Золотистые волосы будут приятно щекотать его подбородок. И скакать он будет не очень быстро, чтобы не утомлять ее высочество. Путешествие, пожалуй, займет целый день, а возможно, и ночь придется провести вместе, у маленького костра, где-нибудь далеко-далеко, завернувшись в одно одеяло, если такое найдется.
Но это будет потом. А сейчас жарко, пыльно, все тело ноет, короче — сплошное неудобство.
Горная гряда несколько приблизилась и теперь стала походить на пилу с громадными зубьями. Эта «пила» слегка поворачивала налево и шла дальше, уходя за горизонт. Скачи, пока не доберешься до перевала… Тот парень, с дороги, вроде так объяснял. Правда, это совсем не значит, что на его указания можно положиться. Но сейчас не оставалось ничего иного, кроме как продолжать скакать дальше и надеяться на лучшее.
Солнце двигалось к западу, все ниже и ниже склоняясь над горной грядой. Теперь оно выглядело как запыленный шар на грубо размалеванном алыми и розовыми красками небе. На его фоне четко выделялись силуэты тощих пальм, неведомо как оказавшихся маленькой компанией в этой глуши.
О'Лири проскакал последние несколько ярдов до оазиса и осадил лошадь под иссушенными деревьями. Лошадь под ним к чему-то тревожно принюхивалась, перебирая в нетерпении ногами, потом сделала несколько шагов к низкой, полуобвалившейся стенке и, склонив морду над темным прудиком, стала жадно пить.
Лафайет перекинул саднящую ногу через седло и спустился на землю. Он подумал, что, наверное, так же чувствовала бы себя египетская мумия, погребенная верхом на своем верном скакуне и только что отрытая археологами, всюду сующими свой нос. О'Лири неуверенно опустился на колени и окунул голову в воду. Вода была теплая, солоноватая, богато сдобренная разными посторонними частицами. Но эти мелочи не могли испортить остроты наслаждения моментом. Он откинул намокшие волосы, потер лицо, сделал несколько глотков, затем с трудом поднялся и оттащил от воды припавшую к ней лошадь.
— Как бы то ни было, но я не могу допустить, чтобы ты пошла ко дну, — сказал он терпеливому животному. — Очень жаль, что ты не можешь получить удовольствие от тянучки. А может, попробуешь?
Он засунул руку в мешок и вытащил «поцелуйчик». Сняв обертку, Лафайет протянул конфету лошади. Животное понюхало и осторожно взяла угощение мягкими губами.
— Береги зубы, — предупредил О'Лири. — Что поделать, старик. Ничего другого нет. Придется довольствоваться этим.
Лафайет потянулся к свертку за седлом, отвязал его и развернул. В нем оказалось тонкое дырявое одеяло и палатка, видавшая и зной и стужу. К ее четырем углам были прикреплены разбитые от долгого употребления колышки, а посередине — небольшой столбик. Да, экипировка Рыжего Быка могла быть и лучше.
Через пятнадцать минут, установив заплатанную палатку и прикончив последнюю тянучку, О'Лири вполз в это хлипкое сооружение, сделал в песке ямку для ноющего бедра, свернулся калачиком и мгновенно заснул.
Лафайет проснулся от ощущения, что под ним проваливается земля. Чпок! — как будто лопнул гигантский пузырь, и вслед за тем неожиданно наступила тишина, нарушаемая отдаленным звуком, напоминающим морской прибой, и одинокими выкриками птиц. О'Лири широко открыл глаза. Он сидел на крошечном острове с одиноко растущей пальмой, а вокруг, насколько хватал глаз, простирался безбрежный океан.
9
С вершины дерева, чахлого представителя благородного племени пальм с полудюжиной вялых листьев, собранных в пучок на макушке тощего ствола, Лафайет пристально осматривал море. Рядом плескались волны, которые белыми барашками пересекали ярко-зеленые отмели и с шипением накатывались на плоский берег. А чуть дальше, на больших глубинах, вода синего цвета была спокойная, и эти спокойствие и синева простирались до самого горизонта. Несколько больших птиц, наподобие буревестников, время от времени с криком падали на белый, как сахар, песок, чтобы выловить какой-нибудь лакомый кусочек, когда волна с шельфа уходила обратно в море. Где-то высоко-высоко на солнечном небе плыли крошечные облака. В другой ситуации это было бы великолепное место для тихого отпуска. Лучше не придумаешь!
О'Лири смирился со своей участью. Ему было безразлично, где он сейчас находился. К чувству душевной опустошенности добавились резкие болезненные спазмы желудка, требующего реальной пищи.
