Но Джасмин понимала, что Тарик не унизится до столь прямого признания своей неправоты. Покаяние – не для воина пустыни. Пока ей достаточно его невероятно нежной любви.
Пока…
Рано утром Джасмин сидела на краю фонтана, отделанного Розой Зюльхейля, прислушиваясь к плеску прохладной воды и тихому свисту птиц. Когда вернувшиеся к жизни демоны разбудили ее, она решила встретить их лицом к лицу, покинув раскинувшегося в кровати Тарика. Встретить их лицом к лицу с тем, чтобы победить.
Прежде всего она приняла тот факт, что никогда не была по-настоящему любима. Не знала той любви, в которой нуждалась.
Возможно, избери она Тарика четыре года назад, он пришел бы именно к такой любви. Однако в ту пору она была юной и беззащитной, особенно в сравнении с сильным и уверенным в себе Тариком. Лаская ее, он в то же время ее опекал. Ее любовь была глубокой и до боли настоящей, но это была любовь девочки, которой еще предстояло стать женщиной. Нежной. Легко ранимой.
Досада заставила Джасмин усомниться в ее собственных чувствах, но по приезде в Зюльхейль ее любовь выросла и окрепла благодаря чувственной страсти, пробужденной в ней тем мужчиной, в которого превратился Тарик.
Со дня ее приезда Тарик был требователен к ней. Но теперь она увидела в этой требовательности нечто неизбежное: он уже относится к ней не как к девочке, которую обязан защищать, а как к женщине, которая должна отвечать за свои заблуждения.
Вот – первая правда. А вторая состоит в том, что она все еще не любима. И это страшит ее. Наивная вера в возможность любовью добраться до души Тарика была безнадежно разрушена в день его отъезда в Париж. Вновь этой пытки Джасмин не перенесет. Ее столько раз отталкивали в жизни, что очередной удар может сломить ее.
Две недели спустя, в Зюльхейне, во время визита в магазин художественных принадлежностей, Джасмин сказала Мумтаз:
– Думаю, мы продвигаемся вперед. Он разговаривает со мной.
– И о чем же?
– В основном о делах.
Мумтаз тем временем увлекла Джасмин к стоявшему в углу мольберту.
– Что ж, это хорошо. Но что вы скажете о ваших взаимоотношениях?
Джасмин провела пальцами по лакированной раме мольберта. Безукоризненная работа. Она прикрепила к мольберту приготовленный заранее холст.
– Я не хочу торопить события, чтобы не испортить все.
После возвращения из Парижа Тарик в обращении с Джасмин всякий раз словно надевал лайковые перчатки, и возникшая между мужем и женой эмоциональная преграда не исчезала. Тарик больше не ранил Джасмин, проявляя свое озлобление; напротив, это она не могла пробиться к нему и вернуть его доверие.
Эти вялотекущие отношения – нечто совершенно неправильное.
Вялость никогда не была им присуща. Их любовь была подобна обоюдоострому лезвию, а разлука принесла им боль и только боль. Даже гнев и обида бывали настолько остры, что резали обоих по живому. И неожиданная перемена в поведении Тарика ставила Джасмин в тупик.
– Все наладится. Просто исполняйте ваш долг. – Мумтаз сжала руку Джасмин.
– По-моему, хороший совет.
Джасмин заглянула в рабочий кабинет Тарика.
– Ты занят?
При звуке ее голоса Тарик поднял голову.
– Тебе, Джасмин, я всегда рад.
Джасмин достала свои покупки и водрузила их на стол Тарика. Мольберт она благоразумно оставила за дверью, не желая смазывать впечатление от сюрприза.
– Что это? – спросил Тарик, ткнув пальцем в упаковочную бумагу.
– Подарок. Открывай!
Она подошла к нему и присела на ручку кресла. Тарик нахмурился, но тут же обвил рукой ее талию.
– Ты упадешь.
– Тогда вот так. – Одно движение – и Джасмин оказалась на его колене. – А теперь открывай.
По всей видимости, его смутил ее неожиданный порыв. Он потянулся к ножу для бумаги и разрезал бечевку. И тут же замер при виде холстов, красок и кистей.
– Я знаю, у тебя много дел, – начала Джасмин, не давая ему заговорить самому. – Но час в день ты сможешь выкроить? Думай о том, что ты делаешь это в интересах твоего княжества.
Тарик недоуменно поднял бровь. Джасмин улыбнулась.
– Шейх-трудоголик рано или поздно выдохнется, сделается невосприимчивым и не сможет приносить пользу своему народу. – Она решила не обращать внимания на скептическую гримасу Тарика. – Когда-то ты рисовал, чтобы снимать напряжение дня. Попробуй опять этим заняться.
– Мои обязанности…
Джасмин приложила ладонь к его губам.
– Один час. Это не так и много. А я буду тебе помогать.
– Каким же образом?
