– И, откровенно говоря, так оно и есть. Ей только восемнадцать лет, пусть немного узнает жизнь. Я подумаю, чем ее занять.
– Как насчет того, чтобы вывести ее в свет? Почему бы тебе не дать бал в ее честь в Уилмингтон-Холле?
Диана видела, что его ум, как всегда, работал только в одном направлении – лишь бы он сам извлек из этого выгоду. Светский бал в честь дебютирующей дочери привлечет внимание средств массовой информации и даст Гаю возможность показать себя не только как облеченного большой властью политика, но и как любящего отца.
– Я подумаю об этом, – коротко ответила Диана. – А сейчас главное – срочно связаться с Франческой и сказать ей, чтобы она отправила Катрин домой ближайшим рейсом.
– Сожалею, дорогая девочка, но и твоя мать, и даже Гай непреклонны и требуют твоего возвращения домой, – сказала Франческа, полная сочувствия к племяннице.
Катрин выглядела совершенно убитой. Она хотела остаться, чтобы дождаться возвращения Карлоса. Он звонил ей и сообщил, что они с Марком собираются доставить тело матери в Испанию и похоронить в Линаресе на семейном кладбище, а после этого он намерен вернуться в Палм-Бич, чтобы повидаться с ней. Чувствовалось, что он глубоко потрясен смертью матери, и Катрин было очень жаль его. Она пообещала, что дождется его приезда, зная, что Франческа не будет возражать, если она задержится подольше.
Никто не мог предположить, что Гай и Диана запретят им продолжать знакомство.
– Послушай, Катрин, – мягко сказал Серж, ибо понимал, что творится сейчас в ее душе, и считал поведение Дианы неразумным. – Почему бы тебе не слетать домой и не поговорить со своими родителями? Эти звонки через океан не помогут. Объясни им, что ты чувствуешь, расскажи, что не собираешься делать никаких опрометчивых шагов и не намерена сию минуту выходить замуж за Карлоса, и, возможно, они тебя поймут. После этого они, может быть, позволят тебе вернуться сюда.
– Мне так хотелось быть здесь, когда Карлос вернется.
– Я хорошо тебя понимаю, девочка, но Карлос вполне разумный молодой человек. Он все поймет. В сущности, это вполне естественно, когда мать и отец хотят тебя защитить. Тебе всего восемнадцать, и ты влюбилась в молодого человека, которого они никогда не видели. Они просто обязаны обеспокоиться, во всяком случае, до того момента, пока не увидят его и не узнают, что он собой представляет.
Франческа бросила на Сержа благодарный взгляд и улыбнулась про себя. Она относилась к Катрин так же по-доброму и тактично, как к ней относился Генри Лэнгхэм, когда ей было столько же лет.
– Наверное, вы правы, – неохотно согласилась Катрин. – Хотя это так не похоже на маму. Я не могу даже предположить, что именно она имеет против Карлоса.
В душе Франческа была с ней согласна. Но Диана не знала отца Карлоса так, как знала она. «Вероятно, – подумала Франческа, – я должна позвонить Диане и рассказать, что значил для меня Марк, когда я была девушкой». Однако затем она передумала. Это только осложнит дело, к тому же Диана станет задаваться вопросом, почему она никогда не говорила об этом раньше. Лучше всего, если Гай и Диана сами придут к выводу, что не стоит бояться отношений Катрин и Карлоса.
Опечаленная Катрин вечером паковала вещи и гадала, когда она снова увидит Карлоса. Сцены бойни на захваченном самолете еще были свежи в памяти. И Катрин испытывала чувство жалости к Карлосу и его отцу. Телевизионные репортеры сообщили, что Марк Рейвен был готов отдать пять миллионов долларов, которые требовали террористы за освобождение его жены и других заложников, но увы! На экранах появлялись фотографии улыбающейся Карлотты, сделанные на одном из приемов год назад. А затем Катрин посмотрела клип о Марке Рейвене, которого интервьюировали на яхте на следующий день после трагедии. Она обратила внимание, каким мрачным был взгляд и как хрипло звучал его голос, словно он был страшно рассержен. Затем рядом появился Карлос со скорбно опущенной головой. Голос его был напряжен, словно он задыхался.
В этот момент Катрин хотелось лишь одного – быть рядом с Карлосом. Его ссутулившиеся плечи, крепко стиснутые челюсти свидетельствовали о глубокой скорби. И в то же время можно было сказать, что держался он с достоинством. Да, Катрин утром улетает в Англию, но ничто и никто не сможет надолго разлучить ее с Карлосом.
Марк налил себе виски из судового графина с широким основанием и бросил взгляд в сторону салона, где в глубоком кресле сидел, вытянув длинные ноги, Карлос. За бортом плескалось Средиземное море, поблескивающее в иллюминаторах «Санни».