Он спустился на землю и сел, прислонясь к стволу. Это была какая-то новая форма катастрофы. Просто, когда он что-либо воображал, он бессознательно соблюдал какие-то правила, а теперь они вжик! — и развеялись. Как он оказался в такой ситуации? Естественно, что он этого не хотел. У него даже в мыслях никогда не возникало желания оказаться одному на необитаемом острове.
Лафайет должен был также признать, что попытки вернуться назад в оазис, к своей лошади, оказались тщетными. Он не мог сконцентрироваться на чем-либо в то время, когда его желудок подавал сигналы отчаяния. Эта способность покидала его всякий раз, когда он в ней больше всего нуждался. О'Лири вспомнил Адоранну, ее холодные голубые глаза, завитки золотых волос, обворожительную припухлость девичьей фигурки. Он поднялся и начал вышагивать по острову взад и вперед — десять футов до кромки воды и обратно.
Когда-то Адоранна подарила ему платок и, вне всякого сомнения, ждет, что он придет спасти ее. А он сидит тут, в безнадежном положении, на этом дурацком необитаемом острове. Черт бы его побрал!
Простое хождение по острову с покусыванием губ ничего не даст. Надо придумать что-нибудь конструктивное. Однако эти рези в желудке отнюдь не способствовали умственному напряжению. Лафайет приложил руку к животу. Пока он не раздобудет что-нибудь поесть, нечего и думать о том, чтобы выбраться отсюда. Итак Пальма в этом деле помочь не может — кокосовых орехов на ней нет. О'Лири посмотрел на кромку воды. Черт возьми, ведь там же есть рыба…
Лафайет глубоко вздохнул и попытался сосредоточиться. Он представил коробку спичек, комплект рыболовных крючков и солонку. Он надеялся, что такие скромные потребности не подорвут его силы… Раздался почти беззвучный щелчок, скорее почувствованный, чем услышанный. О'Лири в нетерпении пошарил по своим просторным карманам и вытащил книжечку спичек с наклейкой: «Сад на крыше алькасара. Танцующая Нители» и маленькую солонку от Мортона с дырочками на пластмассовом верхе. Из другого кармана он извлек полдюжины завернутых в бумагу булавок.
— Хоть и не совсем то, что надо, но все-таки — фирма, — пробормотал Лафайет, сгибая одну из булавок в примитивный крючок.
Он вспомнил, что совсем забыл о леске. Ничего, это можно легко поправить. О'Лири отыскал торчащую с изнанки его расшитого бисером жилета нитку и отмотал четыре ярда, которых вполне должно хватить, чтобы использовать ее в качестве лески.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59
Но это будет потом. А сейчас жарко, пыльно, все тело ноет, короче — сплошное неудобство.
Горная гряда несколько приблизилась и теперь стала походить на пилу с громадными зубьями. Эта «пила» слегка поворачивала налево и шла дальше, уходя за горизонт. Скачи, пока не доберешься до перевала… Тот парень, с дороги, вроде так объяснял. Правда, это совсем не значит, что на его указания можно положиться. Но сейчас не оставалось ничего иного, кроме как продолжать скакать дальше и надеяться на лучшее.
Солнце двигалось к западу, все ниже и ниже склоняясь над горной грядой. Теперь оно выглядело как запыленный шар на грубо размалеванном алыми и розовыми красками небе. На его фоне четко выделялись силуэты тощих пальм, неведомо как оказавшихся маленькой компанией в этой глуши.
О'Лири проскакал последние несколько ярдов до оазиса и осадил лошадь под иссушенными деревьями. Лошадь под ним к чему-то тревожно принюхивалась, перебирая в нетерпении ногами, потом сделала несколько шагов к низкой, полуобвалившейся стенке и, склонив морду над темным прудиком, стала жадно пить.
Лафайет перекинул саднящую ногу через седло и спустился на землю. Он подумал, что, наверное, так же чувствовала бы себя египетская мумия, погребенная верхом на своем верном скакуне и только что отрытая археологами, всюду сующими свой нос. О'Лири неуверенно опустился на колени и окунул голову в воду. Вода была теплая, солоноватая, богато сдобренная разными посторонними частицами. Но эти мелочи не могли испортить остроты наслаждения моментом. Он откинул намокшие волосы, потер лицо, сделал несколько глотков, затем с трудом поднялся и оттащил от воды припавшую к ней лошадь.
— Как бы то ни было, но я не могу допустить, чтобы ты пошла ко дну, — сказал он терпеливому животному. — Очень жаль, что ты не можешь получить удовольствие от тянучки. А может, попробуешь?
Он засунул руку в мешок и вытащил «поцелуйчик». Сняв обертку, Лафайет протянул конфету лошади. Животное понюхало и осторожно взяла угощение мягкими губами.
