Нижняя челюсть дернулась, и изо рта с хрипом вылилась струйка зеленоватого вещества, освобождая глотку. Взгляд стал осмысленным, пробежал по каюте и остановился на Рипли.
— Я ничего не смогу сказать тебе, — его голос звучал непривычно, в нем откуда-то появился надтреснутый металлический тембр.
— Какое у тебя было специальное задание?
— Я думаю, что вам не удастся точно выяснить это.
— Что ты должен был сделать?
— У меня был приказ.
— Какой приказ? От кого?
— У меня был приказ посадить этот корабль на LB — 426 — и я сделал это.
— А кто отдал приказ?
— Я не помню. Информация об этом не поступает из моей памяти. Черный ящик вы не откроете. Все, что там есть, просто самоликвидируется. Так что вам лучше даже не пытаться.
— Да и не надо! И так все ясно! — взревел Паркер. — Это все проклятая Компания! Наши жизни их не интересуют!
— Кто отдал приказ?! — настаивала Рипли.
— Я повторяю: я не помню.
— Хорошо. Это сейчас уже не так важно. — Она подумала и задала новый вопрос: — Мы сможем уничтожить этого инопланетянина каким-либо способом?
— Нет, — спокойно ответил Эш, — вы ничего не сможете с ним сделать. Это биологический шедевр.
— Нам надо сжечь его, — не унимался Паркер, — и эту железяку, и эту тварь! Это наш единственный шанс уцелеть в сложившейся ситуации!
— Нет, — улыбнулась голова Эша.
— Что? — Рипли наклонилась над останками. — Ты знаешь как?
— Наверное, знаю. Но эта информация ни для меня, ни, тем более, для вас недоступна.
— Он еще издевается! — толстяк замахнулся прикладом огнемета.
Но Рипли повисла на его руке и оттолкнула к стене.
— Не кипятись! Еще повоюешь!
Эш спокойно продолжал рассказывать:
— Это прекрасный, совершеннейший организм. Вы все равно погибнете, и я считаю, что мне можно немного рассказать о нем.
— Откуда такая уверенность?
— Я — машина. И я вычислил вероятность вашего спасения. Ее практически не существует. Корабль в любом случае достигнет Солнечной системы. Изменить курс вы не сможете. Я заблокировал компьютер.
51
Небо было сплошь покрыто муаровыми разводами облаков, быстро бегущих по нему и меняющих форму. Багровое солнце лениво сползало в ущелье, цепляясь своими краями за острые макушки скал, одетых снегом. Издали они походили на диковинные подсвечники с гигантскими оплывшими свечами. Воск лавин оплывал на величественные отроги гор, сползая витиеватыми змейками по ущельям в долину, где под дневным зноем плавился, превращаясь в прозрачные ручейки живой влаги, узкими лентами льющейся в обрамленный крупной галькой и сиреневым песком бассейн прозрачного озера. Мелкие барашки вздымались на его золотой глади от легкого дуновения ветра, прорывавшегося через проплешины густого малахитового леса. Трава и кустарник подкрадывались к воде, словно охотились за этим маленьким водяным чудом.
Рухнул кряжистый тис, поднимая бурлящие волны. Его темный ствол медленно поплыл по золотой глади. Торчащие из воды толстые суковатые ветки с мясистыми розовыми листьями и белыми шарами цветов походили на нежные, но сильные руки русалок. Корни грозными змеями выползли из зияющей раны в земле и застыли огромным запутанным шаром.
Плети кустов с пурпурными цветами на сиреневых веточках разошлись, и на искрящийся песок грациозно вышли два единорога. Их ослепительно белая шерсть лоснилась в лучах угасающего светила, приобретая розовый оттенок. Их серебристые гривы плескались на ветру и мерцали бриллиантовыми переливами. Удивительные животные шли рядом, плечом к плечу. Казалось, они были увлечены своей беззвучной беседой. Возле кромки воды они остановились и стали принюхиваться, раздувая ноздри, фыркая и прядя ушами. Как они прекрасны и совершенны! Удивительные творения, созданные чьей-то волей. Сколько же, интересно, их здесь? Единороги опускают головы и пьют янтарную влагу мягкими бархатными губами.
Утолив жажду, существа отходят от воды. Жеребец проходит по берегу. Его ультрамариновые копыта взрывают прибрежный песок, оставляя на нем глубокие следы. Движения его совершенны и грациозны. Глаза горят, как раскаленные зеленые угли. Он медленно опускается на колени и начинает купаться в прибрежном песке, нежась в последних теплых лучах заходящего солнца…
Джонси прошелся по постели, оставляя на белоснежной простыне четкие кровавые следы. Страшно захотелось сбросить его оттуда, но он лезет, ластится и тихо мурлычет. И мордашка у него такая маленькая…
— О, нет! Зачем, Бретт? Зачем ты оторвал Джонси голову?!
Рыжий кот сел и стал умываться, слизывая пятна запекшейся крови с заскорузлой шерсти.
Но почему у него лицо Бретта?
Кот смотрит тусклыми печальными глазами и, кажется, плачет. Нет, не плачет. Просто он хочет, чтобы его почесали за ухом.
— Нет, Джонси, я не могу, я боюсь!
Боль, какая жуткая, всепоглощающая боль! Пламя хлещет, обжигая лицо, визг пуль наполняет душный воздух каюты. Они носятся от стены к стене, разрывая на куски блеклую облицовку. Грохот выстрелов рвет барабанные перепонки.
— Хватит!
Голова ныряет под одеяло. Пот ручьями стекает, пропитывая подушку. Тонкая ткань над головой почему-то кажется броней, хотя сквозь нее отчетливо видны яркие вспышки выстрелов и… Волны горячего воздуха накатываются на тело, при вдохе горят легкие и горло. Руки рвут ткань…
Голубой бархат накидки отошел, и из паланкина выглянула молоденькая девушка. Ее пепельные глаза смотрели на окружающих с любопытством и легким кокетливым испугом. Молодой герцог подошел к этому хрупкому средству передвижения и с поклоном подал девушке руку в изящной перчатке, богато украшенную перстнями. Девушка грациозно оперлась на этот живой поручень и, подобрав подол длинного платья, переступила через узорчатый порожек носилок. Ноги сразу утонули в пушистом ковре, как в густом мхе. Герцог поднял глаза и приветливо улыбнулся.
— Как вы доехали? Надеюсь, что этот путь не очень утомил вас? — его голос напоминал шум прибоя штормящего моря.
Она вздохнула и улыбнулась.
— Мы заждались. Все будут в восторге, увидев вас на нашем празднестве. Пойдемте, я отведу вас…
Он крепко сжал ее ладонь, и они двинулись по узкому длинному залу, ведущему вглубь дворца. Стены были сплошь украшены гобеленами великолепной работы с изображением сцен сражений, в которых участвовали знаменитые предки молодого человека. Тусклый свет проникал через цветные стекла витражей, покрытые толстым слоем пыли. Звук шагов гас в пушистом ковре, и движения людей были бесшумными и невесомыми.
Дубовые двери, разукрашенные тонкой резьбой и золотыми пластинами с искусной гравировкой, распахнулись, и они погрузились во мрак гигантского зала. Казалось, что он занимает все внутреннее пространство замка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44