Неохота, но делать что-то надо…. И зачем он отказался от работы, которую она ему нашла? Хоть что-то было бы в кармане… Но зарплата нищенская. И при этом с девяти до шести торчать в конторе, считать чужие деньги… А люди уже стали заниматься серьёзными делами, открывать собственные фирмы, малые предприятия, делать деньги буквально из ничего… А он-то чем хуже этих недоумков? Он, закончивший Плехановский институт, выросший в торговой семье, да ещё в какой… До окончания института он проедал остатки отцовских денег и плюс к тому был на содержании у матери. А теперь… От работы, которую она ему нашла, он отказался, тем самым как бы отказался от её материальной поддержки. А выясняется, что прожить без этой поддержки он не в состоянии… А деньги тают стремительно. Хорошо ещё, что мать платит за эту, с позволения сказать, квартиру в спальном районе. Да, впрочем, ради чего платит? Ради себя самой же. Чтобы он не мешал её романтической любви…
В этом девяносто первом году в Москве появились коммерческие ларьки и отделы в магазинах, в которых продавались хорошие заграничные вещи, продукты, напитки, их так хотелось купить… Соблазнов стало много… Можно уже и за границу съездить, было бы только на что…
Нет, все-таки придётся ехать к матери, она подкинет деньжат, никуда не денется. Который час? Боже мой, уже половина одиннадцатого, мать давно на работе… На работу, что ли, к ней съездить? Далековато… Сил нет. Можно было бы побомбить на машине, но похмелье тягостное, и штрафануть могут, а платить-то нечем… В начале этого года он дал на раскрутку своему школьному приятелю Игорю Глотову взаймы довольно приличную сумму, тот обещал отдать с процентами, но каждый день кормил обещаниями, и Михаил стал сомневаться, что он отдаст долг вообще… И зачем он ему дал? Только позже он узнал, что Игорь — завсегдатай казино и вообще большой любитель просаживать в злачных местах деньги, особенно чужие. А, ладно, не дал бы Игорю, давно бы пропил. А тут хоть какая-то надежда есть… Вдруг и впрямь раскрутится, чем черт не шутит…
Михаил побрёл в ванную, где долго умывался, брился, приводил себя в человеческий вид… «Красивый я парень, — подумал он, глядя в зеркало. — Волосы каштановые, глаза голубые, и ростом удался… А живу, как скотина… Пора с этим кончать, не дело это… Сын я своего отца или нет, едрена мать?» Он надел пиджак, сунул туда руку и к своей великой радости обнаружил там сто рублей. Находка его обрадовала до невозможности, он понял, что к матери ехать не обязательно… Михаил надел дублёнку и вышел на улицу. В ларьке он купил баночного шведского пива «Туборг» и стал с наслаждением пить холодный напиток, несмотря на промозглую ветреную погоду, прямо на улице. Полегчало. Михаил прошёлся по улице, подошёл к газетному киоску и купил рекламную газету. Он время от времени покупал газеты и читал объявления о приёме на работу… Хотя не верил, что хорошую работу можно найти по объявлению. Нет, такие дела делаются только через знакомых, через друзей. Но все друзья и знакомые оказались такими сволочами… Да, когда все переменилось у него, мигом переменились и они… Никто ничем не хотел помочь…
…Миша Лычкин с детства привык к холе, неге и роскоши… У них была четырехкомнатная квартира на Ленинградском проспекте неподалёку от метро «Аэропорт». Покойный отец Гавриил Михайлович был директором гастронома. Миша был у него поздним ребёнком, когда он родился, отцу было уже за сорок. Матери на пятнадцать лет меньше. Отец был вальяжен, дороден, остроумен, любил пожить на широкую ногу, любил застолья, пикники, сам прекрасно готовил… Правда, в те застойные годы афишировать свою зажиточность было чревато. Но гобсековский образ жизни не устраивал отца… «Волга», а затем в придачу к ней и «девятка», дача в Малаховке, роскошная четырехкомнатная квартира — все это имело место… Разумеется, прекрасная еда, ежегодные поездки на курорты к Чёрному морю и в Прибалтику в лучшие пансионаты и санатории, дорогая импортная одежда… Вообще, отсутствие всяких проблем, когда проблемой было абсолютно все, от колбасы и детективного романа в красивом переплёте до автомобиля и дачи… Он как раз был таким человеком, у которого все