Слушая Гоура, он слегка морщился, как от зубной боли.
— Так, говоришь, упрямится тот долговязый, макаронник, что ли? — бывало, внезапно переспрашивал Дукат. — Не хочет писать письмо в свою Италию?
— Да, — усмехался Гоур. — Упрям… Даже поупрямей того кастильца, которого я прошлым летом повел в горы на прогулку.
— Твои-то прогулки, — бурчал Дукат, — с пулями в затылке. Что, и этого ты… тоже?
— Итальяшку? Нет, повременю. Ты же знаешь, я терпелив.
— Терпелив, — соглашался Дукат. — Очень терпелив…
И в глазах его, как молния, промелькивала скрытая неприязнь.
Но назавтра Гоур опять приходил в гости, Дукат опять начинал исподволь расспрашивать его о тюремных новостях. А тот отвечал с явной охотой, обстоятельно. Между обоими стариками, казалось, происходил невидимый поединок, и начался этот поединок лишь в последнее время. Дурачатся, думал Фил, ну и пускай, им виднее…
Гоур, как старый приятель Дуката, мог знать что-то такое, чего не знал адмирал. Мало ли… И теперь Фил решил с ним посоветоваться.
— У отца, — сказал Фил, — настроение какое-то… ну, не такое.
— Я давно это заметил, — произнес Гоур,
— И я вообще-то тоже, — вздохнул Фил. — Но он мне ничего не рассказывает. Молчит,
— Да, он не самый разговорчивый человек во Фрис-Чеде, — мягко улыбнулся тюремщик. — Может, вместе потолкуем с ним?
Фил, помедлив, согласился.
Они вошли в дом.
Дукат сидел на кровати и сосредоточенно разглядывал свои пальцы.
На вошедших он даже не посмотрел.
Гоур прислонился спиной к дверному косяку. Фил кивнул ему на лавку — присаживайся, мол, но тюремщик отрицательно покачал головой.
Фил присел на широкий подоконник.
— Дукат, — произнес Гоур, — ты позволишь, чтобы я сказал тебе кое-что… не очень приятное… при твоем сыне?
— Говори.
Гоур помолчал. Он был напряжен.
— Дукат, ты становишься нелюдимым, — пожевав губами, продолжал он. — Кроме Фила и, пожалуй, меня, ты никого знать не хочешь. Ты начинаешь слишком любить свое одиночество. Но это может плохо кончиться, Дукат. Ты выбрался живым из многих сражений, но теперь… еще немного, и ты захочешь уйти в гости к Чеду. Я неправ?
— Ты умный человек, — сказал Дукат.
— Спасибо. Ты тоже не дурак, совсем не дурак. Когда-то ты спас меня. И я это помню. Теперь, я вижу, моя очередь. Ты что-то хранишь в себе. То, что не дает тебе покоя. Что, Дукат? Скажи. Тут все свои.
— Зря, — пробормотал Дукат.
— Что? — встрепенулся Фил.
— Не твое дело, Малыш… Это я так сказал, сам себе.
Он зябко поежился.
— Да, Гоур, ты все точно определил… У тебя меткий глаз. Я уже давненько слегка не в себе. Но я думал, что это пройдет. Однако с прошлой весны мне стал сниться один и тот же сон…
— Сон? — быстро спросил Гоур.
— Да… Будто бы я стою на палубе старого, давно вытащенного на берег, заброшенного парусника. Стою и чувствую: кто-то щелкает меня по носу. Я оглядываюсь вокруг — никого. Но потом еще щелчок и еще…
— Больно щелкает? — Гоур побледнел, это было заметно даже в полутьме комнаты.
Что за чушь, подумал Фил. О чем они? Почему Гоур так побледнел?
Фил тоже невольно напрягся.
— Нет, не больно, — сказал Дукат. — Так, будто бы невзначай. Потом… Потом какой-то голос произносит задумчиво и всегда одно и то же: «Что-то не то, Дукат». Я просыпаюсь, весь в холодном поту, вскакиваю, но — ни старого парусника, ни берега, ничего пет. И в доме все на месте.
