— удивленно восклицает Диббль, увидев Корнелия. Он говорит теперь почти без акцента. — Симпатичный, интеллигентный, прилично одетый человек.
— А каким же вы меня представляли, мистер Диббль? — интересуется Корнелий, польщенный словами американского журналиста.
— Типичным тунеядцем! — смеется Диббль, предлагая Корнелию сигару. — Стилягой с длинными волосами и в желтой кофте с черными полосками. Сам не знаю почему.
— Вы, наверно, выписываете у себя в Америке наш журнал «Крокодил»? — улыбается Корнелий.
— Зачем выписывать «Крокодил», у нас есть и свои стиляги. Этого добра везде хватает. В Англии тоже их полно. Перед тем как приехать к вам, я насмотрелся на них в кафе «Эйс» у вокзала «Стоун-бридж Парк». Вы тоже слыхали, наверно о «рокерах» и «модернах»?
— Но ведь они не тунеядцы, эти «рокеры»? Они в основном рабочие парни.
— Вы у нас тоже не считались бы тунеядцем. Вы были бы бизнесменом.
— Я и тут не тунеядец, — стараясь скрыть невольную обиду, говорит Корнелий. — Я работаю в государственном учреждении. Бизнес — это моя вторая профессия.
— У вас хорошо заниматься именно таким мелким бизнесом — тут вы вне конкуренции. А у нас вас давно проглотили бы более крупные предприниматели. И я не советовал бы вам…
— А я и не собираюсь. Мне и тут совсем было бы хорошо, если бы не милиция, — усмехается Корнелий.
— У нас тоже есть полиция, но с нею можно… как это будет по-русски? О да, поладить. Но перейдем к делу, мы уже достаточно наговорились на неофициальную тему. Ну-с, а как обстоит дело с заказом?
— Заказ готов.
— Можно посмотреть?
— Да, пожалуйста. Прошу вас, Михаил Ильич, — кивает Корнелий появившемуся из соседней комнаты Лаврентьеву.
Лаврентьев приносит чемодан. Извлекает из него пять икон среднего размера и осторожно кладет их на стол. Со старых, тускло поблескивающих масляными красками, потрескавшихся во многих местах досок, удивленно взирают на бизнесменов Старого и Нового Света скорбные лики святых.
— Это что же? Что за персонажи? — тычет в них пальцем Джордж Диббль.
— «Архангел Гавриил», «Апостол Павел», «Иоанн Предтеча».
— И все это намалевано действительно под знаменитого вашего Рублева?
— Сам Рублев не отличил бы их от своих. Господин Лаврентьев главный реставратор чуть ли не всех православных соборов и крупнейший знаток иконописи Рублева.
— Ну, а как с древностью этих досок? — Диббль стучит ногтем по иконам. — Не окажутся они… как это по-русски? Липой, да?
— Не окажутся, мистер Диббль, — уверяет Корнелий. — Ни в прямом, ни в переносном смысле. Доски добротные, действительно старинные. А за краски мы не несем ответственности. Краски ваши.
— Краски меня не тревожат. У нас тоже есть свои жулики, специалисты по подделкам старинных картин. Целая фирма. Эти краски — их открытие. Через несколько дней они так потрескаются, что их никто не отличит от тех, какими писали Мазаччо, Пизанелло, Андреа дель Кастаньо. Эти итальянские мастера современники вашего Рублева. Ну, а теперь нужно, кажется, рассчитаться?
— Да, не мешало бы, — плотоядно улыбается Корнелий.
— Какой валютой: долларами, фунтами стерлингов или западными марками?
— Лучше долларами.
Диббль отсчитывает сумму, о которой заранее была достигнута договоренность, добавляет несколько лишних долларов и протягивает Корнелию.
— Покорнейше благодарю, — подобострастно произносит Корнелий, сам дивясь лакейскому обороту и интонации своей речи.
Не пересчитывая, он прячет доллары в карман и спрашивает с явными нотками тревоги:
— А как же будете вы переправлять этих «богов» через границу?
— Понимаю, — усмехается Диббль. — Опасаетесь таможенного досмотра? Знаю, что у вас с этим строго, и не буду рисковать. Попрошу кого-нибудь из своих друзей в одном из посольств, аккредитованных у вас в стране, оказать мне маленькую услугу.
А когда Корнелий с Лаврентьевым уже собираются уйти, Диббль неожиданно предлагает:
— А что, молодые люди, если я предложу вам подработать еще немного долларов? И даже не немного, а весьма солидную сумму.
«Бизнесмены» замирают на месте. И без их ответа Диббль догадывается, что они ничего не имеют против такого заработка.
— Меня интересует один ваш ученый, у которого нужно кое-что разведать, — поясняет Диббль смысл своего предложения.
— Это тот профессор, Корнелий, о котором я вам уже говорил, — уточняет Каин, маленький лысый человечек.
