Бусы, например, или выходное платье. Если ее принарядить, то приятно было бы посмотреть. Он представил себе Гизель в официальном придворном туалете с драгоценностями в волосах, с накрашенными ногтями и надушенную за ушком.
Может, я даже приглашу ее на пир или бал, размышлял он. Ее чуть-чуть почистить, так она сенсацией будет. Может, даже найдется хороший молодой человек, который наденет кольцо ей на палец, и…
Наклонив голову под низкой длинной веткой, Лафайет остановился, недовольно уставившись на пару больших ботинок под кустом. Он перевел взор на ноги хозяина ботинок, затем на туловище и, наконец, на недружелюбное лицо Луппо. Тот стоял, подперев бока руками, и криво улыбался с высоты своего роста.
— Что-нибудь потерял, Зорро? — спросил он сиплым голосом.
— Я просто немного размялся, — ответил Лафайет, выпрямляясь и принимая достойный вид.
— Если бы я страдал подозрительностью, — ворчал Луппо, — я бы подумал, что ты хочешь напасть на мою сестру как грязная коварная крыса.
Пробормотав «хм», Лафайет повернулся и пошел назад по тропе. Большой разбойник иронически прищелкнул языком ему вслед.
Считая, что уже ушел на значительное расстояние от Луппо, Лафайет выбрал местечко, где подлесок был пореже, вновь сошел с тропы и подался влево. Густые заросли ежевики преградили ему путь. Чтобы их обойти, он, срезав угол, поднялся на холм, пролез под колючками, взобрался на выросшую из-под земли скалу, повернулся, чтобы взять свои пожитки, и увидел Борако, который, опершись о дерево, небрежно строгал палку. Путник посмотрел вверх и сплюнул.
— Еще один короткий путь? — полюбопытствовал он с хитрой улыбкой.
— Точно, — запальчиво ответил Лафайет. — Думаю, напал на редкую разновидность лысухи на этом пути.
— Не лысуха, — возразил Борако. — Я думаю — дикий гусь.
— Ладно, некогда мне тут болтать, — надменно прервал его Лафайет. — Гизель будет беспокоиться.
Он пошел назад в лагерь. Сзади Борако топал башмаками. Гизель ждала его у опушки.
— Зорито! Иди сюда! Пора готовиться к свадьбе.
— А что, у кого-нибудь будет свадьба? — спросил Лафайет. — Ладно, я думаю, будет весело, ценю предложение, но… — Возражение было оборвано сразу, так как Гизель обвила его шею руками. — Уф, Гизель! — начал было он. — Я должен тебе кое-что сказать…
— Зорито! Замолчи! А то как я тебя поцелую?
— Ты уверена, что знаешь меня достаточно хорошо? — Он замолчал, так как она прильнула к нему.
— Есть старый обычай племени, — проворковала Гизель, покусывая его ушко, — стащить небольшой образец перед покупкой…
— Покупкой? — Лафайет задержался. — Ты имеешь в виду кражу, да?
Гизель хихикнула:
— Само собой, ты понял, о чем я? Пошли! — Она поймала его за руку и потащила к своему фургону. Когда они приблизились к нему, из тени вышел верзила.
— Ну чего тебе надо, дубина ты здоровенная? — бойко вскинув голову, спросила Гизель.
— Древний Закон не говорит ничего о том, чтобы жертве давали сильное успокоительное перед свадьбой, — угрюмо заявил разбойник.
— А тебе-то что, Борако?
— Ты знаешь, ты меня допекла, Гизель!
— Сделай так, чтоб тебя искали, — вступил в разговор Лафайет. — Разве ты не видишь, что беспокоишь леди?
— Может, пройдемся по аллее, и ты повторишь, что сказал? — грозно наступал Борако.
— Нет! — крикнула Гизель, набросившись на него. Он грубо отшвырнул ее.
— Эй, ты! — воскликнул Лафайет. — Не смей!
