Вот увидишь.
Хорошо бы! Эйлин зажмурилась, когда Поль открыл дверь и негромко объявил:
— Посетители к мадам Дасте. Можно?
— Поль… Я жду тебя и Эйлин, — по-английски отозвалась лежащая на кровати женщина.
Эйлин во все глаза смотрела на мать Поля. Мадам Дасте принадлежала к тем женщинам, красота которых не зависит от возраста. Ей, должно было быть около шестидесяти, но на вид ей можно был дать около сорока. Светлые с проседью волосы, чистая с едва заметной паутинкой морщинок кожа лица, синие с фиалковым оттенком глаза — все это невольно привлекало внимание.
Она ласково и тепло улыбалась Эйлин, совершенно не готовой к подобному приему. Эйлин ожидала строгой сдержанности, возможно, даже враждебности — если учитывать дружбу мадам Дасте с Жанной, но мать Поля оказалась либо превосходной актрисой, либо действительно обрадовалась гостье.
— Эйлин, это моя мама, — нежно сказал Поль. — Мама, это Эйлин.
— Подойдите и садитесь, моя дорогая. — Бледная изящная рука указала на стоявший у кровати стул. — Поль, я понимаю, что твой друг Ганс хочет поговорить с тобой. Он настаивал на том, чтобы поскорее увидеть тебя. Наверное, не прочь закончить все и отправиться в отель. — Она перевела взгляд на Эйлин и снова улыбнулась. — Мой сын вызвал беднягу, разбудив среди ночи, и доктор Шойман примчался как на пожар. Это и есть настоящая дружба, не правда ли?
У Эйлин сложилось мнение, что Поль может вызвать кого угодно и ему вряд ли кто-то откажет — такой уж он человек, — но она только улыбнулась и ничего не сказала.
— Что, сейчас? — Поль явно не хотел уходить.
— Сейчас, дорогой. — Мадам Дасте мягко улыбнулась. — Как я поняла, он замечательный врач? Здесь перед ним все преклоняются.
— Я скоро вернусь.
— Не спеши, милый. Нам с Эйлин надо узнать друг друга получше.
Когда дверь за сыном закрылась, мадам Дасте повернулась к Эйлин и внимательно посмотрела на нее.
— Так, значит, это вы, — негромко сказала она.
— Извините? — Эйлин ответила непонимающим взглядом.
— Поль в последнее время не раз говорил, что у него в Канаде есть «друг», но я и не предполагала, что мы встретимся при таких обстоятельствах. — В ее голосе проскользнула грустная нотка.
— Насколько я понимаю, вам немного лучше? — осторожно осведомилась Эйлин.
— Да-да. — Она сказала это нетерпеливо, и Эйлин в первый раз заметила сходство в характерах сына и матери. Пауза немного затянулась, затем мадам Дасте сказала: — Меня зовут Оливия. Я хотела бы, чтобы мы подружились.
— Я тоже. — Эйлин чувствовала себя не в своей тарелке и понимала это.
— Можно, я буду с вами откровенной? — Чудесные синие глаза впились в Эйлин. — Вы знаете, что завтра меня будут оперировать? — Дождавшись кивка собеседницы, Оливия продолжила: — Тогда я сразу перейду к делу. Я люблю своего сына. Я.хочу для него самого лучшего, он этого заслуживает. Когда я познакомилась с моим будущим мужем и мы полюбили друг друга, его семья приняла это в штыки. Мы пережили настоящую бурю, затем все успокоились, но произошло это только после рождения Поля. Вот тогда Дасте меня приняли. Я родила мужу сына, и уже не имело значения, что я англичанка и принадлежу к англиканской церкви, а не к католической. Что касается меня и отца Поля, то мы никогда не обращали внимания на то, что принадлежим к разным конфессиям. Мы любили друг друга. Очень. Даже если бы у нас не было детей, мы все равно остались бы вместе.
— Вам очень повезло в жизни, — мягко сказала Эйлин. — У моего брата и его жены было так же.
Оливия кивнула.
— Поль воспитывался в любящем доме, — снова заговорила она, — но в его крови много такого, что досталось ему по отцовской линии. Мой муж был замечательным человеком, но я не могу сказать этого о его родителях. Гордые, строгие, можно даже сказать, жестокие люди.
— Не понимаю?
— Они были из тех, кто никогда не забывает причиненного вреда или нанесенной обиды. Оливия покачала головой. — Мой сын похож на своего отца, Эйлин, но он и не во всем пошел в своих французских родственников. В моем Поле есть и то, и другое, и только жизнь покажет, чьи гены окажутся сильнее. Только жизнь формирует мужчину. Или… женщина.
Эйлин вдруг поняла, что имеет в виду мать Поля, и изумленно посмотрела на нее. Оливия определенно не так все истолковала, лихорадочно подумала она. Поль не любит меня, у меня нет никаких средств влияния на него, он всего лишь хочет мое тело, да и то ненадолго. Но как сказать об этом его матери?
