Сигналы, подаваемые с плота, не были все же замечены, и корабли ушли своим курсом. Как потом оказалось, то были единственные встреченные ими суда; следующие они увидели только по другую сторону океана.
Первые дни и ночи были тяжелой школой мореплавания, превратившей «сухопутных крабов» в настоящих «морских волков». Три часа вахты и три часа сна попеременно — как в круговороте. Возле руля каждый мускул был напряжен до предела. Если от усталости уже не хватало сил толкать весло, рулевые переходили на другую сторону и начинали его тянуть. Когда же плечи и грудь начинали нестерпимо болеть от ударов, рулевой поворачивался к веслу спиной и налегал ею, получая дополнительный набор синяков. Вторая ночь была еще хуже, никто не выдерживал трех часов убийственного напряжения возле руля в потоках ледяной воды. Поэтому назначались двухчасовые вахты, а когда неистовство океана стало невозможно выдержать на протяжении и этого времени, вахту сократили до одного часа, по истечении которого вахтенный без сил сваливался на полу хижины, чтобы забыться сном на считанные десятки минут. Первые трое суток были беспрерывной борьбой за поддержание курса «Кон-Тики». Это было тяжелое испытание для всех шестерых членов экипажа, среди которых труднее всего приходилось Кнуту: страдая от морской болезни, он лежал в углу хижины, освобожденный от всех обязанностей.
На третью ночь шторм начал затихать. Однако перед самым рассветом запоздалая волна, ударив неожиданно по плоту, повернула его боком. Парус начал бить по бамбуковому домику, и все спавшие члены экипажа вынуждены были, вскочив на ноги, броситься выправлять курс плота и спасать раскиданное снаряжение и припасы. Во время этого аврала двое, получив в темноте удар парусом, едва не вылетели за борт.
Однако океан, как бы отступив перед мужеством моряков, признал себя побежденным. Ветер стих, и волны стали уменьшаться. Опасаясь, что шторм может возобновиться, было решено использовать время затишья для восстановления сил измученного, вконец обессилевшего экипажа; вахты были отменены, парус спущен, и все улеглись в хижине. Плот повернулся боком к волнам и начал брать их, как бочка.
Разбуженный криками попугая, который с прекращением шторма почувствовал себя лучше, экипаж обнаружил, что волны, хоть и по-прежнему высокие, катят значительно спокойнее. Ветра не стало, и в лучах солнца все выглядело весело и безмятежно. Как пишет Хейердал, ни он, ни его товарищи тогда не знали, что пережили самое тяжкое во всем рейсе испытание. Лишь позднее был открыт «гениальный и простой метод управления плотом по способу инков». Заключался он в смене наветренности (или подветренности) путем перемещения килей — способ, известный сегодня каждому моряку.
В полдень по солнцу было определено положение. Оказалось, что плот, удалившийся от суши на 100 миль, течением Гумбольдта значительно снесло на север. Это был тревожный факт; дрейфуя на север, плот легко мог попасть в коварные вихревые течения, блуждающие в районе Галапагосских островов. Завладев «Кон-Тики», они, закрыли бы ему дорогу к Полинезии. В сложившейся ситуации задачей номер один стало поддерживать направление как можно более на запад.
В тот же самый день Кнут, который наконец оправился от мучительной морской болезни, начал эксперименты с антеннами, которые запускались с помощью воздушного шара или змея. Вскоре в хижине раздались позывные морской радиостанции Лимы. Экипажу было сообщено, что самолет американского посольства вылетел на поиски плота, чтобы выяснить, как «Кон-Тики» справляется с океаном. Затем удалось установить непосредственную связь с самолетом. Однако, несмотря на длительные поиски, он не нашел плота, местонахождение которого было определено не очень точно.
Последующие дни прошли опять в борьбе с океаном. Просто счастье, что значительно более низкие волны, набегавшие с юго-востока, косо ударяли по бакборту, не создавая рулевому особых хлопот. Плот плыл теперь без акробатических выкрутасов, держа курс, вопреки усилиям экипажа, на северо-запад, к Галапагосским островам. «Кон-Тики» легко преодолевал в сутки 50—60 миль. Рекордом была 71 миля! Ежедневно наносимые на карту координаты складывались в линию, зловеще нацеленную на Галапагосский архипелаг. Невзирая на это, экипаж не падал духом. Минула неделя, и плот, вопреки предсказаниям, не рассыпался, не был разбит волнами, не оказался слишком тяжелым, чтобы идти под парусом. Шестеро мореплавателей прониклись таким уважением к плоту, что совершенно исчез страх перед океаном и был забыт кошмар первых дней.
К сожалению, оставалось некоторое беспокойство, которое подтверждало пессимистические предсказания: бревна все больше впитывали воду. Оторванные с их поверхности и брошенные в воду обломки бальсы медленно погружались в пучины океана. Однако дело не представлялось совсем безнадежным: как подсчитали бортовые специалисты, «Кон-Тики» исчезнет под водой как раз тогда, когда его нос достигнет островов Туамоту. Если же находящийся внутри стволов древесный сок будет препятствовать вбиранию воды, они не лишатся «почвы под ногами».
В этой ситуации экипаж тревожило еще одно — прочность канатов. Сказывались колебательные движения волн — колоды все же шевелились словно живые, непрерывно дергая и перемещая тросы. По ночам, когда члены экипажа отдыхали в хижине, из-под плетеного настила до них доносились скрипы и стоны канатов, а бревна под напором волн перемещались то вверх, то вниз, причем весь настил тревожно вибрировал.
Плот, при сооружении которого не были использованы ни гвозди, ни оковка, был пластичной конструкцией. В этом и заключалось его преимущество. Как поддающаяся напору ветра мачта, так и корпус, приспособленный в определенной мере к характеру и длине волн, давали возможность двигаться дальше, не опасаясь разрушительного воздействия стихии. Ежедневно с утра подвергался тщательной проверке каждый узел — канаты пока держались превосходно.
На восьмой день плавания океан успокоился. Цвет воды из зеленого стал голубым. Одновременно дрейф «Кон-Тики» на север уменьшился, а это означало, что плот вырывается из объятий течения Гумбольдта и выходит в открытый океан. Это означало также и то, что экспедиции не грозит фиаско в самом начале пути.
С первого дня рейса плот сопровождало множество рыб — от акул до сардин. Это давало гарантию, что экипажу не будет грозить голод, даже если случится что-либо непредвиденное с запасами продуктов. Кулинарные эксперименты начались с летающих рыб, которые падали на палубу плота, привлеченные светом фонаря. В жареном виде они имели превосходный вкус. Рекордный сбор их составил 23 штуки!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70