«Вы знаете, как они считают?! Сорок и сорок – рупь сорок, рупь сорок и сорок – два сорок. Пиво пил? Пил. Бутылки бил? – Бил. Гони семь двадцать!»
Характер. Плакать Галина не любит: подушка, сказала, у меня сухая. Но горько бывает, и в таких случаях она не раскрывается, как другие, не призывает людей в свидетели, не ищет сочувствия, а, наоборот, замыкается, становится похожей на тот цветок, который от холода собирает лепестки и «скукочивается», как она выразилась.
Взаимоотношения. Продавщиц много, более ста пятидесяти человек, да еще текучка – в год шестьдесят новеньких. Всех не запомнишь. Во всяком случае по фамилиям. Девушки называют друг друга по именам, а для уточнения еще прибавляют отдел. Это звучит примерно так: «Да это Оля сказала, Мужская обувь!» Отдел добавляется даже не через тире и не в скобках, а рядом, до слуха доносится: «Таня Головные уборы», «Вера Стеклянная посуда», как у Ф. Купера – Соколиный Глаз.
Черты биографии. Когда вспоминает Галина Сморгонь, перед глазами ее домик родительский с небольшим садом, в котором цветут яблони (белый налив и ранет, антоновка почему-то в Сморгони не приживается), груши (знаменитая бэра, твердая и коричневая), поросенок в сарае да куры. Домик этот расположен не на окраине, а в самом центре города, у парка, и мимо него по улице проходит раз в полчаса автобус без номера, потому что зачем ему номер, если и без того все знают, что идет он от вокзала до больницы.
Искусство торговать. Знание товара – великая вещь! И при этом знание моды и покупателей. Придет, к примеру, на базу «грамотная» продавщица, и ей там «всучивают» белые женские замшевые туфли сорокового и даже сорок первого размера. Брать или не брать? Конечно, брать! Их за милую душу раскупят мальчишки-пижоны, только им для облегчения эту обувь надо поставить в мужской отдел.
Условия работы. «Жесткая у нас дисциплина, – сказала Валя Пташкина из парфюмерии. – Все восемь часов на ногах, даже сесть нельзя, когда нет покупателей, да и не на что садиться. А часовых в армии и то через каждые два часа сменяют…»
Искусство торговать. Обычно так: покупатель попросил – ему продали, не попросил – не продали. Разве это «мастерство»? Сделать план на дефиците и дурак сможет! К сожалению, учеба продавщиц идет под лозунгом: чего нельзя или не нужно делать. Нельзя ругаться с покупателем, нельзя излишне красить глаза и т. д. А что нужно, чтобы стать мастером дела? Увы, неизвестно. Хоть бы кто рассказал девушкам, что улыбка – не цель, а средство продать товар!
Взаимоотношения. Спрашиваю Тамару Хлопчатобумажные ткани, каково ее мнение о подругах-продавщицах. Отвечает через паузу удивительно точными словами: «Каждая себя стоит».
Искусство торговать. Я так и спросил старшего мастера производственного обучения Тамару Ивановну Дидечко: «Откройте мне Тамара Ивановна, хоть один настоящий секрет торговли, который бы я не знал, поскольку я покупатель, а не продавец. Задумалась. Покачала головой. „Вроде бы, – сказал, – таких секретов нет“. А жаль! Ведь в каждой профессии есть свои профессиональные секреты! У шоферов их – тыщи, у каменщиков – сотник, у парикмахеров десятки, даже у писателей есть секреты мастерства»! А тут – торговля. можно сказать, искусство: они должны быть знатоками человеческих (покупательских) душ, психологами ораторами, воспитателями… Увы, Тамара Ивановна призналась мне, что тонкостей девочкам «не дает», а больше нажимает на «общие места»: будьте культурными, будьте внимательными, отвечайте на вопросы. не грубите не сорите. Короче, наука торговли складывается из суммы заклинаний, а вот как их осуществить – неизвестно. Парадокс!
Но будет. Я открыл разработку на середине и прямо подряд процитировал эти куски. Из них в очерк, напечатанный в «Комсомольской правде» вошло, быть может, строк десять – двадцать, но не в этом дело: перепечатка блокнота первая обработка материала. Главное, что эти кусочки, словно готовые кирпичики, только и ждут мгновения, чтобы их поставили на свое место в очерке. Разумеется, они еще сырые, но в роли полуфабриката вполне приемлемы.
