«Офелия, Гамлетова девчонка, свихнулася…» — ну и так далее…
А тогда в школе наша учительница литературы поставила перед собой непосильную задачу: заставить нас запомнить содержание Гамлета! Хотя бы на уровне «кто кого любил и кто кого убил». И наши мальчики, в четырнадцать лет все еще плюющиеся в одноклассниц бумажными шариками, из страха перед будущими экзаменами хмуро зубрили: «Умер старый Король. Его жена Гертруда вышла замуж за его брата Клавдия. А сын Гертруды Гамлет очень разозлился на свою мать за ее гадкий поступок. В смысле за то, что она вышла за дядю. А тут еще пришла Тень отца и наябедничала, что ее, оказывается, Клавдий и убил. И тогда Гамлет решил всем на свете отомстить. Сначала притворился дурачком. Потом грохнул старого придворного Полония, чтобы не стоял, где не просят, и не подслушивал. Король и королева послали к нему двух друзей — Розенкранца и Гильденстерна, — чтобы те разобрались, что происходит с сыночком. Короче, те влезли не в свое дело, и их казнили. А. подружка Гамлета Офелия, которая к тому же была дочкой Полония, от горя свихнулась и утопилась. Тогда ее братец Лаэрт решил отомстить за сестрицу и за папашу и вызвал Гамлета на бой. Но бой был нечестным. Лаэрт вместе с Клавдием заранее отравили вино и смазали ядом одну рапиру. Вино, правда, по ошибке выпила королева Гертруда и, естественно, померла. А рапирой успели зацепить и Гамлета, и Лаэрта. Перед смертью Лаэрт во всем признался, и разозленный Гамлет убил Клавдия. А потом тоже умер…» В общем, страсти-мордасти и целая куча трупов! Уф-ф-ф!
Теперь, спустя четырнадцать лет, и страсти-мордасти, и куча трупов чудовищным образом материализовывались из пустоты, как мертвая рука в моих полубредовых видениях. Все складывалось. Все страшно и логично складывалось.
Бирюков — Полоний, Леха со Славиком — Розенкранц и Гильденстерн, Наташа — Офелия! Сюрреалистический, странный спектакль, который собирался ставить Вадим Петрович, и полутень-полупризрак, преследующий меня на каждом шагу…
Господи! С какой тоской я вспоминала теперь прежде казавшуюся беспросветной экономическую версию — версию, по которой и Бирюкова, и ребят убили из-за больших и, вероятнее всего, грязных денег. Тогда, по крайней мере, прорисовывалась хоть какая-то логика! Что же делать теперь, я просто не представляла. Зато одно знала почти наверняка: если мы не ошиблись и перед нами действительно разыгрывается чудовищная версия «Гамлета», то это надо снимать как смертельную шараду, которую необходимо разгадать. Убийца, оставляющий за собой кровавый след, убивает не просто так — он играет с нами, предлагая решить задачку со многими неизвестными…
Мне пришло в голову сказать об этом Ольге сразу после того, как мы вышли из каюмовского подъезда. Однако та отреагировала очень странно.
— Вы так запросто делаете выводы, Женя? — Взгляд ее был туманным, глаза — пустыми, на губах играла горькая усмешка. — Только это ведь не триллер с одобренным и утвержденным сценарием! Вам не кажется, что это вообще выше нашего понимания? «Есть многое на свете, друг Горацио…» Помните?
— Но вы же сами сегодня смеялись надо мной, когда я заговорила о колдовстве?!
— Колдовство тут абсолютно ни при чем.
— А что вы тогда имеете в виду?
— Ничего. — Она снова опустила голову. — Ничего, Женя, ничего… Если бы я могла до конца понять. Если бы я смогла вовремя понять…
На этом наш странный разговор закончился. Ольга вдруг подбежала к проезжей части, остановила синий «форд» и поспешно забралась на заднее сиденье.
Я успела только слабо вякнуть: «Вы куда?» — как автомобиль уже снова сорвался с места. В последний раз перед моими глазами мелькнул ее профиль, прядь черных волос, прилипшая к уголку рта, и Ольга исчезла. Я же осталась наедине со своими сомнениями и тяжкими мыслями.
К счастью, в Люберцах в этот день не случилось ни очередной аварии, ни внепланового ремонта труб, поэтому горячая вода в кране была; Я залезла в ванную и часа два отмокала, смывая с себя воспоминания о неудачном поджоге, явлении Человека в .сером и ужасных, минутах, проведенных в отделении милиции.
На мне, естественно, было красное бикини, чтобы в случае чего не выскакивать из ванной голой. Рядом с мочалкой и лавандовым туалетным мылом лежал нож для разделывания рыбы.