— Посмотрим, как ты меня остановишь! — Борако сорвал с ремня широкий нож и пошел на Лафайета, припадая к земле.
Когда он размахнулся, Лафайет уклонился, поймал запястье противника сложным захватом двумя руками и, сорвав его с места, перекинул через бедро. Борако сделал сальто и, тяжело рухнув на челюсть, остался смирно лежать на месте. Нож с подскоком полетел по траве.
— Зорито! Мой герой! — взвизгнула Гизель, бросаясь на шею Лафайету. — Думаю, на некоторое время мы в безопасности! Но ты же защитил меня, рискуя жизнью! Ты в самом деле любишь меня, мой герой!
— Ты сделала то же самое для меня, — пробормотал Лафайет между поцелуями благодарной девушки.
— Это все от быстроты реакции, — произнес Лафайет с акцентом племени, но тут же повторил без него.
— Ага! Сбился! Забыл про свой поддельный акцент! — Гизель обняла его еще крепче. — По правде, я уж стала немного удивляться…
— Послушай, — сказал Лафайет, отстраняясь и держа ее на расстоянии вытянутой руки. — Посмотри на меня! Что, я действительно похож на этого самого Зорро?
— Ну и шут же ты, Зорито! — Гизель схватила его за уши и, шутя, покусала за щеку. — Конечно, ты похож на себя, глупый! Почему бы нет?
— Потому, что я — не я! Я имею в виду, что я не тот, кого зовут Зорито! Я Лафайет О'Лири! Я — мирный Роуми, я просто случайно пробирался в темноте по своим делам и был пойман городской стражей, а Луппо со своими головорезами по ошибке спас меня! А теперь, кажется, все думают, что я — не я!
Гизель с сомнением смотрела на него:
— Никто не может быть так похож на моего Зорито и быть не Зорито… если только, может, у тебя есть брат-близнец?
— Нет, я не близнец, — твердо ответил Лафайет. — По крайней мере, не близнец, если не считать таких лиц, как Лоренцо и Лотарио О'Лири, и, конечно, Лоэнгрин О'Лири, и Лафкадио, и Ланселот, — он остановился.
— Но я тебя только с толку сбиваю. Их на самом деле нет, во всяком случае в этом континууме.
— Ты, конечно, порешь ерунду, Зорито, — сказала Гизель. — О! Я знаю! Сними одежду!
— А… ты думаешь, у нас есть время? — уклонился Лафайет. — Я имею в виду…
— У тебя родимое пятнышко на пояснице, — объяснила Гизель. — Дай посмотрю, скорей!
— Минуточку, кто-нибудь может прийти и не так понять! — протестовал Лафайет, но девушка уже схватила его рубашку, вырвала ее из-под ремня и стащила пояс, чтобы обнажить поясницу.
— Видишь? Именно так, как я помню! — Она, торжествуя, показала пятно в форме бабочки на оливковой коже. — Я знала, что ты дурачился все это время, Зорито!
— Это невозможно, — сказал Лафайет, уставившись на пятно. Он даже ковырнул его на всякий случай. — У меня в жизни не было родимого пятна. Я… — Его голос надломился, когда взгляд упал на кончик пальца. Это был длинный тонкий палец с грязным, здорово обгрызенным ногтем.
— Это, — сказал Лафайет, с трудом проглотив ком, подступивший к горлу,
— это не мой палец!
— Я в полном порядке, — успокаивал себя Лафайет, сосредоточившись на внутренней стороне век. — Пульс шестьдесят, кровяное давление и температура нормальные, сенсорные впечатления четкие, память отличная.
— Зорито, — сказала Гизель, — почему ты стоишь с закрытыми глазами и разговариваешь сам с собой?
