Со словами «И ваше шампанское» Инна проворно и легко соскочила с подмоста и, позабыв набросить на обнаженное тело дымчатую шаль, выдернула из розетки шнур обогревателя и спросила с явным возбуждением:
— В каких апартаментах будем пировать?
— Выбирайте сами, какие вам понравятся, — машинально, без всякой задней мысли ответил Иванов, и Инна быстро схватила шаль, но не набросила на себя, а воспользовалась ею чтобы не обжечь руки, потащила электрообогреватель в … спальню.
— Здесь у вас уютней. Люблю уют и обстановку интима. — Включила обогреватель.
«Уют» состоял из разложенного с откинутой спинкой дивана, покрытого добротным зеленым пледом, полумягкого стула, на котором висел пиджак хозяина, продолговатого журнального столика и ковра-паласа, покрывавшего большую часть пола этой небольшой квадратной комнаты. «Однако же…» — мысленно произнес Иванов и пошел за коньяком, шампанским и закуской, подмываемый любопытством. Инна вышла следом за ним в кабинет, где была ее одежда, и тотчас же возвратилась в спальню в своем белом прозрачном платье, надетом на голое тело. Белье оставила в кабинете.
Иванов не ожидал застолья, извинился за скромную закуску: остаток колбасы, банка лосося и под занавес кофе с овсяным печеньем.
— По нынешним временам это же шикарно! — успокоила его Инна, садясь на диван, оставляя для хозяина стул. Эта деталь, как и то, что она выбрала спальню и нарядилась в одно платье, не осталась незамеченной Ивановым.
Странное, необычное для себя чувство испытывал Алексей Петрович, — смесь чисто мужского любопытства, неловкости и сомнения, вызванные столь стремительной и откровенной атакой Инны. Он знал, чего она от него хочет и добивается с таким напором, но не понимал, зачем ей это нужно именно от него, именно он, в его возрасте, зачем ей понадобился? Для коллекции? Что за прихоть и что она за человек: он хотел понять. У него давно не было женщин. Сам он их не искал и решил, что с этим покончено, все в прошлом. Его поезд ушел, ему скоро семьдесят. В настоящем и будущем для него оставалась мечта о прекрасной даме, о возвышенных чувствах, о неземной любви. Свою мечту он воплощал в творчестве в образе женщины, прекрасной телом и душой, в божественном идеале, вобравшем в себя все великое и святое в нашем преступном, продажном, изолгавшемся и жестоком мире.
— С чего начнем? — спросил Иванов, беря шампанское.
— Лучше с коньяка. Шампанским хорошо потом.
Алексей Петрович никогда не увлекался спиртным. В средние годы выпивал изредка, предпочитал полусладкие вина. Водку не терпел. В последнее время позволял себе по случаю рюмку коньяка. Коньяк у него всегда водился, для друзей, которых у него было не так много. Бутылку шампанского получил в новогоднем заказе, как ветеран Великой Отечественной.
Инна любила выпить. Отдавала предпочтение коньяку и шампанскому. Сделанные Резником запасы иссякли, а раздобыть в эти последние месяцы года спиртное даже по талонам было делом почти немыслимым.
Первые рюмки коньяка выпили до дна «за знакомство», и Инна снова наполнила. Лицо ее как-то сразу сделалось розовым, щеки пылали огнем.
— За успех ваших «Девичьих грез». Они мне очень по душе. За вас, — торжественно сказала Инна и чокнулась. «Спешит, торопится накалить себя, — решил Алексей Петрович и, сделав один глоток, поставил рюмку.
— Вы воздерживаетесь? Наверно, в свое время не пропускали, — сказала она и с наслаждением опорожнила вторую рюмку. — Открывайте шампанское. Люблю этот божественный напиток. И чтоб обязательно с выстрелом.
Иванов выстрелил, медленно, наполнил ее фужер, себе не стал, сказав, что у него от шампанского болит голова. Она не настаивала, поболтала ножом в фужере, выпустив воздух, и выпила залпом. Потом уставила на Иванова прямой, слегка прищуренный, полный любопытства взгляд, медленно заговорила:
— Вы, Алексей Петрович, смотрите сейчас на меня нехорошо. Осуждаете. И ошибаетесь. Да, да, не возражайте, я знаю, что вы думаете. Развратная бабенка набросилась на первого встречного, ну-ну и все такое. И ошибаетесь. Я в мужиках не нуждаюсь, вокруг столько бродят молодых здоровых кобелей, разных кавказцев, кооператоров с тугими кошельками и цинично зазывают. А мне это не нужно. Мне душа нужна. Вот вы, Алексей Петрович, очень красиво о любви вчера говорили. Просто сердце радовалось, когда я смотрела на вас и слушала. И глаза ваши светили такой добротой. У вас красивые глаза, неотразимые. — Она захмелела. — Извините меня за нескромность: у вас, наверно, нет отбоя от поклонниц?