– Выпить не хочешь?
– Нет, спасибо, папа.
Марк медленно подошел к креслу напротив и тяжело в него опустился, размышляя о том, что следует рассказать Карлосу и нужно ли вообще что-то рассказывать. Они никогда не были особенно близки, и когда Карлосу исполнилось восемнадцать, он ушел из дому, сменил имя и фамилию, став Оливером Пауэром, и отправился в Голливуд искать счастья в кино. Неведение – великое счастье, думал Марк, потягивая виски, так почему Карлосу не остаться в этом неведении? Прошлое умерло вместе с Карлоттой. Нет никаких причин его ворошить.
Пауза затягивалась, каждый из них был погружен в свои собственные мысли. Они бросили якорь у северного побережья Мальты и завтра с телом Карлотты улетают в Испанию. Затем Марк снова вернется на «Санни» и продолжит свой круиз еще в течение нескольких недель, а Карлос, очевидно, вернется в Штаты.
– Что мы теперь, без мамы, будем делать? – с затаенной болью спросил вдруг Карлос.
Марк некоторое время пристально смотрел на сына. Вопрос был как соль на рану, хотя вовсе не по той причине, о какой мог думать Карлос.
– Сейчас мне нужно закончить новую книгу «Голубая луна», – ответил Марк. – Ну а там посмотрим. Я, вероятно, совершу круиз на юг Франции, сделаю перерыв в работе, приглашу на борт яхты нескольких своих друзей.
Голос Марка звучал устало. Он вдруг подумал, что его новообретенная свобода будет висеть на нем неким непривычным бременем, пока он к этому не привыкнет. Он был на побегушках у Карлотты двадцать три года, и внезапно обретенная свобода была тем блюдом, к которому он не знал, как приступить. Марк вздохнул, и Карлос принял это за свидетельство печали.
– Мне очень жаль, отец, – сказал Карлос. – Тебе хуже, чем мне. Мама была для тебя всей жизнью. У меня по крайней мере есть своя карьера, свое место, есть друзья. Я понимаю, как тебе будет ее не хватать. – Он с сочувствием посмотрел на отца.
Марк отвернул лицо, чувствуя себя отъявленным лицемером. В эту минуту он понял, что никогда не откроет Карлосу правды.
– Ты собираешься снова в Штаты после похорон, насколько я понимаю? – негромко спросил он.
– Да. Мой агент предлагает мне участие в двух фильмах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104
– Как насчет того, чтобы вывести ее в свет? Почему бы тебе не дать бал в ее честь в Уилмингтон-Холле?
Диана видела, что его ум, как всегда, работал только в одном направлении – лишь бы он сам извлек из этого выгоду. Светский бал в честь дебютирующей дочери привлечет внимание средств массовой информации и даст Гаю возможность показать себя не только как облеченного большой властью политика, но и как любящего отца.
– Я подумаю об этом, – коротко ответила Диана. – А сейчас главное – срочно связаться с Франческой и сказать ей, чтобы она отправила Катрин домой ближайшим рейсом.
– Сожалею, дорогая девочка, но и твоя мать, и даже Гай непреклонны и требуют твоего возвращения домой, – сказала Франческа, полная сочувствия к племяннице.
Катрин выглядела совершенно убитой. Она хотела остаться, чтобы дождаться возвращения Карлоса. Он звонил ей и сообщил, что они с Марком собираются доставить тело матери в Испанию и похоронить в Линаресе на семейном кладбище, а после этого он намерен вернуться в Палм-Бич, чтобы повидаться с ней. Чувствовалось, что он глубоко потрясен смертью матери, и Катрин было очень жаль его. Она пообещала, что дождется его приезда, зная, что Франческа не будет возражать, если она задержится подольше.
Никто не мог предположить, что Гай и Диана запретят им продолжать знакомство.
– Послушай, Катрин, – мягко сказал Серж, ибо понимал, что творится сейчас в ее душе, и считал поведение Дианы неразумным. – Почему бы тебе не слетать домой и не поговорить со своими родителями? Эти звонки через океан не помогут. Объясни им, что ты чувствуешь, расскажи, что не собираешься делать никаких опрометчивых шагов и не намерена сию минуту выходить замуж за Карлоса, и, возможно, они тебя поймут. После этого они, может быть, позволят тебе вернуться сюда.
– Мне так хотелось быть здесь, когда Карлос вернется.
– Я хорошо тебя понимаю, девочка, но Карлос вполне разумный молодой человек. Он все поймет. В сущности, это вполне естественно, когда мать и отец хотят тебя защитить. Тебе всего восемнадцать, и ты влюбилась в молодого человека, которого они никогда не видели. Они просто обязаны обеспокоиться, во всяком случае, до того момента, пока не увидят его и не узнают, что он собой представляет.
