– О, мне придется сначала позвонить вам. После сегодняшних событий у меня в мыслях сумбур, и я пока не определила мои дальнейшие шаги.
– Может быть, мне заехать и побыть с вами? – обеспокоенно спросил он.
– Спасибо. Но я не знаю, сколько времени потрачу на судебные процедуры. Постараюсь связаться с вами завтра днем. Дайте мне номер вашего служебного телефона.
Я записала номер и повесила трубку. Облачившись в хлопчатобумажное платье золотистого цвета, более или менее подходящее для участия в заседании так называемого ночного суда[7 - В США такие суды рассматривают неотложные дела без участия присяжных.], я принялась за серию телефонных звонков. Сначала – в соответствующий полицейский участок, затем – в городское управление полиции, с которым мне неоднократно приходилось иметь дело. Наконец удалось выяснить, что мистер Контрерас находится в амбулатории графства, где медики зашили рану на голове, а затем оттуда его отправят в ночной суд. В конце концов я дозвонилась до старой приятельницы, так и не выбившейся из разряда муниципальных адвокатов. – Клео, говорит Ви.Ай. Варшавски.
Мы поболтали о том о сем, обменялись новостями, затем я объяснила суть проблемы:
– Их скопом бросили в районную камеру предварительного заключения, а оттуда сегодня вечером отвезут в суд. Ты не могла бы узнать, кто из адвокатов дежурит этой ночью? Я собираюсь поехать и выступить в качестве свидетеля и поручительницы.
– О Боже, Вик. Мне надо было догадаться, что ты присутствовала при штурме клиники. Какой ужас! Я-то думала, что Чикаго избежал волны сумасшедших массовых беспорядков.
– И я так думала. Надеюсь, это не «первый звонок», не сигнал к массированной атаке на клиники, где делают аборты. Поверь, Лотти очень подавлена, все это так живо напомнило сожжение фашистами ее дома в Вене.
Клео пообещала перезвонить и назвать фамилию дежурного адвоката... Горячая ванна сняла усталость, но я все еще чувствовала себя немного одурманенной. С самого утра у меня маковой росинки во рту не было.
Осмотрев холодильник, я нашла всего-навсего яйца. Еще бы, целую неделю не приносить в дом еды!.. Я сделала яичницу с луком, помидорчиком соседа и стручком зеленого перца.
Телефон зазвонил, когда я дожевывала остатки. Клео сообщила, что сегодня ночью дежурит некий Мануэль Диаз. В южной части Лупа, где располагался суд, в эту пору не возникает проблем с парковкой. Днем здесь ведется грошовый, хотя и оживленный, бизнес в скромных магазинчиках и на складах, и торговый люд наравне с покупателями утоляют голод и жажду в древних, чуть ли не антикварных кафешках. Но ночью лишь центральная полицейская штаб-квартира подает признаки жизни. А большинство ее посетителей – передвигаются не в машинах, а на своих двоих.
Я припарковала мой «шеви» у здания и вошла внутрь. Залы и стены, остро воняющие карболкой, навеяли на меня ностальгические воспоминания о временах, когда я приходила сюда к отцу, сержанту полиции, скончавшемуся четырнадцать лет назад.
Мануэль Диаз покуривал сигарету в кабинетике рядом с заседательской комнатой. Это был плотно сбитый тяжеловесный мексиканец. Наверняка он работал в те времена, когда и я тоже подвизалась в качестве защитника для бедных. Следы оспинок на его лице выглядели веснушками. Я представилась и объяснила, в чем суть моей просьбы.
– Мистеру Контрерасу уже под семьдесят. Он бывший машинист, не может забыть дни профсоюзных боев и сегодня как бы переживал вторую молодость. Я не знаю, в чем его обвиняют. Да, у него был с собой кусок шланга, но и ему голову отделали не дай Бог как...
– Нам еще не приносили обвинений, – сказал Диаз, – но его, вероятно, задержали за нарушение общественного порядка. Сегодня арестовано восемьдесят человек, поэтому не слишком вдавались в подробности обвинений.
Мы немного поговорили. Он служил государственным адвокатом уже двадцать лет; некогда – в Кантри-Лейк, а теперь здесь, в городе.
– И тем не менее, – признался он, – я порой тоскую о старых добрых временах. Изнурительно? Да. Но интересно.
Я сделала легкую гримасу.
– А я не проработала защитником и пяти лет. Слишком нетерпелива, слишком эгоистична. Кстати, люблю на ощупь потрогать плоды тяжелой работы. А быть адвокатом – что ж, порой в конце процесса остаешься такой же бесчувственной, инертной, как и в его начале. А порой даже хуже.
– Значит, вы ударились в собственный бизнес? И потому вам так физиономию украсили?.. Да-а... результаты налицо, хм, точнее, на лице. Бывали и у меня буйные клиенты, но чтобы кинуться с ножом, слуга покорный...
Я не успела ответить: явился клерк с обвинительными протоколами. Мануэль рассортировал их с многоопытной быстротой, отделив проступки – нарушения общественного порядка и бродяжничество, например, – от более тяжких деяний. Он попросил судебного пристава принести в зал заседаний сразу все обвинения в мелких преступлениях.
Ввели девять человек, среди них были Контрерас и Джейк Соколовски – самые старые в этой группе. Митча Крюгера с ними не было. Как мне позже сказал Контрерас, он не был арестован.
С лейкопластырем на голове и в разорванном комбинезоне Контрерас казался этаким допотопным тормозным башмаком, но нынешняя потасовка, очевидно, влила новые силы в его боевой дух. Он триумфально заулыбался, увидев меня:
– Пришла мне на выручку, сладкая моя? Я знал, что могу рассчитывать на тебя в беде... Ты, поди, думаешь, что у меня видок тот еще... О! Если бы ты видела того типа, которого я шлангом отделал...
– Послушайте, – прервал его Мануэль, – меньше всего мне хотелось бы, чтобы кто-нибудь из вас хвастался своими, хм, достижениями... Пожалуйста, держите язык за зубами в течение разбирательства и тогда, с Божьей помощью, переночуете в своих постелях, а не в кутузке.
– Так точно, шеф! Как скажете, – согласился Контрерас.
Он ткнул Джейка кулаком в живот, оба засияли и принялись перемигиваться, ну прямо подростки, впервые обратившие внимание на девичью юбку...
Шестеро других подсудимых тоже были арестованы в клинике за баталию во славу человеческого зародыша. А еще одного, человека задержали, когда он распевал песни на крыше трастовой компании «Диаборн». Никто понятия не имел как он cумел туда пробраться через цепочку охранников, и когда Мануэль спросил, каким образом это ему удалось тот счастли во улыбаясь, объяснил, что прилетел по воздуху.
Мануэль допросил Соколовски и Контрераса в один прием и решил, что им следует держать такую линию: они, дескать вели необходимую самооборону, старались помочь Лотти принимать больных и были атакованы озверевшей толпой Контрерас возмутился столь пассивной линией защиты, но я поддержала Мануэля в том смысле, чтобы старик не перечил и больше молчал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71