Стаканы с «Охтой» в руках у ребят не вызывали никаких эмоций.
— Спокойнее! — сказал из угла знакомый голос. — Это не еда, а закуска!
— Я без обеда, — он откусил кусок и поднял глаза. — Какие люди!
Загорелый, отдохнувший Полянский весело улыбался.
— Здорово!
— Привет! Ты когда выходишь?
— Уже в понедельник. Шел мимо и нарвался на Виталю!
— Ладно, — Югов поднял свой стакан, — потом поговорите! У нас есть повод! Виталя! Хорошо тебе отдохнуть и ни разу за отпуск о работе не думать!
Ледогоров пробрался к Полянскому.
— Как дела?
— Отлично! Взял Жанку в охапку и рванул дикарем в Абхазию.
— Ну, ты рисковый парень.
Все закурили. Сизый дым начал заполнять кабинет.
— Откройте дверь!
— Артур еще здесь!
— Да пошел он на …! Открой!
— Извини! — Ледогоров отвлекся. — Хорэ! Мужики! Не нарывайтесь! Уйдет и откроем!
Несмотря ни на что, ему было немного жалко Артура и не хотелось ставить его в совсем неудобное положение.
— Так как Абхазия?
— Очень хорошо! — Полянский взял со стола веточку укропа и сунул в рот. — Цены мизерные. На Россию все молятся. Правда, после войны ни хрена не восстановлено, но море — есть море.
Народ гудел все громче и громче.
— Виталя! У тебя что с рукой?
— С рукой? Ничего.
— А почему не наливаешь?
Ледогоров плеснул себе еще «Колы».
— Я в перестрелке копаюсь. По твоей земле, кстати.
— Ну, я включусь, с понедельника.
Дышать стало совсем нечем. Несмотря на открытое окно, все взмокли от жары.
— Да откройте же вы дверь! Задохнемся!
Ледогоров посмотрел на часы.
— Серега! Мне пора! В понедельник поговорим. — Он начал вылезать. — Мужики! Я посмотрю сейчас, где Артур! Виталя! Хорошо тебе отдохнуть!
Дверь кабинета Вышегородского была опечатана. Ледогоров заглянул обратно.
— Все нормально! Проветривайте! Только не орите сильно!
Небо стало серо-зеленым. По прежнему парило. Опаздывая, он бегом пересек забитый пятничной пробкой Литейный, нырнул в проход-няк возле почты и оказался на Моховой. Юлька демонстративно стояла на улице, поглядывая на часы. В очередной раз кольнула собственническая гордость за ее сногсшибательную фигуру.
— Опаздываете, мужчина, — она нахмурилась. — Не боитесь, что уведут девушку?
Он обнял ее.
— Нет. Не боюсь.
— Правильно, — она нашла его губы.
Проходящая пожилая пара смотрела на них с улыбкой. Ледогоров с трудом перевел дух. Внутри все дрожало. Он чувствовал себя как школьник после первого настоящего поцелуя.
— Куда пойдем?
Она посмотрела на него снизу вверх.
— Конечно домой! И по-быс-трее!
Сгущалась вязкая вечерняя мгла. Снова невесть откуда взявшийся ветер шелестел над головами уставшей от жары листвой.
* * *
Ночью по городу идет гроза, разгоняя царящую дневную духоту, дождевыми потоками отбивая чечетку по железу остывающих крыш и стеклу запыленных окон. Электрическими дугами эротично выгибаются в темном небе молнии. Юлька плотнее прижимается к нему, касаясь губами небритой щеки.
— Можно я тебя спрошу?
— Нет.
— Что нет?
— Я тебя не люблю.
Она слегка кусает его за щеку.
— Больно?
— Нет.
— Врешь.
— Вру.
— Будешь вредничать — я тебе ухо от кушу.
Красная дуга ослепительно сверкает за раскрытым окном. Кто-то смеясь пробегает через двор, цокая каблуками.
— Ты меня сразу полюбил?
— Нет.
— А что ты подумал, увидев меня в первый раз?
— А ведь трахает ее кто-то.
Она прижимается сильнее, больно впиваясь в него ногтями.
— Не думай больше об этом!
— Не думаю.
Удар грома сотрясает стены.
— Чего ты хочешь больше всего на свете?
— Честно?
— Честно.
— Выпить.
Она вскидывается, наклонившись к его лицу.
— А меня?
— Ты же просила честно.
— Мог бы соврать.
— Хорошо, теперь буду врать.
— Не надо.
Кажется, ливень заполняет все пространство за пределами комнаты, оглушительно шурша в проеме «колодца».
— Ты меня любишь?
— Нет.
— Ты меня хочешь?
— Нет.
— Ты врешь?
— Нет.
— Врешь!
— Ты же сама просила.
— За-гры-зу!
Хорошо разговаривать в темноте. Никто не увидит, как ты улыбаешься.
* * *
— Саня, возьми тапочки!
— Спасибо, я так.
— Одень, говорю! Я еще полы не мыла!
В прихожей «хрущевки» не развернуться. Юлька прижалась к стенке, высоко подняв мешки с продуктами.
— Проходи уже куда-нибудь, пока не передавил все.
Протискиваясь, он наткнулся ладонью на ее грудь.
— Не сейчас. Боюсь — родители не поймут.
Он фыркнул.
— Здорово, Саня! — Анатолий Палыч поднялся из кресла. — Как дела?