– Я не сомневаюсь, что смогу снять с тебя часть груза. Обрабатывать информацию, например. Или делать для тебя краткие информационные отчеты. Я способная, ты же знаешь.
Ее серьезный тон позабавил его.
– Я знаю, Мина, ты умница. Хорошо. Ты сможешь мне помочь. Но для этого тебе придется сидеть передо мной спокойно.
– Ты хочешь нарисовать меня? – Обрадованная, Джасмин выпрямилась, продолжая, впрочем, сидеть на колене Тарика. – Это будет обнаженная натура?
Тарику не понравилась ее прямолинейность.
– Такую картину не увидела бы ни одна живая душа, и она была бы сожжена после моей смерти.
Джасмин, довольная тем, что ее предложение не отвергнуто, поцеловала Тарика в щеку и поерзала на его колене.
– У меня есть еще мольберт. – Она собрала подарки со стола. – Все это будет стоять в моей мастерской. А я сейчас вернусь и помогу тебе.
Остаток дня они провели вместе, за просмотром информационных бюллетеней. Тарик сказал Джасмин, что она вольна покинуть его в любой момент, но она, увидев, с каким количеством документов ему предстояло иметь дело, была только рада погрузиться в них.
Но вот один из документов стал для нее неожиданностью, и притом неприятной.
– Тарик…
Услышав резкую ноту, он вскинул голову. Между бровями Джасмин пролегла глубокая складка.
– Здесь говорится, что шейх может иметь не одну жену.
Губы Тарика тронула улыбка.
– Таков старинный закон.
– Старинный? А насколько?
Она не намерена делить своего мужа с кем-либо. И когда-либо.
– Очень давний. Кстати, не закрепленный традицией. И у моего деда, и у отца была всего лишь одна жена.
– А у прадеда?
– Четыре. – Джасмин показалось, что глаза Тарика вспыхнули. – Не беспокойся. По-моему, у меня хватит сил только на одну.
– Я добьюсь отмены этого закона, – объявила Джасмин.
– Женщины Зюльхейля будут носить тебя на руках. Закон касается исключительно шейха, но некоторые люди говорят, что он вредит имиджу Зюльхейля как цивилизованной страны.
Джасмин кивнула. Трезвые, уравновешенные слова Тарика утихомирили ее опасения. Значит, ей не придется столкнуться с проблемой новой жены.
– Достаточно, Мина. – Тарик поднялся из-за стола, и его мощное тело сразу и всецело завладело ее вниманием.
Джасмин отложила бюллетень, встала и выпрямилась, расправляя затекшие мышцы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
Пока…
Рано утром Джасмин сидела на краю фонтана, отделанного Розой Зюльхейля, прислушиваясь к плеску прохладной воды и тихому свисту птиц. Когда вернувшиеся к жизни демоны разбудили ее, она решила встретить их лицом к лицу, покинув раскинувшегося в кровати Тарика. Встретить их лицом к лицу с тем, чтобы победить.
Прежде всего она приняла тот факт, что никогда не была по-настоящему любима. Не знала той любви, в которой нуждалась.
Возможно, избери она Тарика четыре года назад, он пришел бы именно к такой любви. Однако в ту пору она была юной и беззащитной, особенно в сравнении с сильным и уверенным в себе Тариком. Лаская ее, он в то же время ее опекал. Ее любовь была глубокой и до боли настоящей, но это была любовь девочки, которой еще предстояло стать женщиной. Нежной. Легко ранимой.
Досада заставила Джасмин усомниться в ее собственных чувствах, но по приезде в Зюльхейль ее любовь выросла и окрепла благодаря чувственной страсти, пробужденной в ней тем мужчиной, в которого превратился Тарик.
Со дня ее приезда Тарик был требователен к ней. Но теперь она увидела в этой требовательности нечто неизбежное: он уже относится к ней не как к девочке, которую обязан защищать, а как к женщине, которая должна отвечать за свои заблуждения.
Вот – первая правда. А вторая состоит в том, что она все еще не любима. И это страшит ее. Наивная вера в возможность любовью добраться до души Тарика была безнадежно разрушена в день его отъезда в Париж. Вновь этой пытки Джасмин не перенесет. Ее столько раз отталкивали в жизни, что очередной удар может сломить ее.
Две недели спустя, в Зюльхейне, во время визита в магазин художественных принадлежностей, Джасмин сказала Мумтаз:
– Думаю, мы продвигаемся вперед. Он разговаривает со мной.
– И о чем же?
– В основном о делах.
Мумтаз тем временем увлекла Джасмин к стоявшему в углу мольберту.
– Что ж, это хорошо. Но что вы скажете о ваших взаимоотношениях?
Джасмин провела пальцами по лакированной раме мольберта. Безукоризненная работа. Она прикрепила к мольберту приготовленный заранее холст.
– Я не хочу торопить события, чтобы не испортить все.
