— И здесь нет никакого личного интереса?
— Я однолюб.
Последовала длинная пауза. Затем Говард сказал:
— Шейлы уже давно нет. Вряд ли она захотела бы…
— У меня нет никакого личного интереса, — резко проговорил Пол. — И оставим эту тему, ладно?
— Да я просто так сказал, — успокоил его Говард. — Не надо откручивать мне за это голову.
— Тогда не дави на меня. И забудь о Джулии. Говард не давил. Он упомянул еще пару женщин, которые могли бы его спасти.
— Кто угодно, лишь бы старик отвязался. Я не знаю, где он берет всех этих девиц.
— Наверное, у него запас в морозильнике, — предположил Пол.
Он уже жалел, что позвонил. Где-то в глубине сознания тихий голосок нашептывал, что, наверное, ему самому следовало бы предложить Говарду поближе познакомиться с Джулией.
Может, они сумели бы поладить. Может, она вышла бы замуж за Говарда и воспитала бы детей «в семье». При этой мысли все сжималось внутри у Пола. Он не хотел, чтобы его брат даже приближался к Джулии.
И он не переставал спрашивать себя, чем вызвано это нежелание.
Он уехал. На следующий же вечер. Только вчера был здесь, а сегодня — нет.
Поначалу Джулия думала, что Пол залег на дно, изо всех сил стараясь избегать ее, и преуспел в этом. Потом она заметила, что расположение штор на окнах остается неизменным, свет по вечерам не горит нигде, а главное — никто не поливает помидоры.
Он уехал. Ну и черт с ним, подумала Джулия и с головой погрузилась в работу. Она скомпоновала подборку фотографий особняка Тони Колтропа и сказала Марку, что готова взяться за любую другую работу. Марк позвонил через два дня и предложил сделать фотоочерк о Джеймсе Райдере — архитекторе и дизайнере, известном своим новаторским подходом к формообразованию.
Джулия на четыре дня отправилась в Корнуолл, где жил Джеймс. Он пригласил ее в Плимут посмотреть на проект, над которым сейчас работает, затем она провела с ним два дня в Эксетере, снимая уже построенные им здания.
Он упомянул несколько других мест, где работал, — Фалмут, Кингсбридж, Пул. Джулия посетила их все. Все, что угодно, лишь бы не думать о Поле.
Вернувшись домой, она попыталась сосредоточиться на работе. С этим было труднее. И не только из-за Пола. Джулия никак не могла найти удобное положение в фотолаборатории, за столом. Живот вырос и мешал ей. Дети стали невероятно активны. Они пинали ее и толкались, едва она принималась за дело. Поэтому она подолгу гуляла.
Иногда к ней присоединялся Сесил. Они говорили о его девушке, о ее фотографиях, о детях. Но никогда о Поле. Джулия не позволяла себе даже думать о нем. Она убеждала себя, что, если мысли будут заняты другим, Полу не найдется в них места.
Беда заключалась в том, что она не могла сутки напролет работать и гулять. Рано или поздно нужно было отправляться в постель и пытаться заснуть. Но сон никак не шел к ней. Особую активность дети почему-то проявляли с часу ночи до пяти утра. Они толкались и переворачивались так, словно между ними шла непрестанная борьба. Впрочем, даже если бы они этого не делали, ей все равно приходилось бы часто вскакивать.
— Знаешь, обычно говорят: она ест за двоих, — поделилась Джулия с сестрой, которая заскочила к ней как-то днем и поинтересовалась, почему у нее тени под глазами и усталый вид. — А я бегаю в туалет за троих. И у каждого из нас это желание возникает в разное время.
— Ты выглядишь изможденной, — откровенно сказала ей Элис. — Похожа на привидение.
— Большое спасибо.
— У тебя всегда был такой цветущий вид. А теперь ты хрупкая и бледная.
— Хрупкая? Как я могу быть хрупкой, когда ощущаю себя выброшенным на берег китом?
— Одно другому не мешает. Жаль, что Пол не может поносить их хоть немного.
Джулия ничего не ответила. Она понимала, что упоминание о Поле — это пробный камешек, заброшенный в попытке выяснить, как у них обстоят дела. Джулия надеялась, что если промолчит, то прямого вопроса не последует.
Ей нужно было лучше знать сестру.
— Есть какие-нибудь вести от отца твоих детей? — спросила Элис, не добившись желаемого более деликатным способом.
— Он работает.
— Ах как это мило! А он звонит тебе? Он знает, что ты едва волочишь ноги и ужасно выглядишь?
— Я не собираюсь говорить ему об этом!
— Значит, не звонил, — заключила Элис и пристально посмотрела на сестру. — Может, тебе следует взять отпуск?
— Нет.
— Почему? Тебе необходим отдых.
— Мне необходимо зарабатывать на хлеб насущный. Я могу рассчитывать только на себя.
— Пол…
— Пол мне не поможет! Точнее, я не позволю ему это. Кроме того, я люблю мою работу. И люди ждут моих фотографий. Марк только вчера говорил мне об этом.
— Когда возвращается Пол? Джулия пожала плечами.
— Меня это не интересует. Он не имеет ко мне никакого отношения.
— Вы, как бараны, ошиблись лбами, — заявила Элис. — Не знаю, кто из вас глупее: он — из-за того, что не желает иметь к тебе никакого отношения, или ты — из-за того, что позволяешь ему устраниться. Дети…
— У детей все прекрасно. Перестань поднимать суматоху. Честное слово, ты прямо как мама.
Подобное сравнение в любой другой ситуации моментально заставило бы Элис замолчать. Но сейчас она сказала:
— Мама тоже беспокоится? Что ж, хотя бы раз в жизни она совершенно права.
За работой Полу некогда было думать о постороннем. Когда случался перерыв, он обычно бывал таким усталым, что сил хватало только на то, чтобы выпить пива с коллегами, перед тем как забраться в постель. Именно к этому он и стремился. И все было бы прекрасно, если бы не сны.
Каждую ночь он видел сны. Сны о Шейле. Калейдоскоп эпизодов из их совместной жизни — счастливые моменты детства, помолвка, свадьба… Тысячи воспоминаний обрушивались на него, стоило только закрыть глаза и задремать.
И все они заставляли его томиться от несбыточных желаний. Он просыпался в тоске и отчаянии, пытаясь ухватиться за что-то, ускользавшее от него все дальше и дальше.
Это было плохо. Однако еще хуже были сны о Джулии. В них он видел ее смеющейся и улыбающейся, веселой и нежной. Ее глаза смотрели на него, ее руки прикасались к нему. И в своих снах он отвечал ей. Его сердце тосковало по ней. Его руки тянулись к ней.
А потом он опять видел Шейлу. Уплывающую за пределы досягаемости.
И тогда он просыпался. В одиночестве.
Джулия устала. Не просто устала, а была обессилена. На этой неделе они с Элис покрасили комнату, которая должна была стать детской. Купили две кроватки и пеленальный столик. Джулия сама сшила занавески и сама повесила их, что было вопреки всем предписаниям врачей. Но ее усталость была вызвана скорее не физическими нагрузками и недостатком сна, а тревогой. Именно тревога выматывала ее, сводила с ума. Джулия боялась, что, несмотря на всю свою браваду, не справится с предстоящим в одиночку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38