это такой?
– Владелец Торнби-Хауза. Он только что вернулся.
– Он был здесь… и перенес меня в твою спальню?
– Да, – Розамунда прошла мимо него с чайником в руке. – Ты наглотался дыма и мог умереть от удушья. Поэтому мы и позвали на помощь.
– На самом деле ты вовсе не наглотался дыма, а был мертвецки пьян! – Дженнифер резко повернулась к отцу и бросила ему в лицо эти жестокие слова. – Сами-то мы на этот раз не догадались – пришлось мистеру Брэдшоу открыть нам глаза. Упился до чертиков!
Розамунда еле удержалась, чтобы не крикнуть сестре: "Замолчи!" Что толку? Она все равно выскажет все, что у нее на душе: не теперь, так позже. Розамунда сочувственно наблюдала за отцом. Генри Морли закрыл глаза, спрятал лицо в ладонях и пробормотал:
– Нет, нет, нет…
– Да, да, да!
На этот раз Розамунда не выдержала.
– Ну, хватит, Дженнифер. Высказалась – и довольно, – она взяла отца за руку и усадила в кресло. – Ладно уж. Что толку ссориться. Что было, то было.
– Я никогда не смогу смотреть этому человеку в глаза.
– А нам тебе не стыдно смотреть в глаза – после того, как ты украл деньги, предназначенные для Барретта!
– Дженнифер! Замолчи! Иначе я сейчас же уйду – на весь день!
Эта, на первый взгляд, невинная угроза возымела действие. Дженнифер поджала губы и выскочила из кухни.
Генри Морли сидел, подперев голову одной рукой. Другой он искал руку младшей дочери.
– Ты все знаешь?
– Да. Знаю. Рано или поздно все равно открылось бы – если бы не поступил товар. Я просто ускорила события, пошарив у тебя в карманах.
– Какая же я свинья!
– Да, – мягко подтвердила Розамунда, кладя отцу руку на голову; тот прижал ее к своей щеке.
– Господи! Что бы я без тебя делал, Рози! Никаких упреков… Эти последние две недели были кромешным адом. Ах, Рози, я заранее все спланировал, когда ты дала мне опустить письмо.
– Я догадалась Ладно, это уже позади. Не будем больше говорить об этом, – обыденным тоном предложила она. – Но теперь я смогу послать деньги не раньше следующей недели. Нужно питаться, а пособие придет только после двенадцатого.
– Что я могу сказать?
– Ничего – и не нужно ничего говорить, – Розамунда высвободила руку и подошла к столу. – Раз мы пока не можем трудиться в мастерской, займись садом.
– Да, Рози. Я так и сделаю.
Она на мгновение закрыла глаза. Его трогательная покорность и униженное смирение вонзались ножом в сердце. Лучше бы он бушевал, ругался, грозил геенной огненной за непочтительность! Но нет… Такие ситуации были ей ненавистны еще и потому, что навязывали ей роль строгой, но справедливой матери, старили ее – даже изнутри. Раньше она иногда возмущалась: "Это несправедливо! Почему я должна корчить из себя старшую? Почему Дженнифер не желает взвалить на себя хотя бы долю ответственности?" Но так было до тех пор, пока Клиффорд не ввел в обычай время от времени приплывать к ним на лодке. В его глазах Розамунда прочла, что она молода – всего-то двадцать два года!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44