— Поклонниц? — Он ухмыльнулся. — С какой стати? Я ж не артист и на телевидение меня не приглашают. Да и зачем.
— И любовницы у вас нет? — с деланным удивлением воскликнула Инна.
— И любовницы, и дачи, и машины, и даже собаки нет.
— И машина, дача, собака — совсем не обязательно, — рассудила Инна. — Но чтоб такой интересный, как вы, мужчина и без любовницы — даже не верится. В наше время это какая-то анамалия. Тем более не женатый. Сейчас все женатые имеют любовниц.
— У вас есть муж? — перебил ее монолог Иванов.
— Есть. Аркаша. Аркадий Маркович.
— И у него есть любовница?
— Думаю, что да. Хотя меня это совсем не интересует. Мы спим в разных комнатах. Такие отношения нас вполне устраивают.
— Он кто? Ваш муж?
— Профессор.
— Каких наук?
— Сексологии.
— Сексологии? — переспросил Иванов. — А разве есть такая наука? Впервые слышу.
— Сейчас это самая модная, модней электроники и разной там кибернетики. Самая престижная среди мужчин вашего возраста.
— Боюсь, что нашему возрасту уже никакая наука не поможет.
— Не скажите, — возразила она и наполнила свой фужер шампанским. — Вы просто не в курсе. Как говорит мой Аркаша: «Нет мужчин импотентов, есть неграмотные в сексуальном отношении женщины».
— Вы ему изменяете? — спросил напрямую.
— Чем я хуже других? Он у меня теоретик сексологии. Как практик он ничего из себя не представляет.
— Он знает, что вы работаете натурщицей?
— Конечно, нет. Зачем ему знать? Если б он знал — мы бы с вами не встретились и я бы не имела счастья познакомиться с очень интересным человеком, талантливым скульптором. Поверьте — это искренне, от души.
А он не верил. Он смотрел в ее пылающее лицо и алчущие глаза и думал: «Нет, не верю. Так ты говорила всем мужчинам, с которыми спала». И без всякого перехода:
— Скажи — хорошо быть женой сексолога?
Она не поняла смысла вопроса, ответила улыбнувшись:
— Я ж сказала — он теоретик.
— Муж теоретик, жена практик. Чем не мелкое предприятие. В духе времени. — Он не хотел ее уязвить, но она сделала оскорбленное лицо и потянулась за бутылкой шампанского. Наполняя фужер, заговорила тоном обиженного ребенка:
— Мы говорим о разном, и вы не хотите меня понять.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85
— В каких апартаментах будем пировать?
— Выбирайте сами, какие вам понравятся, — машинально, без всякой задней мысли ответил Иванов, и Инна быстро схватила шаль, но не набросила на себя, а воспользовалась ею чтобы не обжечь руки, потащила электрообогреватель в … спальню.
— Здесь у вас уютней. Люблю уют и обстановку интима. — Включила обогреватель.
«Уют» состоял из разложенного с откинутой спинкой дивана, покрытого добротным зеленым пледом, полумягкого стула, на котором висел пиджак хозяина, продолговатого журнального столика и ковра-паласа, покрывавшего большую часть пола этой небольшой квадратной комнаты. «Однако же…» — мысленно произнес Иванов и пошел за коньяком, шампанским и закуской, подмываемый любопытством. Инна вышла следом за ним в кабинет, где была ее одежда, и тотчас же возвратилась в спальню в своем белом прозрачном платье, надетом на голое тело. Белье оставила в кабинете.
Иванов не ожидал застолья, извинился за скромную закуску: остаток колбасы, банка лосося и под занавес кофе с овсяным печеньем.
— По нынешним временам это же шикарно! — успокоила его Инна, садясь на диван, оставляя для хозяина стул. Эта деталь, как и то, что она выбрала спальню и нарядилась в одно платье, не осталась незамеченной Ивановым.
Странное, необычное для себя чувство испытывал Алексей Петрович, — смесь чисто мужского любопытства, неловкости и сомнения, вызванные столь стремительной и откровенной атакой Инны. Он знал, чего она от него хочет и добивается с таким напором, но не понимал, зачем ей это нужно именно от него, именно он, в его возрасте, зачем ей понадобился? Для коллекции? Что за прихоть и что она за человек: он хотел понять. У него давно не было женщин. Сам он их не искал и решил, что с этим покончено, все в прошлом. Его поезд ушел, ему скоро семьдесят. В настоящем и будущем для него оставалась мечта о прекрасной даме, о возвышенных чувствах, о неземной любви. Свою мечту он воплощал в творчестве в образе женщины, прекрасной телом и душой, в божественном идеале, вобравшем в себя все великое и святое в нашем преступном, продажном, изолгавшемся и жестоком мире.
— С чего начнем? — спросил Иванов, беря шампанское.