— Когда такого человека, как мой сын, предают или обижают, его это очень глубоко задевает. — Оливия уже смотрела не на Эйлин, а в большое окно, в котором виднелись верхушки зеленых деревьев и безоблачное голубое небо. — И, чтобы снять боль и залечить рану, требуется такое же глубокое чувство.
— Оливия, правильно ли я вас понимаю: именно мне предстоит исцелить Поля, помочь ему оправиться от раны, нанесенной кем-то в прошлом? Если так, то вы заблуждаетесь. Поль не любит меня, он уже сказал мне, что не верит ни в любовь, ни в обязательства, ни в преданность. По его собственному признанию, ему нужен короткий роман, вот и все. Он… он заинтересовался мною только потому, что я не переспала с ним сразу.
Оливия устремила на Эйлин взгляд своих изумительных фиалковых глаз и после долгой, бесконечной паузы тихо сказала:
— Ему нужны вы, Эйлин. Но что чувствуете вы? Нужен ли он вам? Я имею в виду, по-настоящему?
Оливия, наверное, и не подозревала, сколько сил понадобилось Эйлин, чтобы сбросить броню и твердо ответить:
— Да, но я не хочу, чтобы он знал об этом.
— Понимаю и обещаю, что от меня он ничего не узнает. Но в ответ на ваше доверие, я хочу рассказать вам кое о чем. Это очень личное, и я ни с кем об этом не говорила. Но вам скажу.
Глядя в красивое лицо матери Поля, Эйлин вдруг ощутила напряжение и почувствовала, как по спине побежали мурашки.
— Когда Поль поступил в университет, он был умным и сильным мальчиком, жаждавшим жизни. Тогда он напоминал своего отца: такое же теплое отношение к людям, такая же искренность и открытость, — медленно заговорила Оливия. — К тому времени, когда он закончил учебу, сила и ум остались, но желание жить превратилось в стремление брать жизнь за горло, а тепло, открытость и искренность ушли совсем. Это… это случилось из-за девушки.
— Мари-Лу.
— Он рассказывал вам о Мари-Лу?! — резко спросила Оливия.
— Нет. Да. В общем… Поль сказал, что они были вместе два года, а потом все закончилось.
Оливия внимательно посмотрела на нее и кивнула.
— Все не так просто, но, зная моего сына, вы вряд ли станете ожидать чего-то простого. Он любил Мари-Лу, а она предала его.
— Она предпочла ему другого, — уверенно сказала Эйлин, памятуя о собственном печальном опыте.
Оливия проницательно взглянула на нее и усмехнулась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
Хорошо бы! Эйлин зажмурилась, когда Поль открыл дверь и негромко объявил:
— Посетители к мадам Дасте. Можно?
— Поль… Я жду тебя и Эйлин, — по-английски отозвалась лежащая на кровати женщина.
Эйлин во все глаза смотрела на мать Поля. Мадам Дасте принадлежала к тем женщинам, красота которых не зависит от возраста. Ей, должно было быть около шестидесяти, но на вид ей можно был дать около сорока. Светлые с проседью волосы, чистая с едва заметной паутинкой морщинок кожа лица, синие с фиалковым оттенком глаза — все это невольно привлекало внимание.
Она ласково и тепло улыбалась Эйлин, совершенно не готовой к подобному приему. Эйлин ожидала строгой сдержанности, возможно, даже враждебности — если учитывать дружбу мадам Дасте с Жанной, но мать Поля оказалась либо превосходной актрисой, либо действительно обрадовалась гостье.
— Эйлин, это моя мама, — нежно сказал Поль. — Мама, это Эйлин.
— Подойдите и садитесь, моя дорогая. — Бледная изящная рука указала на стоявший у кровати стул. — Поль, я понимаю, что твой друг Ганс хочет поговорить с тобой. Он настаивал на том, чтобы поскорее увидеть тебя. Наверное, не прочь закончить все и отправиться в отель. — Она перевела взгляд на Эйлин и снова улыбнулась. — Мой сын вызвал беднягу, разбудив среди ночи, и доктор Шойман примчался как на пожар. Это и есть настоящая дружба, не правда ли?
У Эйлин сложилось мнение, что Поль может вызвать кого угодно и ему вряд ли кто-то откажет — такой уж он человек, — но она только улыбнулась и ничего не сказала.
— Что, сейчас? — Поль явно не хотел уходить.
— Сейчас, дорогой. — Мадам Дасте мягко улыбнулась. — Как я поняла, он замечательный врач? Здесь перед ним все преклоняются.
— Я скоро вернусь.
— Не спеши, милый. Нам с Эйлин надо узнать друг друга получше.
Когда дверь за сыном закрылась, мадам Дасте повернулась к Эйлин и внимательно посмотрела на нее.
— Так, значит, это вы, — негромко сказала она.
— Извините? — Эйлин ответила непонимающим взглядом.
— Поль в последнее время не раз говорил, что у него в Канаде есть «друг», но я и не предполагала, что мы встретимся при таких обстоятельствах. — В ее голосе проскользнула грустная нотка.