— Береги зубы, — предупредил О'Лири. — Что поделать, старик. Ничего другого нет. Придется довольствоваться этим.
Лафайет потянулся к свертку за седлом, отвязал его и развернул. В нем оказалось тонкое дырявое одеяло и палатка, видавшая и зной и стужу. К ее четырем углам были прикреплены разбитые от долгого употребления колышки, а посередине — небольшой столбик. Да, экипировка Рыжего Быка могла быть и лучше.
Через пятнадцать минут, установив заплатанную палатку и прикончив последнюю тянучку, О'Лири вполз в это хлипкое сооружение, сделал в песке ямку для ноющего бедра, свернулся калачиком и мгновенно заснул.
Лафайет проснулся от ощущения, что под ним проваливается земля. Чпок! — как будто лопнул гигантский пузырь, и вслед за тем неожиданно наступила тишина, нарушаемая отдаленным звуком, напоминающим морской прибой, и одинокими выкриками птиц. О'Лири широко открыл глаза. Он сидел на крошечном острове с одиноко растущей пальмой, а вокруг, насколько хватал глаз, простирался безбрежный океан.
9
С вершины дерева, чахлого представителя благородного племени пальм с полудюжиной вялых листьев, собранных в пучок на макушке тощего ствола, Лафайет пристально осматривал море. Рядом плескались волны, которые белыми барашками пересекали ярко-зеленые отмели и с шипением накатывались на плоский берег. А чуть дальше, на больших глубинах, вода синего цвета была спокойная, и эти спокойствие и синева простирались до самого горизонта. Несколько больших птиц, наподобие буревестников, время от времени с криком падали на белый, как сахар, песок, чтобы выловить какой-нибудь лакомый кусочек, когда волна с шельфа уходила обратно в море. Где-то высоко-высоко на солнечном небе плыли крошечные облака. В другой ситуации это было бы великолепное место для тихого отпуска. Лучше не придумаешь!
О'Лири смирился со своей участью. Ему было безразлично, где он сейчас находился. К чувству душевной опустошенности добавились резкие болезненные спазмы желудка, требующего реальной пищи.
Он спустился на землю и сел, прислонясь к стволу. Это была какая-то новая форма катастрофы. Просто, когда он что-либо воображал, он бессознательно соблюдал какие-то правила, а теперь они вжик! — и развеялись. Как он оказался в такой ситуации? Естественно, что он этого не хотел. У него даже в мыслях никогда не возникало желания оказаться одному на необитаемом острове.
Лафайет должен был также признать, что попытки вернуться назад в оазис, к своей лошади, оказались тщетными. Он не мог сконцентрироваться на чем-либо в то время, когда его желудок подавал сигналы отчаяния. Эта способность покидала его всякий раз, когда он в ней больше всего нуждался. О'Лири вспомнил Адоранну, ее холодные голубые глаза, завитки золотых волос, обворожительную припухлость девичьей фигурки. Он поднялся и начал вышагивать по острову взад и вперед — десять футов до кромки воды и обратно.
Когда-то Адоранна подарила ему платок и, вне всякого сомнения, ждет, что он придет спасти ее. А он сидит тут, в безнадежном положении, на этом дурацком необитаемом острове. Черт бы его побрал!
Простое хождение по острову с покусыванием губ ничего не даст. Надо придумать что-нибудь конструктивное. Однако эти рези в желудке отнюдь не способствовали умственному напряжению. Лафайет приложил руку к животу. Пока он не раздобудет что-нибудь поесть, нечего и думать о том, чтобы выбраться отсюда. Итак Пальма в этом деле помочь не может — кокосовых орехов на ней нет. О'Лири посмотрел на кромку воды. Черт возьми, ведь там же есть рыба…
Лафайет глубоко вздохнул и попытался сосредоточиться. Он представил коробку спичек, комплект рыболовных крючков и солонку. Он надеялся, что такие скромные потребности не подорвут его силы… Раздался почти беззвучный щелчок, скорее почувствованный, чем услышанный. О'Лири в нетерпении пошарил по своим просторным карманам и вытащил книжечку спичек с наклейкой: «Сад на крыше алькасара. Танцующая Нители» и маленькую солонку от Мортона с дырочками на пластмассовом верхе. Из другого кармана он извлек полдюжины завернутых в бумагу булавок.
— Хоть и не совсем то, что надо, но все-таки — фирма, — пробормотал Лафайет, сгибая одну из булавок в примитивный крючок.
Он вспомнил, что совсем забыл о леске. Ничего, это можно легко поправить. О'Лири отыскал торчащую с изнанки его расшитого бисером жилета нитку и отмотал четыре ярда, которых вполне должно хватить, чтобы использовать ее в качестве лески.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59