Франческа бросила на Сержа благодарный взгляд и улыбнулась про себя. Она относилась к Катрин так же по-доброму и тактично, как к ней относился Генри Лэнгхэм, когда ей было столько же лет.
– Наверное, вы правы, – неохотно согласилась Катрин. – Хотя это так не похоже на маму. Я не могу даже предположить, что именно она имеет против Карлоса.
В душе Франческа была с ней согласна. Но Диана не знала отца Карлоса так, как знала она. «Вероятно, – подумала Франческа, – я должна позвонить Диане и рассказать, что значил для меня Марк, когда я была девушкой». Однако затем она передумала. Это только осложнит дело, к тому же Диана станет задаваться вопросом, почему она никогда не говорила об этом раньше. Лучше всего, если Гай и Диана сами придут к выводу, что не стоит бояться отношений Катрин и Карлоса.
Опечаленная Катрин вечером паковала вещи и гадала, когда она снова увидит Карлоса. Сцены бойни на захваченном самолете еще были свежи в памяти. И Катрин испытывала чувство жалости к Карлосу и его отцу. Телевизионные репортеры сообщили, что Марк Рейвен был готов отдать пять миллионов долларов, которые требовали террористы за освобождение его жены и других заложников, но увы! На экранах появлялись фотографии улыбающейся Карлотты, сделанные на одном из приемов год назад. А затем Катрин посмотрела клип о Марке Рейвене, которого интервьюировали на яхте на следующий день после трагедии. Она обратила внимание, каким мрачным был взгляд и как хрипло звучал его голос, словно он был страшно рассержен. Затем рядом появился Карлос со скорбно опущенной головой. Голос его был напряжен, словно он задыхался.
В этот момент Катрин хотелось лишь одного – быть рядом с Карлосом. Его ссутулившиеся плечи, крепко стиснутые челюсти свидетельствовали о глубокой скорби. И в то же время можно было сказать, что держался он с достоинством. Да, Катрин утром улетает в Англию, но ничто и никто не сможет надолго разлучить ее с Карлосом.
Марк налил себе виски из судового графина с широким основанием и бросил взгляд в сторону салона, где в глубоком кресле сидел, вытянув длинные ноги, Карлос. За бортом плескалось Средиземное море, поблескивающее в иллюминаторах «Санни».
– Выпить не хочешь?
– Нет, спасибо, папа.
Марк медленно подошел к креслу напротив и тяжело в него опустился, размышляя о том, что следует рассказать Карлосу и нужно ли вообще что-то рассказывать. Они никогда не были особенно близки, и когда Карлосу исполнилось восемнадцать, он ушел из дому, сменил имя и фамилию, став Оливером Пауэром, и отправился в Голливуд искать счастья в кино. Неведение – великое счастье, думал Марк, потягивая виски, так почему Карлосу не остаться в этом неведении? Прошлое умерло вместе с Карлоттой. Нет никаких причин его ворошить.
Пауза затягивалась, каждый из них был погружен в свои собственные мысли. Они бросили якорь у северного побережья Мальты и завтра с телом Карлотты улетают в Испанию. Затем Марк снова вернется на «Санни» и продолжит свой круиз еще в течение нескольких недель, а Карлос, очевидно, вернется в Штаты.
– Что мы теперь, без мамы, будем делать? – с затаенной болью спросил вдруг Карлос.
Марк некоторое время пристально смотрел на сына. Вопрос был как соль на рану, хотя вовсе не по той причине, о какой мог думать Карлос.
– Сейчас мне нужно закончить новую книгу «Голубая луна», – ответил Марк. – Ну а там посмотрим. Я, вероятно, совершу круиз на юг Франции, сделаю перерыв в работе, приглашу на борт яхты нескольких своих друзей.
Голос Марка звучал устало. Он вдруг подумал, что его новообретенная свобода будет висеть на нем неким непривычным бременем, пока он к этому не привыкнет. Он был на побегушках у Карлотты двадцать три года, и внезапно обретенная свобода была тем блюдом, к которому он не знал, как приступить. Марк вздохнул, и Карлос принял это за свидетельство печали.
– Мне очень жаль, отец, – сказал Карлос. – Тебе хуже, чем мне. Мама была для тебя всей жизнью. У меня по крайней мере есть своя карьера, свое место, есть друзья. Я понимаю, как тебе будет ее не хватать. – Он с сочувствием посмотрел на отца.
Марк отвернул лицо, чувствуя себя отъявленным лицемером. В эту минуту он понял, что никогда не откроет Карлосу правды.
– Ты собираешься снова в Штаты после похорон, насколько я понимаю? – негромко спросил он.
– Да. Мой агент предлагает мне участие в двух фильмах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104