ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

 



Дмитрий Поляшенко
Разведение роз вдали от цивилизации (Солдаты истины)
* * *
Заперев почтовый ящик, Борис сквозь стеклянную стену подъезда посмотрел на улицу. За оранжевой поливальной машиной остался мокрый тротуар. Асфальт парил, утреннее небо сверкало в лужах. Неподвижные листья деревьев на игрушечном их бульваре ярко светились под солнцем.
Зажав газеты под мышкой, Борис перетасовал письма.
Медленно подходя к лифту, вскрыл первый конверт. Улыбнулся. Наташка! Привет, родная. Посмотрел на обратный адрес. Судя по штемпелю, лайнер бороздил Средиземное море. Ничего, у меня вода тоже есть под боком. Река. Обязательно выберусь.
Так, дальше.
Солонникову Борису Александровичу… О-о! Это ответ из академии. Солонников вздохнул, обмахиваясь конвертом как веером. Наверняка опять отказ на просьбу поработать в спецхране… Каменный век. Коллеги, какой смысл прятать информацию? Это ж не огурцы, чтобы ее вот так мариновать. Правда Ватикан тоже не пустил в свои архивы. Так то Ватикан! А у нас — Сизолапов Владлен Георгиевич. Чтоб он был здоров…
Справедливости ради надо заметить, что ни святой престол, ни академия наук в ближайшее время не дождутся объяснений зачем общественной некоммерческой организации, притулившейся под крылом Института мировой истории, понадобилось так глубоко рыться в делах давно минувших дней.
Дальше. Ту мистер Солонникофф… Борис обомлел. Как сомнамбула, не убрав с лица изумление, распечатал конверт. Читал, все больше недоумевая. Официальное приглашение от Римского клуба. Личное! Нет, а чему я, собственно, удивляюсь? Именно так всегда все и происходит — буднично и неожиданно. А ты как хотел, с фанфарами и ковровой дорожкой у подъезда? Борис припомнил — да, было дело, они разослали запросы на информацию во все архивы и во все футурологические организации, о своей рабочей группе сообщив, как всегда, только официальные сведения. Посылая письмо в Римский клуб, ни на что не надеялись, конечно — слишком уж заоблачной казалась эта организация, а сами они были совсем зелеными в то время. Но — сила солому ломит, а? Надо же, персональное приглашение… Нашли личное дело? Прочитали открытые опубликованные работы? Не важно. Черт возьми, Солонников, это приятно! Он со значением поднял конверт, словно захотел рассмотреть его на просвет. На то он и Римский клуб — живут не только сегодняшним днем, экстраполируют, догадываются… Догадались. Нам бы их в команду, с тоской подумал Борис. А вот съезжу и наведу мосты! Он на секунду задумался. Нет, правда, что нам мешает попробовать? Ничего не мешает. Он снова подумал — все-таки забавно…
Следующим был какой-то непонятный конверт. Словно его долго в кармане таскали, то ли забывая, то ли не решаясь опустить в ящик. Борис присмотрелся. Ага, опять борец за отчизну объявился, мальчиш-кибальчиш… Договорились же! Борис отчетливо понял, что не сможет дальше нарушать режим секретности. В конце концов не им одним создана программа, рисковать этим интелектуальным шедевром никто не в праве, а вычислительный центр, по слухам, вообще детище неизвестного филантропа — директор трясется над ним. Что ж, в понедельник спецотдел института начнет тихую охоту за потенциальным разносчиком вирусов. Молю бога, парень, чтобы ты не попался на большем! Человек ты, вроде, неплохой, о судьбах родины печешься… Кстати, стервец — я, получается, вместе с тобой рискую! Прикрывал тебя, получается, хакер фигов… Или все же предупредить — в последний раз?
Последним на свет предстал мятый нестандартно большой конверт, весь в каких-то линялых разводах. Борису показалось, что на площадке пахнуло прокаленным зноем пустыни. Ну, наконец-то! Письмо Барбариса из экспедиции. Опять спутниковый телефон в котел с борщом уронили? Недели три, небось, шло. Толстое, хрустит. Борис зажмурился. Наверное, все досконально описал, ничего не забыл. Борис почувствовал, что губы опять расплываются в улыбке. Нет, тезка, все же подожди минутку…
Он выхватил длинный конверт с красно-синими ромбами, с синим штемпелем в виде корабля, рассекающего бурный вал. В углу конверта переливалась невероятной глубиной — словно окошечко в другой мир — голографическая марка с четой целующихся попугаев на лимонной ветке.
Раздался звоночек и кремовые двери лифта разъехались.
Борис не глядя шагнул в тускло освещенную — после залитой солнцем лестничной площадки — кабину и жадно пробежал короткое письмо. Крупные буквы с кучей восклицательных знаков. В письмо был вложен поляроидный снимок — смеющаяся Наташа в белом сарафане прислонилась к блестящему поручню, за ее спиной необозримое лазурное пространство в белых бурунчиках и голубое небо. Он прижал письмо к груди и с закрытыми глазами доехал до своего этажа. Вышел из лифта и толкнул коленом незапертую дверь.
Прихожая была стилизована под жилище охотника — деревянные панели по стенам перемежались с деревянными масками, пучок сухой травы в огромной сушеной тыкве, стоящей в углу наподобие напольной вазы. Ветвистые рога оленя под потолком с забытой на них кепкой. Борис неглядя сунул ключи на подзеркальник и посмотрел на кепку. Было в ней что-то метафизическое. Висела она тут уже два года, но никто из периодически захаживающих друзей не признавался. Причем, действительно, никто из них кепок никогда не носил.
Есть не хотелось. Курить тоже.
Пачка газет и письма лежали на краю стола.
Борис сидел на кухонном диванчике, помешивал ложечкой кофе и думал.
Бывают ли катастрофы, которые крушат пол-мира, коверкают судьбы, но при этом остаются незамеченными? Разумеется нет — иначе какая это катастрофа? Но было им сказано — криптокатастрофа, то есть скрытая…
Он пригубил кофе.
Прекрасный случай для скандальных мемуаров, судари мои! На дворе конец века, не сегодня — завтра Страшный суд грянет, о душе всем миром думать надо, а бравые интеллигенты, сам черт им не брат, устраивают мистические рауты!
Борис с приятным потеплением в груди вспомнил пеструю череду застолий, регулярно происходивших у него на квартире по пятницам. Как всегда кончались они высоколобым спором на заумную тему. Нелепое, наверное, это зрелище: интеллигентные люди в костюмах — бывали, правда, и в джинсах под свитер — со стаканом в руке и галстуком на плече, гасили окурки в блюде с остатками горячего, бурно обсуждая очередной глобальный вопрос. Пьяный Степан обязательно садился за фортепьяно и из открытых окон на улицу выплескивались звуки чего-нибудь бравурно-классического. Соседи, кстати, ни разу в стену не стучали, видимо репертуар нравился. Тлели в прозрачной полутьме летнего вечера огоньки сигарет на лоджии, обсуждалось все — от глубоко профессиональных тем до самых простых общечеловеческих.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31