Кроме того, разработка дает возможность «увидеть» весь материал, представить себе его основательность. Проглядев, положим, насквозь все эпизоды под рубрикой «Черты биографии» или все «Психологии», то есть мысленно сведя отдельные смысловые и тематические кусочки в единый большой кусок, я получаю возможность определить и «взвесить» направления будущего очерка, подсобрать доказательства какой-то мысли, а потом подумать, нужны или нет самостоятельные главки. Была концепция, под которую я собирал материал, и что же? Концепция устояла? Теперь вижу: да.
Волнение улеглось. Сумбур прошел. Как рыба в воде, я купаюсь в материале, прекрасно его зная. Я почти готов писать. «Почти», потому что факты и сведения еще не уложены в той логической последовательности, которая укрепляет авторскую позицию. В конце концов можно было бы принести в газету разработку и положить на стол редакторам. Что бы они сказали, прочитав? «Материал есть, но он не организован». Как часто говорят нам в редакции эти слова, даже когда мы приносим «готовые» очерки! И как они роняют наш авторитет! Чем, собственно, такие очерки отличаются от разработок? Да ничем! Материал есть, но, увы, «не уложен». И мы начинаем «укладывать», по два-три-четыре журналиста – сдать очерк «с первого предъявления». Разве это невозможно? Для этого, думаю, необходимо еще одно действо: организация материала по предварительно составленному плану.
Я понимаю, так трудно творческому человеку смириться с так называемой холодной обработкой материала, предусматривающей составление плана будущего очерка. Тем более что иные из нас, еще учась в средней школе, привыкли к другому порядку: сначала писали сочинение, а потом по готовому тексту кое-как «лепили» план. Однако подобное отношение к журналистской работе, мне кажется, ошибочно, потому что облегчает возможность не думать, не размышлять, не подчинять себя, а вместе с собой и читателя логике.
План – это веревочка, протянутая от замысла к воплощению. Держась за нее, мы никуда не сбиваемся, шагаем уверенно к цели и ведем за собой читателя самой короткой дорогой к тому, во имя чего пишем материал. А. М. Горький говорил, имея в виду именно очерк: «…надо поставить себе определенные рамки, нужно иметь какой-то чертеж, ясно представлять себе форму того, что хочешь сделать». Как же иначе можно сдавать материал «с первого предъявления»?
Но я прервусь, потому что чувствую: еще чуть-чуть – и в моем голосе появятся угрожающие нотки, мол, без составления плана не видать журналисту того, сего, пятого и десятого, – и это было бы несправедливо. Многие газетчики прекрасно работают без «холодной обработки», работают легко и просто, а достигают даже большего, чем «плановики».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
Характер. Плакать Галина не любит: подушка, сказала, у меня сухая. Но горько бывает, и в таких случаях она не раскрывается, как другие, не призывает людей в свидетели, не ищет сочувствия, а, наоборот, замыкается, становится похожей на тот цветок, который от холода собирает лепестки и «скукочивается», как она выразилась.
Взаимоотношения. Продавщиц много, более ста пятидесяти человек, да еще текучка – в год шестьдесят новеньких. Всех не запомнишь. Во всяком случае по фамилиям. Девушки называют друг друга по именам, а для уточнения еще прибавляют отдел. Это звучит примерно так: «Да это Оля сказала, Мужская обувь!» Отдел добавляется даже не через тире и не в скобках, а рядом, до слуха доносится: «Таня Головные уборы», «Вера Стеклянная посуда», как у Ф. Купера – Соколиный Глаз.
Черты биографии. Когда вспоминает Галина Сморгонь, перед глазами ее домик родительский с небольшим садом, в котором цветут яблони (белый налив и ранет, антоновка почему-то в Сморгони не приживается), груши (знаменитая бэра, твердая и коричневая), поросенок в сарае да куры. Домик этот расположен не на окраине, а в самом центре города, у парка, и мимо него по улице проходит раз в полчаса автобус без номера, потому что зачем ему номер, если и без того все знают, что идет он от вокзала до больницы.
Искусство торговать. Знание товара – великая вещь! И при этом знание моды и покупателей. Придет, к примеру, на базу «грамотная» продавщица, и ей там «всучивают» белые женские замшевые туфли сорокового и даже сорок первого размера. Брать или не брать? Конечно, брать! Их за милую душу раскупят мальчишки-пижоны, только им для облегчения эту обувь надо поставить в мужской отдел.
Условия работы. «Жесткая у нас дисциплина, – сказала Валя Пташкина из парфюмерии. – Все восемь часов на ногах, даже сесть нельзя, когда нет покупателей, да и не на что садиться. А часовых в армии и то через каждые два часа сменяют…»
Искусство торговать. Обычно так: покупатель попросил – ему продали, не попросил – не продали. Разве это «мастерство»? Сделать план на дефиците и дурак сможет! К сожалению, учеба продавщиц идет под лозунгом: чего нельзя или не нужно делать. Нельзя ругаться с покупателем, нельзя излишне красить глаза и т. д. А что нужно, чтобы стать мастером дела? Увы, неизвестно. Хоть бы кто рассказал девушкам, что улыбка – не цель, а средство продать товар!