схвачено, за все заплачено… А в Мишеньке своём он души не чаял, баловал его как только мог. Лучшие игрушки, книги, театры, ёлки, занятия любым спортом — все было к его услугам. О том, что такое давка в городском транспорте, ясли, детские сады, он и понятия не имел. В школу его отец отвозил на машине. Друзья завидовали Мише и буквально глядели ему в рот, он мог достать все — и книгу, и путёвку, и билеты в театр, и дефицитный магнитофон, у него первого в классе появился плеер, затем видик. И избранных он приглашал домой поглядеть фильмы, когда стал постарше, можно было и побаловаться заграничным пивком, хорошей сигареткой…
Мать тоже не сидела дома, отец устроил её главным бухгалтером на мебельную фабрику. Миша рос под присмотром постоянно меняющихся нянек и домработниц. Последняя была, когда ему уже стукнуло четырнадцать. Толстая весёлая тридцатипятилетняя Надька и стала его первой женщиной, после чего она с позором была изгнана из дома Вероникой Ивановной, неожиданно вернувшейся домой и заставшей Мишеньку, как лягушонка барахтающегося на расплывшейся как амёба Надьке. Вероника Ивановна пожаловалась мужу, но Гавриил Михайлович, представив себе описанную женой картину, так расхохотался, что его чуть не хватил удар. У него из глаз текли слезы, он указывал пальцем на Мишку и сумел выдавить только из себя: «Молодец, парень… Так держать…» Да, как все было хорошо, он жил в настоящем земном раю. Но… Всему приходит закономерный конец, за все в жизни надо платить. Особенно за богатство в нищей стране…
В январе 1983 года, когда Михаил вернулся из школы, то обнаружил дома печальную картину… Все было перерыто вверх дном, а в гостиной сидела вся в слезах мать и пила коньяк.
— Что? — бросился к ней Миша. — Обокрали квартиру? Где отец?
Мать как-то странно улыбнулась и влила в свой рот полную рюмку коньяка. Мутным взглядом поглядела на сына.
— Да что такое?! — крикнул Михаил, хотя до него уже кое-что начало доходить.
— Вот такие дела, Мишель, — блаженно улыбалась мать. — Кажется, финита ла комедиа… Кончились благословенные брежневские времена… Теперь приходится отвечать… Впрочем, — вдруг крикнула она и стукнула кулаком по столу, — мы ещё поборемся! Ничегошеньки они у нас не нашли… Видишь, все перевернули, а ничегошеньки не нашли… Наш папочка не дурачок… Наш папочка, наш Гаврюшенька…
И, произнеся его имя, вдруг как-то сразу обмякла, стала медленно оседать на стул, присела на самый краешек и чуть не грохнулась на пол. Михаил еле успел поддержать её.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101
В этом девяносто первом году в Москве появились коммерческие ларьки и отделы в магазинах, в которых продавались хорошие заграничные вещи, продукты, напитки, их так хотелось купить… Соблазнов стало много… Можно уже и за границу съездить, было бы только на что…
Нет, все-таки придётся ехать к матери, она подкинет деньжат, никуда не денется. Который час? Боже мой, уже половина одиннадцатого, мать давно на работе… На работу, что ли, к ней съездить? Далековато… Сил нет. Можно было бы побомбить на машине, но похмелье тягостное, и штрафануть могут, а платить-то нечем… В начале этого года он дал на раскрутку своему школьному приятелю Игорю Глотову взаймы довольно приличную сумму, тот обещал отдать с процентами, но каждый день кормил обещаниями, и Михаил стал сомневаться, что он отдаст долг вообще… И зачем он ему дал? Только позже он узнал, что Игорь — завсегдатай казино и вообще большой любитель просаживать в злачных местах деньги, особенно чужие. А, ладно, не дал бы Игорю, давно бы пропил. А тут хоть какая-то надежда есть… Вдруг и впрямь раскрутится, чем черт не шутит…