Ах, как отчаянно не хотелось верить в то, что все это происходит на самом деле, в то, что не почудилась странная нить, связавшая средневековую трагедию с моей нынешней, вполне реальной жизнью! В принципе и у смерти Вадима Петровича, и у гибели Лехи со Славиком могло быть другое, вполне земное объяснение. Вот только Наташа! Ее подозрительная кончина не укладывалась ни в какие рамки. Холодная, покрытая ледяной шугой Москва-река, тонкая сорочка, венок на голове… Кажется, что конкретнее могло бы указывать на Офелию? Как там сказал следователь, приходивший к соседкам? Возможно, она сделала это в состоянии невменяемости?! Но Наташка не была ненормальной. Абсолютно точно — не была. Более того! Людей, способных в критической ситуации размышлять настолько здраво и логично, я не так часто встречала за все двадцать восемь лет своей жизни!
Тут же как-то пакостно и горько вспомнилось Ольгино недавнее: «Она не только контролировала каждый ваш шаг, но и навязывала вам определенные поступки». Может быть, и навязывала, но теперь ее уже нет! И такой смерти я не пожелала бы даже злейшему врагу.
И все-таки кем же была Наталья? Невинной жертвой — безумной Офелией, не сделавшей никому ничего плохого, или все-таки хладнокровной соучастницей жестокого, но вполне земного убийства? Случайно ли картина ее смерти оказалась такой же, как у шекспировской героини, или следовало все-таки взяться за разгадывание шарады, предложенной убийцей?
Мне вдруг вспомнились резкие и беспричинные перепады Наташкиного настроения, нежная привязанность к водочке и способность истерически веселиться тогда, когда, по идее, следовало бы плакать. «Каждый актер должен быть немножечко сумасшедшим». На моей памяти это выражение никем и никогда не воспринималось буквально. Да, все говорили об эмоциональной пластичности, возбудимости и неустойчивости психики, но никто и никогда не признавался: «Я — профессионал и у меня на хорошем профессиональном уровне едет крыша…» Так все-таки «да» или «нет»? Была или не была моя Наташка шизофреником, параноиком или просто особой со слабой, надломленной психикой? Если «нет», то это не проясняло абсолютно ничего. Зато если «да»… Категорическое «да» могло означать только одно: надо напрягать мозги и пытаться понять, что же хотел сказать убийца…
Вот примерно в таких растрепанных чувствах и мыслях я и отправилась назавтра поутру в психиатрический диспансер, обслуживающий микрорайон, где жила Наташка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97
А тогда в школе наша учительница литературы поставила перед собой непосильную задачу: заставить нас запомнить содержание Гамлета! Хотя бы на уровне «кто кого любил и кто кого убил». И наши мальчики, в четырнадцать лет все еще плюющиеся в одноклассниц бумажными шариками, из страха перед будущими экзаменами хмуро зубрили: «Умер старый Король. Его жена Гертруда вышла замуж за его брата Клавдия. А сын Гертруды Гамлет очень разозлился на свою мать за ее гадкий поступок. В смысле за то, что она вышла за дядю. А тут еще пришла Тень отца и наябедничала, что ее, оказывается, Клавдий и убил. И тогда Гамлет решил всем на свете отомстить. Сначала притворился дурачком. Потом грохнул старого придворного Полония, чтобы не стоял, где не просят, и не подслушивал. Король и королева послали к нему двух друзей — Розенкранца и Гильденстерна, — чтобы те разобрались, что происходит с сыночком. Короче, те влезли не в свое дело, и их казнили. А. подружка Гамлета Офелия, которая к тому же была дочкой Полония, от горя свихнулась и утопилась. Тогда ее братец Лаэрт решил отомстить за сестрицу и за папашу и вызвал Гамлета на бой. Но бой был нечестным. Лаэрт вместе с Клавдием заранее отравили вино и смазали ядом одну рапиру. Вино, правда, по ошибке выпила королева Гертруда и, естественно, померла. А рапирой успели зацепить и Гамлета, и Лаэрта. Перед смертью Лаэрт во всем признался, и разозленный Гамлет убил Клавдия. А потом тоже умер…» В общем, страсти-мордасти и целая куча трупов! Уф-ф-ф!
Теперь, спустя четырнадцать лет, и страсти-мордасти, и куча трупов чудовищным образом материализовывались из пустоты, как мертвая рука в моих полубредовых видениях. Все складывалось. Все страшно и логично складывалось.