— Врешь, — скрипуче сказал Гоур, на его смуглом лице поблескивал пот. — Врешь, Дукат. До того, как ты успеваешь проснуться, голос еще что-то произносит. Верно?
Фил замер. Он почувствовал, как похолодели его ладони. Он смотрел то на Гоура, то на Дуката и понимал, что они, похоже, не шутят. Не-ет, не шутят.
— Верно, Гоур, — кивнул Дукат. — Голос еще одно слово произносит.
— Название города, в котором ты родился, — проскрипел тюремщик. — Да?
— Верно, — опять согласился Дукат и холодно рассмеялся. — Мы, как я понимаю, видим с тобой одинаковые сны… Верно, — повторил он. — Город Гетария. Это в двух -милях от порта Сараус.
Наступило молчание.
— Какие еще сны такие? — изумленно прошептал Фил, зачем-то глянувшись на дверь. — Какие сны, черт возьми?!
Он протер глаза, встряхнул головой.
— Только у меня название — другое, — не обращая внимания на Фила, как будто даже с облегчением произнес Гоур. — Деревенька под Марселем, там было родительское поместье.
— Давно это у тебя? — цепко спросил Дукат.
— Несколько лет. Каждую ночь.
— Значит, я не ошибся, — усмехнулся Дукат. — Я же нутром чуял, что и тебя это… тоже…
— Деревенька под Марселем, — повторил Гоур. — Потом мы переехали в Италию, отец служил там в посольстве. Впрочем, это было давно…
Он толкнул плечом дверь и вышел не попрощавшись.
— Что все это значит, отец? — тихо спросил Фил. — Вы это с Гоуром… всерьез?
Дукат помедлил.
— Шутим, Малыш, — тоже тихо ответил он. — Мы с Гоуром — старые шутники… Боюсь только, что во Фрис-Чеде не одни мы такие… Да, и вот еще что. Не забудь: ты ничего не слышал.
— Мог бы и не предупреждать.
— Вот и отлично… Это у нас с Гоуром стариковская блажь.
— Но уж очень эта блажь похожа на правду…
— Но я же тебе сказал: забудь! — заорал старик. — Ты понял? Я спрашиваю: ты понял?!
— Да, — после долгого молчания произнес Фил. — Понял… Успокойся…
Понял, что ни черта не понял, мрачно подумал он.
Ему было тревожно.
Наутро, умываясь во дворе, он увидел Гоура. Тюремщик шел на службу, он всегда добирался туда пешком — не любил ездить верхом, Он был, как обычно, тщательно выбрит и невозмутим.
— Что новенького, Малыш? — весело окликнул Гоур, словно и не было вчерашнего разговора.
— Все отлично, — постарался так же весело ответить Фил.
Произошло это в середине лета.
О странном разговоре никто из троих вслух больше не вспоминал.
Нет, все же это была стариковская блажь, решил, понемногу успокаиваясь, Фил.
Ему хотелось думать именно так.
Гоур теперь уже не так часто, как раньше, заглядывал в гости к Дукату. Старался делать это только когда Фил был дома. Но и Дуката, похоже, не очень тянуло оставаться с Гоуром с глазу на глаз. До недавнего времени тюремщик часто ужинал вместе в ним. Говорил, что в доме Дуката хорошо пахнет очагом: семейным очагом, любил уточнять он. Оба старика были вдовцами. Жена Дуката умерла несколько лет назад. А Гоур после гибели жены больше так и не женился, жил одиноко. Теперь он предпочитал ужинать не с Дукатом, а в таверне, или готовил себе еду, неумело возясь у жаровни в своем доме.
Фил целыми днями пропадал на верфи, где заменяли шпангоуты по его адмиральском галионе.
От пленных Фил узнал, что в Голландии недавно спустили на воду повое судно — флейт, с виду похожее на испанский пинасе, тоже трехмачтовое, с прямыми парусами. Но мачты флейта были не из цельного дерева, а составные, их можно было удлинять и устанавливать больше парусок — для скорости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
— Так, говоришь, упрямится тот долговязый, макаронник, что ли? — бывало, внезапно переспрашивал Дукат. — Не хочет писать письмо в свою Италию?