— Насколько я понимаю, вам немного лучше? — осторожно осведомилась Эйлин.
— Да-да. — Она сказала это нетерпеливо, и Эйлин в первый раз заметила сходство в характерах сына и матери. Пауза немного затянулась, затем мадам Дасте сказала: — Меня зовут Оливия. Я хотела бы, чтобы мы подружились.
— Я тоже. — Эйлин чувствовала себя не в своей тарелке и понимала это.
— Можно, я буду с вами откровенной? — Чудесные синие глаза впились в Эйлин. — Вы знаете, что завтра меня будут оперировать? — Дождавшись кивка собеседницы, Оливия продолжила: — Тогда я сразу перейду к делу. Я люблю своего сына. Я.хочу для него самого лучшего, он этого заслуживает. Когда я познакомилась с моим будущим мужем и мы полюбили друг друга, его семья приняла это в штыки. Мы пережили настоящую бурю, затем все успокоились, но произошло это только после рождения Поля. Вот тогда Дасте меня приняли. Я родила мужу сына, и уже не имело значения, что я англичанка и принадлежу к англиканской церкви, а не к католической. Что касается меня и отца Поля, то мы никогда не обращали внимания на то, что принадлежим к разным конфессиям. Мы любили друг друга. Очень. Даже если бы у нас не было детей, мы все равно остались бы вместе.
— Вам очень повезло в жизни, — мягко сказала Эйлин. — У моего брата и его жены было так же.
Оливия кивнула.
— Поль воспитывался в любящем доме, — снова заговорила она, — но в его крови много такого, что досталось ему по отцовской линии. Мой муж был замечательным человеком, но я не могу сказать этого о его родителях. Гордые, строгие, можно даже сказать, жестокие люди.
— Не понимаю?
— Они были из тех, кто никогда не забывает причиненного вреда или нанесенной обиды. Оливия покачала головой. — Мой сын похож на своего отца, Эйлин, но он и не во всем пошел в своих французских родственников. В моем Поле есть и то, и другое, и только жизнь покажет, чьи гены окажутся сильнее. Только жизнь формирует мужчину. Или… женщина.
Эйлин вдруг поняла, что имеет в виду мать Поля, и изумленно посмотрела на нее. Оливия определенно не так все истолковала, лихорадочно подумала она. Поль не любит меня, у меня нет никаких средств влияния на него, он всего лишь хочет мое тело, да и то ненадолго. Но как сказать об этом его матери?
— Когда такого человека, как мой сын, предают или обижают, его это очень глубоко задевает. — Оливия уже смотрела не на Эйлин, а в большое окно, в котором виднелись верхушки зеленых деревьев и безоблачное голубое небо. — И, чтобы снять боль и залечить рану, требуется такое же глубокое чувство.
— Оливия, правильно ли я вас понимаю: именно мне предстоит исцелить Поля, помочь ему оправиться от раны, нанесенной кем-то в прошлом? Если так, то вы заблуждаетесь. Поль не любит меня, он уже сказал мне, что не верит ни в любовь, ни в обязательства, ни в преданность. По его собственному признанию, ему нужен короткий роман, вот и все. Он… он заинтересовался мною только потому, что я не переспала с ним сразу.
Оливия устремила на Эйлин взгляд своих изумительных фиалковых глаз и после долгой, бесконечной паузы тихо сказала:
— Ему нужны вы, Эйлин. Но что чувствуете вы? Нужен ли он вам? Я имею в виду, по-настоящему?
Оливия, наверное, и не подозревала, сколько сил понадобилось Эйлин, чтобы сбросить броню и твердо ответить:
— Да, но я не хочу, чтобы он знал об этом.
— Понимаю и обещаю, что от меня он ничего не узнает. Но в ответ на ваше доверие, я хочу рассказать вам кое о чем. Это очень личное, и я ни с кем об этом не говорила. Но вам скажу.
Глядя в красивое лицо матери Поля, Эйлин вдруг ощутила напряжение и почувствовала, как по спине побежали мурашки.
— Когда Поль поступил в университет, он был умным и сильным мальчиком, жаждавшим жизни. Тогда он напоминал своего отца: такое же теплое отношение к людям, такая же искренность и открытость, — медленно заговорила Оливия. — К тому времени, когда он закончил учебу, сила и ум остались, но желание жить превратилось в стремление брать жизнь за горло, а тепло, открытость и искренность ушли совсем. Это… это случилось из-за девушки.
— Мари-Лу.
— Он рассказывал вам о Мари-Лу?! — резко спросила Оливия.
— Нет. Да. В общем… Поль сказал, что они были вместе два года, а потом все закончилось.
Оливия внимательно посмотрела на нее и кивнула.
— Все не так просто, но, зная моего сына, вы вряд ли станете ожидать чего-то простого. Он любил Мари-Лу, а она предала его.
— Она предпочла ему другого, — уверенно сказала Эйлин, памятуя о собственном печальном опыте.
Оливия проницательно взглянула на нее и усмехнулась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37