— Кречетов?
— Он самый.
— Если вам это неизвестно, то я могу сообщить, что он не ведет исследований оборонного, как у вас говорят, значения, — продолжает Диббль. — Он не изобретает ни новых бомб, ни лучей смерти, ни прочего смертоносного оружия. Ведет тихую, скромную научную работу, не имеющую пока практического значения. Дело, однако, в том, что мы тоже ведем такую же работу и нам небезынтересно знать, чего достиг этот профессор.
— А разве он не публикует своих работ? — интересуется Корнелий.
— Пока не публикует. К тому же нам очень важно узнать о его работах до того момента, когда он их опубликует.
— Понимаю, — усмехается Корнелий. — Это важно для укрепления вашего приоритета?
— Ну, не совсем так… Весьма возможно, что мы вообще настолько опередили Кречетова, что…
— Это тоже понятно. Только и вы учтите, что это не контрабандная торговля предметами культа. Это идет уже по другой статье уголовного кодекса.
— Да, конечно, это я понимаю. И это будет учтено при вознаграждении.
Корнелий довольно долго молчит, переглядываясь с Лаврентьевым. Потом произносит:
— Предложение ваше слишком серьезное, мистер Диббль. Дайте нам подумать.
— Хорршо, но не позже чем завтра я жду окончательного ответа.
«17»
Как только Телушкин с Лаврентьевым выходят на улицу, Корнелий предлагает:
— Едем ко мне. Там все обсудим, а пока ни слова. Похоже, что влипли…
Но и у себя дома Корнелий долго не начинает разговора, а лицо у него такое, что Лаврентьев не решается заговорить первым. Лишь после второй рюмки коньяка глава корпорации подпольных бизнесменов мрачно произносит:
— Прокрутил я все варианты на этой вот не электронной вычислительной машине, — хлопает он себя по лбу, — получается, что на самом деле влипли…
— Ты думаешь, что пахнет государственной изменой?
— Изменой не изменой, а все-таки…
— Так на кой нам черт тогда это дело! — простодушно восклицает Лаврентьев. — Откажемся, и все!..
— Нет, уж теперь, милый мой, поздно отказываться. Теперь мы у них в руках. «Боги» нас подведут. «Боги», которых мы так дешево продали этому заокеанскому дельцу.
— Так черт с ними, с этими богами! — ругается слегка захмелевший после третьей рюмки Лаврентьев. — Признаемся КГБ, что «боги» — наших рук дело, их мы действительно продали, а Родиной не торгуем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59
— А каким же вы меня представляли, мистер Диббль? — интересуется Корнелий, польщенный словами американского журналиста.
— Типичным тунеядцем! — смеется Диббль, предлагая Корнелию сигару. — Стилягой с длинными волосами и в желтой кофте с черными полосками. Сам не знаю почему.
— Вы, наверно, выписываете у себя в Америке наш журнал «Крокодил»? — улыбается Корнелий.
— Зачем выписывать «Крокодил», у нас есть и свои стиляги. Этого добра везде хватает. В Англии тоже их полно. Перед тем как приехать к вам, я насмотрелся на них в кафе «Эйс» у вокзала «Стоун-бридж Парк». Вы тоже слыхали, наверно о «рокерах» и «модернах»?
— Но ведь они не тунеядцы, эти «рокеры»? Они в основном рабочие парни.
— Вы у нас тоже не считались бы тунеядцем. Вы были бы бизнесменом.
— Я и тут не тунеядец, — стараясь скрыть невольную обиду, говорит Корнелий. — Я работаю в государственном учреждении. Бизнес — это моя вторая профессия.
— У вас хорошо заниматься именно таким мелким бизнесом — тут вы вне конкуренции. А у нас вас давно проглотили бы более крупные предприниматели. И я не советовал бы вам…
— А я и не собираюсь. Мне и тут совсем было бы хорошо, если бы не милиция, — усмехается Корнелий.
— У нас тоже есть полиция, но с нею можно… как это будет по-русски? О да, поладить. Но перейдем к делу, мы уже достаточно наговорились на неофициальную тему. Ну-с, а как обстоит дело с заказом?
— Заказ готов.
— Можно посмотреть?
— Да, пожалуйста. Прошу вас, Михаил Ильич, — кивает Корнелий появившемуся из соседней комнаты Лаврентьеву.
Лаврентьев приносит чемодан. Извлекает из него пять икон среднего размера и осторожно кладет их на стол. Со старых, тускло поблескивающих масляными красками, потрескавшихся во многих местах досок, удивленно взирают на бизнесменов Старого и Нового Света скорбные лики святых.
— Это что же? Что за персонажи? — тычет в них пальцем Джордж Диббль.
— «Архангел Гавриил», «Апостол Павел», «Иоанн Предтеча».
— И все это намалевано действительно под знаменитого вашего Рублева?