— Да, — усмехался Гоур. — Упрям… Даже поупрямей того кастильца, которого я прошлым летом повел в горы на прогулку.
— Твои-то прогулки, — бурчал Дукат, — с пулями в затылке. Что, и этого ты… тоже?
— Итальяшку? Нет, повременю. Ты же знаешь, я терпелив.
— Терпелив, — соглашался Дукат. — Очень терпелив…
И в глазах его, как молния, промелькивала скрытая неприязнь.
Но назавтра Гоур опять приходил в гости, Дукат опять начинал исподволь расспрашивать его о тюремных новостях. А тот отвечал с явной охотой, обстоятельно. Между обоими стариками, казалось, происходил невидимый поединок, и начался этот поединок лишь в последнее время. Дурачатся, думал Фил, ну и пускай, им виднее…
Гоур, как старый приятель Дуката, мог знать что-то такое, чего не знал адмирал. Мало ли… И теперь Фил решил с ним посоветоваться.
— У отца, — сказал Фил, — настроение какое-то… ну, не такое.
— Я давно это заметил, — произнес Гоур,
— И я вообще-то тоже, — вздохнул Фил. — Но он мне ничего не рассказывает. Молчит,
— Да, он не самый разговорчивый человек во Фрис-Чеде, — мягко улыбнулся тюремщик. — Может, вместе потолкуем с ним?
Фил, помедлив, согласился.
Они вошли в дом.
Дукат сидел на кровати и сосредоточенно разглядывал свои пальцы.
На вошедших он даже не посмотрел.
Гоур прислонился спиной к дверному косяку. Фил кивнул ему на лавку — присаживайся, мол, но тюремщик отрицательно покачал головой.
Фил присел на широкий подоконник.
— Дукат, — произнес Гоур, — ты позволишь, чтобы я сказал тебе кое-что… не очень приятное… при твоем сыне?
— Говори.
Гоур помолчал. Он был напряжен.
— Дукат, ты становишься нелюдимым, — пожевав губами, продолжал он. — Кроме Фила и, пожалуй, меня, ты никого знать не хочешь. Ты начинаешь слишком любить свое одиночество. Но это может плохо кончиться, Дукат. Ты выбрался живым из многих сражений, но теперь… еще немного, и ты захочешь уйти в гости к Чеду. Я неправ?
— Ты умный человек, — сказал Дукат.
— Спасибо. Ты тоже не дурак, совсем не дурак. Когда-то ты спас меня. И я это помню. Теперь, я вижу, моя очередь. Ты что-то хранишь в себе. То, что не дает тебе покоя. Что, Дукат? Скажи. Тут все свои.
— Зря, — пробормотал Дукат.
— Что? — встрепенулся Фил.
— Не твое дело, Малыш… Это я так сказал, сам себе.
Он зябко поежился.
— Да, Гоур, ты все точно определил… У тебя меткий глаз. Я уже давненько слегка не в себе. Но я думал, что это пройдет. Однако с прошлой весны мне стал сниться один и тот же сон…
— Сон? — быстро спросил Гоур.
— Да… Будто бы я стою на палубе старого, давно вытащенного на берег, заброшенного парусника. Стою и чувствую: кто-то щелкает меня по носу. Я оглядываюсь вокруг — никого. Но потом еще щелчок и еще…
— Больно щелкает? — Гоур побледнел, это было заметно даже в полутьме комнаты.
Что за чушь, подумал Фил. О чем они? Почему Гоур так побледнел?
Фил тоже невольно напрягся.
— Нет, не больно, — сказал Дукат. — Так, будто бы невзначай. Потом… Потом какой-то голос произносит задумчиво и всегда одно и то же: «Что-то не то, Дукат». Я просыпаюсь, весь в холодном поту, вскакиваю, но — ни старого парусника, ни берега, ничего пет. И в доме все на месте.