После возвращения из Парижа Тарик в обращении с Джасмин всякий раз словно надевал лайковые перчатки, и возникшая между мужем и женой эмоциональная преграда не исчезала. Тарик больше не ранил Джасмин, проявляя свое озлобление; напротив, это она не могла пробиться к нему и вернуть его доверие.
Эти вялотекущие отношения – нечто совершенно неправильное.
Вялость никогда не была им присуща. Их любовь была подобна обоюдоострому лезвию, а разлука принесла им боль и только боль. Даже гнев и обида бывали настолько остры, что резали обоих по живому. И неожиданная перемена в поведении Тарика ставила Джасмин в тупик.
– Все наладится. Просто исполняйте ваш долг. – Мумтаз сжала руку Джасмин.
– По-моему, хороший совет.
Джасмин заглянула в рабочий кабинет Тарика.
– Ты занят?
При звуке ее голоса Тарик поднял голову.
– Тебе, Джасмин, я всегда рад.
Джасмин достала свои покупки и водрузила их на стол Тарика. Мольберт она благоразумно оставила за дверью, не желая смазывать впечатление от сюрприза.
– Что это? – спросил Тарик, ткнув пальцем в упаковочную бумагу.
– Подарок. Открывай!
Она подошла к нему и присела на ручку кресла. Тарик нахмурился, но тут же обвил рукой ее талию.
– Ты упадешь.
– Тогда вот так. – Одно движение – и Джасмин оказалась на его колене. – А теперь открывай.
По всей видимости, его смутил ее неожиданный порыв. Он потянулся к ножу для бумаги и разрезал бечевку. И тут же замер при виде холстов, красок и кистей.
– Я знаю, у тебя много дел, – начала Джасмин, не давая ему заговорить самому. – Но час в день ты сможешь выкроить? Думай о том, что ты делаешь это в интересах твоего княжества.
Тарик недоуменно поднял бровь. Джасмин улыбнулась.
– Шейх-трудоголик рано или поздно выдохнется, сделается невосприимчивым и не сможет приносить пользу своему народу. – Она решила не обращать внимания на скептическую гримасу Тарика. – Когда-то ты рисовал, чтобы снимать напряжение дня. Попробуй опять этим заняться.
– Мои обязанности…
Джасмин приложила ладонь к его губам.
– Один час. Это не так и много. А я буду тебе помогать.
– Каким же образом?
– Я не сомневаюсь, что смогу снять с тебя часть груза. Обрабатывать информацию, например. Или делать для тебя краткие информационные отчеты. Я способная, ты же знаешь.
Ее серьезный тон позабавил его.
– Я знаю, Мина, ты умница. Хорошо. Ты сможешь мне помочь. Но для этого тебе придется сидеть передо мной спокойно.
– Ты хочешь нарисовать меня? – Обрадованная, Джасмин выпрямилась, продолжая, впрочем, сидеть на колене Тарика. – Это будет обнаженная натура?
Тарику не понравилась ее прямолинейность.
– Такую картину не увидела бы ни одна живая душа, и она была бы сожжена после моей смерти.
Джасмин, довольная тем, что ее предложение не отвергнуто, поцеловала Тарика в щеку и поерзала на его колене.
– У меня есть еще мольберт. – Она собрала подарки со стола. – Все это будет стоять в моей мастерской. А я сейчас вернусь и помогу тебе.
Остаток дня они провели вместе, за просмотром информационных бюллетеней. Тарик сказал Джасмин, что она вольна покинуть его в любой момент, но она, увидев, с каким количеством документов ему предстояло иметь дело, была только рада погрузиться в них.
Но вот один из документов стал для нее неожиданностью, и притом неприятной.
– Тарик…
Услышав резкую ноту, он вскинул голову. Между бровями Джасмин пролегла глубокая складка.
– Здесь говорится, что шейх может иметь не одну жену.
Губы Тарика тронула улыбка.
– Таков старинный закон.
– Старинный? А насколько?
Она не намерена делить своего мужа с кем-либо. И когда-либо.
– Очень давний. Кстати, не закрепленный традицией. И у моего деда, и у отца была всего лишь одна жена.
– А у прадеда?
– Четыре. – Джасмин показалось, что глаза Тарика вспыхнули. – Не беспокойся. По-моему, у меня хватит сил только на одну.
– Я добьюсь отмены этого закона, – объявила Джасмин.
– Женщины Зюльхейля будут носить тебя на руках. Закон касается исключительно шейха, но некоторые люди говорят, что он вредит имиджу Зюльхейля как цивилизованной страны.
Джасмин кивнула. Трезвые, уравновешенные слова Тарика утихомирили ее опасения. Значит, ей не придется столкнуться с проблемой новой жены.
– Достаточно, Мина. – Тарик поднялся из-за стола, и его мощное тело сразу и всецело завладело ее вниманием.
Джасмин отложила бюллетень, встала и выпрямилась, расправляя затекшие мышцы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36