— Лучше с коньяка. Шампанским хорошо потом.
Алексей Петрович никогда не увлекался спиртным. В средние годы выпивал изредка, предпочитал полусладкие вина. Водку не терпел. В последнее время позволял себе по случаю рюмку коньяка. Коньяк у него всегда водился, для друзей, которых у него было не так много. Бутылку шампанского получил в новогоднем заказе, как ветеран Великой Отечественной.
Инна любила выпить. Отдавала предпочтение коньяку и шампанскому. Сделанные Резником запасы иссякли, а раздобыть в эти последние месяцы года спиртное даже по талонам было делом почти немыслимым.
Первые рюмки коньяка выпили до дна «за знакомство», и Инна снова наполнила. Лицо ее как-то сразу сделалось розовым, щеки пылали огнем.
— За успех ваших «Девичьих грез». Они мне очень по душе. За вас, — торжественно сказала Инна и чокнулась. «Спешит, торопится накалить себя, — решил Алексей Петрович и, сделав один глоток, поставил рюмку.
— Вы воздерживаетесь? Наверно, в свое время не пропускали, — сказала она и с наслаждением опорожнила вторую рюмку. — Открывайте шампанское. Люблю этот божественный напиток. И чтоб обязательно с выстрелом.
Иванов выстрелил, медленно, наполнил ее фужер, себе не стал, сказав, что у него от шампанского болит голова. Она не настаивала, поболтала ножом в фужере, выпустив воздух, и выпила залпом. Потом уставила на Иванова прямой, слегка прищуренный, полный любопытства взгляд, медленно заговорила:
— Вы, Алексей Петрович, смотрите сейчас на меня нехорошо. Осуждаете. И ошибаетесь. Да, да, не возражайте, я знаю, что вы думаете. Развратная бабенка набросилась на первого встречного, ну-ну и все такое. И ошибаетесь. Я в мужиках не нуждаюсь, вокруг столько бродят молодых здоровых кобелей, разных кавказцев, кооператоров с тугими кошельками и цинично зазывают. А мне это не нужно. Мне душа нужна. Вот вы, Алексей Петрович, очень красиво о любви вчера говорили. Просто сердце радовалось, когда я смотрела на вас и слушала. И глаза ваши светили такой добротой. У вас красивые глаза, неотразимые. — Она захмелела. — Извините меня за нескромность: у вас, наверно, нет отбоя от поклонниц?
— Поклонниц? — Он ухмыльнулся. — С какой стати? Я ж не артист и на телевидение меня не приглашают. Да и зачем.
— И любовницы у вас нет? — с деланным удивлением воскликнула Инна.
— И любовницы, и дачи, и машины, и даже собаки нет.
— И машина, дача, собака — совсем не обязательно, — рассудила Инна. — Но чтоб такой интересный, как вы, мужчина и без любовницы — даже не верится. В наше время это какая-то анамалия. Тем более не женатый. Сейчас все женатые имеют любовниц.
— У вас есть муж? — перебил ее монолог Иванов.
— Есть. Аркаша. Аркадий Маркович.
— И у него есть любовница?
— Думаю, что да. Хотя меня это совсем не интересует. Мы спим в разных комнатах. Такие отношения нас вполне устраивают.
— Он кто? Ваш муж?
— Профессор.
— Каких наук?
— Сексологии.
— Сексологии? — переспросил Иванов. — А разве есть такая наука? Впервые слышу.
— Сейчас это самая модная, модней электроники и разной там кибернетики. Самая престижная среди мужчин вашего возраста.
— Боюсь, что нашему возрасту уже никакая наука не поможет.
— Не скажите, — возразила она и наполнила свой фужер шампанским. — Вы просто не в курсе. Как говорит мой Аркаша: «Нет мужчин импотентов, есть неграмотные в сексуальном отношении женщины».
— Вы ему изменяете? — спросил напрямую.
— Чем я хуже других? Он у меня теоретик сексологии. Как практик он ничего из себя не представляет.
— Он знает, что вы работаете натурщицей?
— Конечно, нет. Зачем ему знать? Если б он знал — мы бы с вами не встретились и я бы не имела счастья познакомиться с очень интересным человеком, талантливым скульптором. Поверьте — это искренне, от души.
А он не верил. Он смотрел в ее пылающее лицо и алчущие глаза и думал: «Нет, не верю. Так ты говорила всем мужчинам, с которыми спала». И без всякого перехода:
— Скажи — хорошо быть женой сексолога?
Она не поняла смысла вопроса, ответила улыбнувшись:
— Я ж сказала — он теоретик.
— Муж теоретик, жена практик. Чем не мелкое предприятие. В духе времени. — Он не хотел ее уязвить, но она сделала оскорбленное лицо и потянулась за бутылкой шампанского. Наполняя фужер, заговорила тоном обиженного ребенка:
— Мы говорим о разном, и вы не хотите меня понять.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85