— Врешь, — скрипуче сказал Гоур, на его смуглом лице поблескивал пот. — Врешь, Дукат. До того, как ты успеваешь проснуться, голос еще что-то произносит. Верно?
Фил замер. Он почувствовал, как похолодели его ладони. Он смотрел то на Гоура, то на Дуката и понимал, что они, похоже, не шутят. Не-ет, не шутят.
— Верно, Гоур, — кивнул Дукат. — Голос еще одно слово произносит.
— Название города, в котором ты родился, — проскрипел тюремщик. — Да?
— Верно, — опять согласился Дукат и холодно рассмеялся. — Мы, как я понимаю, видим с тобой одинаковые сны… Верно, — повторил он. — Город Гетария. Это в двух -милях от порта Сараус.
Наступило молчание.
— Какие еще сны такие? — изумленно прошептал Фил, зачем-то глянувшись на дверь. — Какие сны, черт возьми?!
Он протер глаза, встряхнул головой.
— Только у меня название — другое, — не обращая внимания на Фила, как будто даже с облегчением произнес Гоур. — Деревенька под Марселем, там было родительское поместье.
— Давно это у тебя? — цепко спросил Дукат.
— Несколько лет. Каждую ночь.
— Значит, я не ошибся, — усмехнулся Дукат. — Я же нутром чуял, что и тебя это… тоже…
— Деревенька под Марселем, — повторил Гоур. — Потом мы переехали в Италию, отец служил там в посольстве. Впрочем, это было давно…
Он толкнул плечом дверь и вышел не попрощавшись.
— Что все это значит, отец? — тихо спросил Фил. — Вы это с Гоуром… всерьез?
Дукат помедлил.
— Шутим, Малыш, — тоже тихо ответил он. — Мы с Гоуром — старые шутники… Боюсь только, что во Фрис-Чеде не одни мы такие… Да, и вот еще что. Не забудь: ты ничего не слышал.
— Мог бы и не предупреждать.
— Вот и отлично… Это у нас с Гоуром стариковская блажь.
— Но уж очень эта блажь похожа на правду…
— Но я же тебе сказал: забудь! — заорал старик. — Ты понял? Я спрашиваю: ты понял?!
— Да, — после долгого молчания произнес Фил. — Понял… Успокойся…
Понял, что ни черта не понял, мрачно подумал он.
Ему было тревожно.
Наутро, умываясь во дворе, он увидел Гоура. Тюремщик шел на службу, он всегда добирался туда пешком — не любил ездить верхом, Он был, как обычно, тщательно выбрит и невозмутим.
— Что новенького, Малыш? — весело окликнул Гоур, словно и не было вчерашнего разговора.
— Все отлично, — постарался так же весело ответить Фил.
Произошло это в середине лета.
О странном разговоре никто из троих вслух больше не вспоминал.
Нет, все же это была стариковская блажь, решил, понемногу успокаиваясь, Фил.
Ему хотелось думать именно так.
Гоур теперь уже не так часто, как раньше, заглядывал в гости к Дукату. Старался делать это только когда Фил был дома. Но и Дуката, похоже, не очень тянуло оставаться с Гоуром с глазу на глаз. До недавнего времени тюремщик часто ужинал вместе в ним. Говорил, что в доме Дуката хорошо пахнет очагом: семейным очагом, любил уточнять он. Оба старика были вдовцами. Жена Дуката умерла несколько лет назад. А Гоур после гибели жены больше так и не женился, жил одиноко. Теперь он предпочитал ужинать не с Дукатом, а в таверне, или готовил себе еду, неумело возясь у жаровни в своем доме.
Фил целыми днями пропадал на верфи, где заменяли шпангоуты по его адмиральском галионе.
От пленных Фил узнал, что в Голландии недавно спустили на воду повое судно — флейт, с виду похожее на испанский пинасе, тоже трехмачтовое, с прямыми парусами. Но мачты флейта были не из цельного дерева, а составные, их можно было удлинять и устанавливать больше парусок — для скорости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27