Взаимоотношения. Спрашиваю Тамару Хлопчатобумажные ткани, каково ее мнение о подругах-продавщицах. Отвечает через паузу удивительно точными словами: «Каждая себя стоит».
Искусство торговать. Я так и спросил старшего мастера производственного обучения Тамару Ивановну Дидечко: «Откройте мне Тамара Ивановна, хоть один настоящий секрет торговли, который бы я не знал, поскольку я покупатель, а не продавец. Задумалась. Покачала головой. „Вроде бы, – сказал, – таких секретов нет“. А жаль! Ведь в каждой профессии есть свои профессиональные секреты! У шоферов их – тыщи, у каменщиков – сотник, у парикмахеров десятки, даже у писателей есть секреты мастерства»! А тут – торговля. можно сказать, искусство: они должны быть знатоками человеческих (покупательских) душ, психологами ораторами, воспитателями… Увы, Тамара Ивановна призналась мне, что тонкостей девочкам «не дает», а больше нажимает на «общие места»: будьте культурными, будьте внимательными, отвечайте на вопросы. не грубите не сорите. Короче, наука торговли складывается из суммы заклинаний, а вот как их осуществить – неизвестно. Парадокс!
Но будет. Я открыл разработку на середине и прямо подряд процитировал эти куски. Из них в очерк, напечатанный в «Комсомольской правде» вошло, быть может, строк десять – двадцать, но не в этом дело: перепечатка блокнота первая обработка материала. Главное, что эти кусочки, словно готовые кирпичики, только и ждут мгновения, чтобы их поставили на свое место в очерке. Разумеется, они еще сырые, но в роли полуфабриката вполне приемлемы.
Кроме того, разработка дает возможность «увидеть» весь материал, представить себе его основательность. Проглядев, положим, насквозь все эпизоды под рубрикой «Черты биографии» или все «Психологии», то есть мысленно сведя отдельные смысловые и тематические кусочки в единый большой кусок, я получаю возможность определить и «взвесить» направления будущего очерка, подсобрать доказательства какой-то мысли, а потом подумать, нужны или нет самостоятельные главки. Была концепция, под которую я собирал материал, и что же? Концепция устояла? Теперь вижу: да.
Волнение улеглось. Сумбур прошел. Как рыба в воде, я купаюсь в материале, прекрасно его зная. Я почти готов писать. «Почти», потому что факты и сведения еще не уложены в той логической последовательности, которая укрепляет авторскую позицию. В конце концов можно было бы принести в газету разработку и положить на стол редакторам. Что бы они сказали, прочитав? «Материал есть, но он не организован». Как часто говорят нам в редакции эти слова, даже когда мы приносим «готовые» очерки! И как они роняют наш авторитет! Чем, собственно, такие очерки отличаются от разработок? Да ничем! Материал есть, но, увы, «не уложен». И мы начинаем «укладывать», по два-три-четыре журналиста – сдать очерк «с первого предъявления». Разве это невозможно? Для этого, думаю, необходимо еще одно действо: организация материала по предварительно составленному плану.
Я понимаю, так трудно творческому человеку смириться с так называемой холодной обработкой материала, предусматривающей составление плана будущего очерка. Тем более что иные из нас, еще учась в средней школе, привыкли к другому порядку: сначала писали сочинение, а потом по готовому тексту кое-как «лепили» план. Однако подобное отношение к журналистской работе, мне кажется, ошибочно, потому что облегчает возможность не думать, не размышлять, не подчинять себя, а вместе с собой и читателя логике.
План – это веревочка, протянутая от замысла к воплощению. Держась за нее, мы никуда не сбиваемся, шагаем уверенно к цели и ведем за собой читателя самой короткой дорогой к тому, во имя чего пишем материал. А. М. Горький говорил, имея в виду именно очерк: «…надо поставить себе определенные рамки, нужно иметь какой-то чертеж, ясно представлять себе форму того, что хочешь сделать». Как же иначе можно сдавать материал «с первого предъявления»?
Но я прервусь, потому что чувствую: еще чуть-чуть – и в моем голосе появятся угрожающие нотки, мол, без составления плана не видать журналисту того, сего, пятого и десятого, – и это было бы несправедливо. Многие газетчики прекрасно работают без «холодной обработки», работают легко и просто, а достигают даже большего, чем «плановики».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48