Бирюков — Полоний, Леха со Славиком — Розенкранц и Гильденстерн, Наташа — Офелия! Сюрреалистический, странный спектакль, который собирался ставить Вадим Петрович, и полутень-полупризрак, преследующий меня на каждом шагу…
Господи! С какой тоской я вспоминала теперь прежде казавшуюся беспросветной экономическую версию — версию, по которой и Бирюкова, и ребят убили из-за больших и, вероятнее всего, грязных денег. Тогда, по крайней мере, прорисовывалась хоть какая-то логика! Что же делать теперь, я просто не представляла. Зато одно знала почти наверняка: если мы не ошиблись и перед нами действительно разыгрывается чудовищная версия «Гамлета», то это надо снимать как смертельную шараду, которую необходимо разгадать. Убийца, оставляющий за собой кровавый след, убивает не просто так — он играет с нами, предлагая решить задачку со многими неизвестными…
Мне пришло в голову сказать об этом Ольге сразу после того, как мы вышли из каюмовского подъезда. Однако та отреагировала очень странно.
— Вы так запросто делаете выводы, Женя? — Взгляд ее был туманным, глаза — пустыми, на губах играла горькая усмешка. — Только это ведь не триллер с одобренным и утвержденным сценарием! Вам не кажется, что это вообще выше нашего понимания? «Есть многое на свете, друг Горацио…» Помните?
— Но вы же сами сегодня смеялись надо мной, когда я заговорила о колдовстве?!
— Колдовство тут абсолютно ни при чем.
— А что вы тогда имеете в виду?
— Ничего. — Она снова опустила голову. — Ничего, Женя, ничего… Если бы я могла до конца понять. Если бы я смогла вовремя понять…
На этом наш странный разговор закончился. Ольга вдруг подбежала к проезжей части, остановила синий «форд» и поспешно забралась на заднее сиденье.
Я успела только слабо вякнуть: «Вы куда?» — как автомобиль уже снова сорвался с места. В последний раз перед моими глазами мелькнул ее профиль, прядь черных волос, прилипшая к уголку рта, и Ольга исчезла. Я же осталась наедине со своими сомнениями и тяжкими мыслями.
К счастью, в Люберцах в этот день не случилось ни очередной аварии, ни внепланового ремонта труб, поэтому горячая вода в кране была; Я залезла в ванную и часа два отмокала, смывая с себя воспоминания о неудачном поджоге, явлении Человека в .сером и ужасных, минутах, проведенных в отделении милиции.
На мне, естественно, было красное бикини, чтобы в случае чего не выскакивать из ванной голой. Рядом с мочалкой и лавандовым туалетным мылом лежал нож для разделывания рыбы.
Ах, как отчаянно не хотелось верить в то, что все это происходит на самом деле, в то, что не почудилась странная нить, связавшая средневековую трагедию с моей нынешней, вполне реальной жизнью! В принципе и у смерти Вадима Петровича, и у гибели Лехи со Славиком могло быть другое, вполне земное объяснение. Вот только Наташа! Ее подозрительная кончина не укладывалась ни в какие рамки. Холодная, покрытая ледяной шугой Москва-река, тонкая сорочка, венок на голове… Кажется, что конкретнее могло бы указывать на Офелию? Как там сказал следователь, приходивший к соседкам? Возможно, она сделала это в состоянии невменяемости?! Но Наташка не была ненормальной. Абсолютно точно — не была. Более того! Людей, способных в критической ситуации размышлять настолько здраво и логично, я не так часто встречала за все двадцать восемь лет своей жизни!
Тут же как-то пакостно и горько вспомнилось Ольгино недавнее: «Она не только контролировала каждый ваш шаг, но и навязывала вам определенные поступки». Может быть, и навязывала, но теперь ее уже нет! И такой смерти я не пожелала бы даже злейшему врагу.
И все-таки кем же была Наталья? Невинной жертвой — безумной Офелией, не сделавшей никому ничего плохого, или все-таки хладнокровной соучастницей жестокого, но вполне земного убийства? Случайно ли картина ее смерти оказалась такой же, как у шекспировской героини, или следовало все-таки взяться за разгадывание шарады, предложенной убийцей?
Мне вдруг вспомнились резкие и беспричинные перепады Наташкиного настроения, нежная привязанность к водочке и способность истерически веселиться тогда, когда, по идее, следовало бы плакать. «Каждый актер должен быть немножечко сумасшедшим». На моей памяти это выражение никем и никогда не воспринималось буквально. Да, все говорили об эмоциональной пластичности, возбудимости и неустойчивости психики, но никто и никогда не признавался: «Я — профессионал и у меня на хорошем профессиональном уровне едет крыша…» Так все-таки «да» или «нет»? Была или не была моя Наташка шизофреником, параноиком или просто особой со слабой, надломленной психикой? Если «нет», то это не проясняло абсолютно ничего. Зато если «да»… Категорическое «да» могло означать только одно: надо напрягать мозги и пытаться понять, что же хотел сказать убийца…
Вот примерно в таких растрепанных чувствах и мыслях я и отправилась назавтра поутру в психиатрический диспансер, обслуживающий микрорайон, где жила Наташка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97