— Я разговариваю не сам с собой, моя милая. Я разговариваю с тем, в кого я обратился, кто, я бы сказал, является объектом, имеющимся в наличии, понимаешь ли…
— Зорито, ты ни в кого не обращаешься, ты все равно — ты!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
Может, я даже приглашу ее на пир или бал, размышлял он. Ее чуть-чуть почистить, так она сенсацией будет. Может, даже найдется хороший молодой человек, который наденет кольцо ей на палец, и…
Наклонив голову под низкой длинной веткой, Лафайет остановился, недовольно уставившись на пару больших ботинок под кустом. Он перевел взор на ноги хозяина ботинок, затем на туловище и, наконец, на недружелюбное лицо Луппо. Тот стоял, подперев бока руками, и криво улыбался с высоты своего роста.
— Что-нибудь потерял, Зорро? — спросил он сиплым голосом.
— Я просто немного размялся, — ответил Лафайет, выпрямляясь и принимая достойный вид.
— Если бы я страдал подозрительностью, — ворчал Луппо, — я бы подумал, что ты хочешь напасть на мою сестру как грязная коварная крыса.
Пробормотав «хм», Лафайет повернулся и пошел назад по тропе. Большой разбойник иронически прищелкнул языком ему вслед.
Считая, что уже ушел на значительное расстояние от Луппо, Лафайет выбрал местечко, где подлесок был пореже, вновь сошел с тропы и подался влево. Густые заросли ежевики преградили ему путь. Чтобы их обойти, он, срезав угол, поднялся на холм, пролез под колючками, взобрался на выросшую из-под земли скалу, повернулся, чтобы взять свои пожитки, и увидел Борако, который, опершись о дерево, небрежно строгал палку. Путник посмотрел вверх и сплюнул.
— Еще один короткий путь? — полюбопытствовал он с хитрой улыбкой.
— Точно, — запальчиво ответил Лафайет. — Думаю, напал на редкую разновидность лысухи на этом пути.
— Не лысуха, — возразил Борако. — Я думаю — дикий гусь.
— Ладно, некогда мне тут болтать, — надменно прервал его Лафайет. — Гизель будет беспокоиться.
Он пошел назад в лагерь. Сзади Борако топал башмаками. Гизель ждала его у опушки.
— Зорито! Иди сюда! Пора готовиться к свадьбе.
— А что, у кого-нибудь будет свадьба? — спросил Лафайет. — Ладно, я думаю, будет весело, ценю предложение, но… — Возражение было оборвано сразу, так как Гизель обвила его шею руками. — Уф, Гизель! — начал было он. — Я должен тебе кое-что сказать…
— Зорито! Замолчи! А то как я тебя поцелую?
— Ты уверена, что знаешь меня достаточно хорошо? — Он замолчал, так как она прильнула к нему.
— Есть старый обычай племени, — проворковала Гизель, покусывая его ушко, — стащить небольшой образец перед покупкой…
— Покупкой? — Лафайет задержался. — Ты имеешь в виду кражу, да?
Гизель хихикнула:
— Само собой, ты понял, о чем я? Пошли! — Она поймала его за руку и потащила к своему фургону. Когда они приблизились к нему, из тени вышел верзила.
— Ну чего тебе надо, дубина ты здоровенная? — бойко вскинув голову, спросила Гизель.
— Древний Закон не говорит ничего о том, чтобы жертве давали сильное успокоительное перед свадьбой, — угрюмо заявил разбойник.
— А тебе-то что, Борако?
— Ты знаешь, ты меня допекла, Гизель!
— Сделай так, чтоб тебя искали, — вступил в разговор Лафайет. — Разве ты не видишь, что беспокоишь леди?
— Может, пройдемся по аллее, и ты повторишь, что сказал? — грозно наступал Борако.
— Нет! — крикнула Гизель, набросившись на него. Он грубо отшвырнул ее.
— Эй, ты! — воскликнул Лафайет. — Не смей!
— Посмотрим, как ты меня остановишь! — Борако сорвал с ремня широкий нож и пошел на Лафайета, припадая к земле.