Михаил побрёл в ванную, где долго умывался, брился, приводил себя в человеческий вид… «Красивый я парень, — подумал он, глядя в зеркало. — Волосы каштановые, глаза голубые, и ростом удался… А живу, как скотина… Пора с этим кончать, не дело это… Сын я своего отца или нет, едрена мать?» Он надел пиджак, сунул туда руку и к своей великой радости обнаружил там сто рублей. Находка его обрадовала до невозможности, он понял, что к матери ехать не обязательно… Михаил надел дублёнку и вышел на улицу. В ларьке он купил баночного шведского пива «Туборг» и стал с наслаждением пить холодный напиток, несмотря на промозглую ветреную погоду, прямо на улице. Полегчало. Михаил прошёлся по улице, подошёл к газетному киоску и купил рекламную газету. Он время от времени покупал газеты и читал объявления о приёме на работу… Хотя не верил, что хорошую работу можно найти по объявлению. Нет, такие дела делаются только через знакомых, через друзей. Но все друзья и знакомые оказались такими сволочами… Да, когда все переменилось у него, мигом переменились и они… Никто ничем не хотел помочь…
…Миша Лычкин с детства привык к холе, неге и роскоши… У них была четырехкомнатная квартира на Ленинградском проспекте неподалёку от метро «Аэропорт». Покойный отец Гавриил Михайлович был директором гастронома. Миша был у него поздним ребёнком, когда он родился, отцу было уже за сорок. Матери на пятнадцать лет меньше. Отец был вальяжен, дороден, остроумен, любил пожить на широкую ногу, любил застолья, пикники, сам прекрасно готовил… Правда, в те застойные годы афишировать свою зажиточность было чревато. Но гобсековский образ жизни не устраивал отца… «Волга», а затем в придачу к ней и «девятка», дача в Малаховке, роскошная четырехкомнатная квартира — все это имело место… Разумеется, прекрасная еда, ежегодные поездки на курорты к Чёрному морю и в Прибалтику в лучшие пансионаты и санатории, дорогая импортная одежда… Вообще, отсутствие всяких проблем, когда проблемой было абсолютно все, от колбасы и детективного романа в красивом переплёте до автомобиля и дачи… Он как раз был таким человеком, у которого все схвачено, за все заплачено… А в Мишеньке своём он души не чаял, баловал его как только мог. Лучшие игрушки, книги, театры, ёлки, занятия любым спортом — все было к его услугам. О том, что такое давка в городском транспорте, ясли, детские сады, он и понятия не имел. В школу его отец отвозил на машине. Друзья завидовали Мише и буквально глядели ему в рот, он мог достать все — и книгу, и путёвку, и билеты в театр, и дефицитный магнитофон, у него первого в классе появился плеер, затем видик. И избранных он приглашал домой поглядеть фильмы, когда стал постарше, можно было и побаловаться заграничным пивком, хорошей сигареткой…
Мать тоже не сидела дома, отец устроил её главным бухгалтером на мебельную фабрику. Миша рос под присмотром постоянно меняющихся нянек и домработниц. Последняя была, когда ему уже стукнуло четырнадцать. Толстая весёлая тридцатипятилетняя Надька и стала его первой женщиной, после чего она с позором была изгнана из дома Вероникой Ивановной, неожиданно вернувшейся домой и заставшей Мишеньку, как лягушонка барахтающегося на расплывшейся как амёба Надьке. Вероника Ивановна пожаловалась мужу, но Гавриил Михайлович, представив себе описанную женой картину, так расхохотался, что его чуть не хватил удар. У него из глаз текли слезы, он указывал пальцем на Мишку и сумел выдавить только из себя: «Молодец, парень… Так держать…» Да, как все было хорошо, он жил в настоящем земном раю. Но… Всему приходит закономерный конец, за все в жизни надо платить. Особенно за богатство в нищей стране…
В январе 1983 года, когда Михаил вернулся из школы, то обнаружил дома печальную картину… Все было перерыто вверх дном, а в гостиной сидела вся в слезах мать и пила коньяк.
— Что? — бросился к ней Миша. — Обокрали квартиру? Где отец?
Мать как-то странно улыбнулась и влила в свой рот полную рюмку коньяка. Мутным взглядом поглядела на сына.
— Да что такое?! — крикнул Михаил, хотя до него уже кое-что начало доходить.
— Вот такие дела, Мишель, — блаженно улыбалась мать. — Кажется, финита ла комедиа… Кончились благословенные брежневские времена… Теперь приходится отвечать… Впрочем, — вдруг крикнула она и стукнула кулаком по столу, — мы ещё поборемся! Ничегошеньки они у нас не нашли… Видишь, все перевернули, а ничегошеньки не нашли… Наш папочка не дурачок… Наш папочка, наш Гаврюшенька…
И, произнеся его имя, вдруг как-то сразу обмякла, стала медленно оседать на стул, присела на самый краешек и чуть не грохнулась на пол. Михаил еле успел поддержать её.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101