Борис уловил начало неприятной паузы и спросил:
— А вот, например, гороскоп Иисуса изменился?
— Хороший вопрос, — оживился Данилевич. — Помнится, Кардан рассчитывал гороскоп Христа… Думаю, что нет, не изменился, Борис Александрович. Тем более, что Иисус уже жил. Я хочу сказать, на Земле жил. И вообще гороскоп — это же очень человеческое… Надо смотреть шире. Наверняка есто что-то еще, неизвестное нам. У меня есть гипотеза насчет «скрытой катастрофы». Если угодно… Так вот. Жесткой зависимости от звезд, слава богу, нет. Они, как известно, склоняют, но не обязывают. У людей остались мощные пласты привычек и стереотипов. Инерция у человечества огромна. Оно просто не заметит никакой катастрофы! Все это канет, как кануло многое и многое, и лишь в пожелтевших газетах можно будет найти забавные апокалиптические прогнозы. Возможны были такие катастрофы над Землей не раз, да только никто их не заметил. Может быть, нечего было терять? Или разучились верить и надеяться? А вы дали интересную тему…
— Дарю, — сказал Борис.
Данилевич достал блокнот и теперь с непривычно сосредоточенным видом рылся по карманам.
Солонников молча протянул ему авторучку.
— Дарите? — Данилевич с сомнением повертел перед глазами паркер. — Шучу.
— С превеликим бы удовольствием, — Борис развел руками, — да самому подарили.
— Человечество, может, и не заметит, — вздохнул Борбылев. — А вы возьмите конкретного человека…
— Ну да! — сказал Шумаков. — Когда судьба швыряет тебя к черту на рога, ты летишь туда со всеми своими привычками.
— Николай Николаевич, — сказал Данилевич, не отрываясь от блокнота, строча в нем со скоростью телетайпа, — вы нам хотели что-то еще рассказать.
— Да, собирался, — усмехнулся Борбылев. — Но рассказывать, видимо, уже нечего. Я хотел рассказать вам про День гениальности. Но если я правильно все понял, он наверняка сместился по календарю и больше моего внука не касается. Короче, ладно, проехали…
— Елки-палки, — воскликнул Данилевич, подняв голову. — Я не знал! Простите… А что за день такой?
— Да чушь все это, — отрезал Шумаков. — Не огорчайтесь, Николай Николаевич. Все в руках человеческих. Только надо, хм, с умом все делать. Давайте лучше выпьем!
Никто не притронулся к рюмкам.
Шумаков поднял глаза к потолку, залпом осушая фужер.
— Что ты говоришь? — воскликнул Борбылев. — В каких руках? Да закуси ты, Валера! Мой внук… Что у него в руках? До этого момента ему еще лет пятнадцать-двадцать, не меньше…
Шумаков покрутил головой, пьяно улыбаясь:
— Господа, вы меня смешите, ей-богу! Что вы так разволновались? Ну, случилось и случилось. Что ж теперь, начать жить по гороскопам? Очнитесь! Леонид, кстати, а о нас колдун что-нибудь вам говорил? О каждом?
Данилевич вздрогнул.
Шумаков в упор глядел на Данилевича и улыбка на его лице становилась все шире. Он погрозил Данилевичу пальцем:
— Я вижу, что говорил… Колитесь!
— Н-нет… виноват, — в смущении забормотал Данилевич, пряча глаза. Видно было, что ему ужасно неловко. — Дело в том… Все это только гипотеза, пусть даже очень похожая на правду. И вообще, все слишком размыто — понимай как хочешь. А может это просто выдумка! Разыграл он нас… В данной ситуации я не хотел бы продолжать тему, затрагивающую самое сокровенное. Поверьте, мне даже в голову не пришел действительно возможный негативный расклад событий. Мало ли кто чего говорит.
— Так он рассказывал вам или нет? Чего скрывать? Или не все еще случилось? — не отступал Шумаков. Впрочем, глаза его поблескивали с ехидцей. Плевать ему было на все астероиды и всех колдунов вместе взятых.
— Я… — начал Данилевич, истово прижав руки к груди. — Вы поймите!..
Солонников не выдержал:
— Мужики, к чему пустые сомнения? Давайте позвоним колдуну и попросим, чтобы он нам сам все объяснил. Услышим из первых уст. Пусть приедет! Скажем, что курить не будем…
— У него нет телефона, — проворчал Борбылев.
— А мы ему телепатнем! — подмигнул Шумаков, втыкая вилку в огромный кусок ветчины. — Чего вы так все перепугались? Из всех нас ощутимо, вернее, явно пострадал только я. Данилевича вон вообще вознесло. На гребне бури, так сказать… Я что-то не пойму — всю жизнь мы прожили без чертовщины. Гороскопами забавлялись на уровне летающих тарелок, модного голодания и сенсационных статей про экстрасенсов. Так что же изменилось? Психологическое давление близкого мифического конца света? Или нашли на кого сваливать, исчерпав тему плохой судьбы и неблагодарного бога? Так значит вы жили достойно этого!
— Что ты такое несешь? — удивился Борбылев.
— А я тоже в этой компании, тоже, — сказал Шумаков, жуя. — Не все учел, и теперь очень хочется найти виноватого. А виноват лишь я сам. Все можно было предусмотреть… Вот Данилевич — молодец! Каким был, таким и остался.
— Да, друзья мои. Впрочем, не случайно, наверное. Ибо в юности подумывал о монашестве. Смешно, наверное, сейчас звучит… Тихий в детстве я был, задумчивый. Людей очень жалел, но как-то — внутри себя. Потом потихоньку стал реальными людьми интересоваться, разговорить человека хотелось, в душу ему залезть… Потом, естественно — журфак… Не умею я себе отказывать, ибо не умею желать. И я мало от чего завишу. Все сюрпризы жизни всегда я принимал смиренно, и у меня всегда отличное пищеварение.
— О! — воздел палец над столом Шумаков. — Вот это правильно! Самое главное в жизни, как ни банально, свобода. Обычная ежедневная свобода: куда пойти, чем заняться. Все остальное — выгодное кому-то вранье! Выпьем за Брюссель и за хорошее пищеварение. Либо смело добивайтесь в жизни своего, либо честно плывите по течению. Но никогда! Ни о чем! Никого не просите! И не бойтесь. И не жалейте. И не обижайтесь… А то ис-пор-тит-ся пищеварение.
Он опрокинул рюмку в рот и хрястнул ее об пол. Рюмка подскочила на ковре, крутясь и сверкая отлетела ножка.
— Э! — машинально подал голос Солонников, не испытывая, впрочем, никакой досады. Он думал. Ситуация показалась ему уникальной. Он словно оказался в нерве, в горячей бьющейся жилке истории, среди массы перепутанных, но отнюдь не случайных ниточек, протянутых между событиями… В тот момент, когда человек делает свой выбор, оказывая своей волей микроскопическое по историческим меркам, но все же реальное давление на общий ход событий. Впрочем, все здесь гораздо сложнее! Обратная связь… Мысль о создании дополнительного сегмента программы была настолько естественной, что Солонников просто начал формулировать тему. Что-нибудь вроде «Реализация заведомо нереальных прогнозов вследствие неадекватного самоотождествления»… Так. Дестабилизирующий фактор — иррациональная вера в сверхестественное… Он потянулся к бумаге. Пальцы нашарили салфетку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31