Когда он размахнулся, Лафайет уклонился, поймал запястье противника сложным захватом двумя руками и, сорвав его с места, перекинул через бедро. Борако сделал сальто и, тяжело рухнув на челюсть, остался смирно лежать на месте. Нож с подскоком полетел по траве.
— Зорито! Мой герой! — взвизгнула Гизель, бросаясь на шею Лафайету. — Думаю, на некоторое время мы в безопасности! Но ты же защитил меня, рискуя жизнью! Ты в самом деле любишь меня, мой герой!
— Ты сделала то же самое для меня, — пробормотал Лафайет между поцелуями благодарной девушки.
— Это все от быстроты реакции, — произнес Лафайет с акцентом племени, но тут же повторил без него.
— Ага! Сбился! Забыл про свой поддельный акцент! — Гизель обняла его еще крепче. — По правде, я уж стала немного удивляться…
— Послушай, — сказал Лафайет, отстраняясь и держа ее на расстоянии вытянутой руки. — Посмотри на меня! Что, я действительно похож на этого самого Зорро?
— Ну и шут же ты, Зорито! — Гизель схватила его за уши и, шутя, покусала за щеку. — Конечно, ты похож на себя, глупый! Почему бы нет?
— Потому, что я — не я! Я имею в виду, что я не тот, кого зовут Зорито! Я Лафайет О'Лири! Я — мирный Роуми, я просто случайно пробирался в темноте по своим делам и был пойман городской стражей, а Луппо со своими головорезами по ошибке спас меня! А теперь, кажется, все думают, что я — не я!
Гизель с сомнением смотрела на него:
— Никто не может быть так похож на моего Зорито и быть не Зорито… если только, может, у тебя есть брат-близнец?
— Нет, я не близнец, — твердо ответил Лафайет. — По крайней мере, не близнец, если не считать таких лиц, как Лоренцо и Лотарио О'Лири, и, конечно, Лоэнгрин О'Лири, и Лафкадио, и Ланселот, — он остановился.
— Но я тебя только с толку сбиваю. Их на самом деле нет, во всяком случае в этом континууме.
— Ты, конечно, порешь ерунду, Зорито, — сказала Гизель. — О! Я знаю! Сними одежду!
— А… ты думаешь, у нас есть время? — уклонился Лафайет. — Я имею в виду…
— У тебя родимое пятнышко на пояснице, — объяснила Гизель. — Дай посмотрю, скорей!
— Минуточку, кто-нибудь может прийти и не так понять! — протестовал Лафайет, но девушка уже схватила его рубашку, вырвала ее из-под ремня и стащила пояс, чтобы обнажить поясницу.
— Видишь? Именно так, как я помню! — Она, торжествуя, показала пятно в форме бабочки на оливковой коже. — Я знала, что ты дурачился все это время, Зорито!
— Это невозможно, — сказал Лафайет, уставившись на пятно. Он даже ковырнул его на всякий случай. — У меня в жизни не было родимого пятна. Я… — Его голос надломился, когда взгляд упал на кончик пальца. Это был длинный тонкий палец с грязным, здорово обгрызенным ногтем.
— Это, — сказал Лафайет, с трудом проглотив ком, подступивший к горлу,
— это не мой палец!
— Я в полном порядке, — успокаивал себя Лафайет, сосредоточившись на внутренней стороне век. — Пульс шестьдесят, кровяное давление и температура нормальные, сенсорные впечатления четкие, память отличная.
— Зорито, — сказала Гизель, — почему ты стоишь с закрытыми глазами и разговариваешь сам с собой?
— Я разговариваю не сам с собой, моя милая. Я разговариваю с тем, в кого я обратился, кто, я бы сказал, является объектом, имеющимся в наличии, понимаешь ли…
— Зорито, ты ни в кого не обращаешься, ты все равно — ты!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46