— Сам Рублев не отличил бы их от своих. Господин Лаврентьев главный реставратор чуть ли не всех православных соборов и крупнейший знаток иконописи Рублева.
— Ну, а как с древностью этих досок? — Диббль стучит ногтем по иконам. — Не окажутся они… как это по-русски? Липой, да?
— Не окажутся, мистер Диббль, — уверяет Корнелий. — Ни в прямом, ни в переносном смысле. Доски добротные, действительно старинные. А за краски мы не несем ответственности. Краски ваши.
— Краски меня не тревожат. У нас тоже есть свои жулики, специалисты по подделкам старинных картин. Целая фирма. Эти краски — их открытие. Через несколько дней они так потрескаются, что их никто не отличит от тех, какими писали Мазаччо, Пизанелло, Андреа дель Кастаньо. Эти итальянские мастера современники вашего Рублева. Ну, а теперь нужно, кажется, рассчитаться?
— Да, не мешало бы, — плотоядно улыбается Корнелий.
— Какой валютой: долларами, фунтами стерлингов или западными марками?
— Лучше долларами.
Диббль отсчитывает сумму, о которой заранее была достигнута договоренность, добавляет несколько лишних долларов и протягивает Корнелию.
— Покорнейше благодарю, — подобострастно произносит Корнелий, сам дивясь лакейскому обороту и интонации своей речи.
Не пересчитывая, он прячет доллары в карман и спрашивает с явными нотками тревоги:
— А как же будете вы переправлять этих «богов» через границу?
— Понимаю, — усмехается Диббль. — Опасаетесь таможенного досмотра? Знаю, что у вас с этим строго, и не буду рисковать. Попрошу кого-нибудь из своих друзей в одном из посольств, аккредитованных у вас в стране, оказать мне маленькую услугу.
А когда Корнелий с Лаврентьевым уже собираются уйти, Диббль неожиданно предлагает:
— А что, молодые люди, если я предложу вам подработать еще немного долларов? И даже не немного, а весьма солидную сумму.
«Бизнесмены» замирают на месте. И без их ответа Диббль догадывается, что они ничего не имеют против такого заработка.
— Меня интересует один ваш ученый, у которого нужно кое-что разведать, — поясняет Диббль смысл своего предложения.
— Это тот профессор, Корнелий, о котором я вам уже говорил, — уточняет Каин, маленький лысый человечек.
— Кречетов?
— Он самый.
— Если вам это неизвестно, то я могу сообщить, что он не ведет исследований оборонного, как у вас говорят, значения, — продолжает Диббль. — Он не изобретает ни новых бомб, ни лучей смерти, ни прочего смертоносного оружия. Ведет тихую, скромную научную работу, не имеющую пока практического значения. Дело, однако, в том, что мы тоже ведем такую же работу и нам небезынтересно знать, чего достиг этот профессор.
— А разве он не публикует своих работ? — интересуется Корнелий.
— Пока не публикует. К тому же нам очень важно узнать о его работах до того момента, когда он их опубликует.
— Понимаю, — усмехается Корнелий. — Это важно для укрепления вашего приоритета?
— Ну, не совсем так… Весьма возможно, что мы вообще настолько опередили Кречетова, что…
— Это тоже понятно. Только и вы учтите, что это не контрабандная торговля предметами культа. Это идет уже по другой статье уголовного кодекса.
— Да, конечно, это я понимаю. И это будет учтено при вознаграждении.
Корнелий довольно долго молчит, переглядываясь с Лаврентьевым. Потом произносит:
— Предложение ваше слишком серьезное, мистер Диббль. Дайте нам подумать.
— Хорршо, но не позже чем завтра я жду окончательного ответа.
«17»
Как только Телушкин с Лаврентьевым выходят на улицу, Корнелий предлагает:
— Едем ко мне. Там все обсудим, а пока ни слова. Похоже, что влипли…
Но и у себя дома Корнелий долго не начинает разговора, а лицо у него такое, что Лаврентьев не решается заговорить первым. Лишь после второй рюмки коньяка глава корпорации подпольных бизнесменов мрачно произносит:
— Прокрутил я все варианты на этой вот не электронной вычислительной машине, — хлопает он себя по лбу, — получается, что на самом деле влипли…
— Ты думаешь, что пахнет государственной изменой?
— Изменой не изменой, а все-таки…
— Так на кой нам черт тогда это дело! — простодушно восклицает Лаврентьев. — Откажемся, и все!..
— Нет, уж теперь, милый мой, поздно отказываться. Теперь мы у них в руках. «Боги» нас подведут. «Боги», которых мы так дешево продали этому заокеанскому дельцу.
— Так черт с ними, с этими богами! — ругается слегка захмелевший после третьей рюмки Лаврентьев. — Признаемся КГБ, что «боги» — наших рук дело, их мы действительно продали, а Родиной не торгуем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59