У него была крепкая заскорузлая рука профессионального шофера.
— Да все — ничего. Бьемся помаленьку.
— Мама! Куда продукты?
— На кухню неси, доча! — Александра Михайловна вынырнула из дверей с полотенцем в руках. — Ты взял тапочки? Молодец. Сейчас уже обедать будем. Посидите пока с отцом.
Квартирка Юлькиных родителей издевательски называлась четырехкомнатной. Общая площадь ее едва ли превышала три Ледогоровских кабинета. Большая гостиная со входом в кухоньку и три маленьких закутка. Даже выросший в коммуналке на Моисеенко, Ледогоров никогда бы не поменял две их с матерью комнаты на этакие «хоромы». Обставлена она была просто и стандартно, как и могли это сделать сестра-хозяйка одной из городских больниц и водитель рейсового автобуса. Правда, сейчас зарплата Анатолия Па-лыча составляла три Ледогоровских, но все уходило в дачу — шесть соток где-то в Пупышево. Единственной новой вещью в доме был купленный на прошлый Новый год телевизор «Самсунг» — предмет гордости хозяев.
— Садись, Саня! — Палыч хлопнул ладонью по дивану, — Посмотрим, пока бабы там подсуетятся.
По экрану носились футболисты. Ревела публика. Слов комментатора почти не было слышно.
— Во дают бразильянцы! — хозяин покачал головой. — Наши-то — козлы! С бельгийцами видел?
Ледогоров с удовольствием откинулся на продавленном диване. С кухни тянуло жаренной курицей и горящим маслом.
— Да я как-то — не фанат, Анатолий Палыч. Да и работы много сейчас.
— А я чемпионат мира всегда… Бей! — хозяин подался вперед. — Чего на работе? Когда депутатку раскроете? И этого, ну на Невском которого?
— Вице-губернатора, — улыбнулся Ледогоров. — Так это не мы. Это главк и ФСБ. Я все больше: воришки, грабители, хулиганы.
— Да, — Палыч отмахнулся. — Грабители, говоришь. Вон у меня сменщика после зарплаты у метро так отоварили, что неделю в больнице лежит. Денежки тю-тю. И что? Приехал от вас мальчишка и начал: ты ведь пьяный был, может потерял или пропил бабки, может и не бил тебя никто, а сам упал. Мы уже с мужиками решили сами у метро походить с Вальком. Найдем этих гадов!
Ледогоров усмехнулся. Неизвестного коллегу он не оправдывал, но понимал. На пять-семь «земельных» оперов таких заявок в месяц — бесчисленное множество. В особо «интересных» местах:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
— Спокойнее! — сказал из угла знакомый голос. — Это не еда, а закуска!
— Я без обеда, — он откусил кусок и поднял глаза. — Какие люди!
Загорелый, отдохнувший Полянский весело улыбался.
— Здорово!
— Привет! Ты когда выходишь?
— Уже в понедельник. Шел мимо и нарвался на Виталю!
— Ладно, — Югов поднял свой стакан, — потом поговорите! У нас есть повод! Виталя! Хорошо тебе отдохнуть и ни разу за отпуск о работе не думать!
Ледогоров пробрался к Полянскому.
— Как дела?
— Отлично! Взял Жанку в охапку и рванул дикарем в Абхазию.
— Ну, ты рисковый парень.
Все закурили. Сизый дым начал заполнять кабинет.
— Откройте дверь!
— Артур еще здесь!
— Да пошел он на …! Открой!
— Извини! — Ледогоров отвлекся. — Хорэ! Мужики! Не нарывайтесь! Уйдет и откроем!
Несмотря ни на что, ему было немного жалко Артура и не хотелось ставить его в совсем неудобное положение.
— Так как Абхазия?
— Очень хорошо! — Полянский взял со стола веточку укропа и сунул в рот. — Цены мизерные. На Россию все молятся. Правда, после войны ни хрена не восстановлено, но море — есть море.
Народ гудел все громче и громче.
— Виталя! У тебя что с рукой?
— С рукой? Ничего.
— А почему не наливаешь?
Ледогоров плеснул себе еще «Колы».
— Я в перестрелке копаюсь. По твоей земле, кстати.
— Ну, я включусь, с понедельника.
Дышать стало совсем нечем. Несмотря на открытое окно, все взмокли от жары.
— Да откройте же вы дверь! Задохнемся!
Ледогоров посмотрел на часы.
— Серега! Мне пора! В понедельник поговорим. — Он начал вылезать. — Мужики! Я посмотрю сейчас, где Артур! Виталя! Хорошо тебе отдохнуть!
Дверь кабинета Вышегородского была опечатана. Ледогоров заглянул обратно.
— Все нормально! Проветривайте! Только не орите сильно!
Небо стало серо-зеленым. По прежнему парило. Опаздывая, он бегом пересек забитый пятничной пробкой Литейный, нырнул в проход-няк возле почты и оказался на Моховой. Юлька демонстративно стояла на улице, поглядывая на часы. В очередной раз кольнула собственническая гордость за ее сногсшибательную фигуру.
— Опаздываете, мужчина, — она нахмурилась. — Не боитесь, что уведут девушку?
Он обнял ее.
— Нет. Не боюсь.
— Правильно, — она нашла его губы.
Проходящая пожилая пара смотрела на них с улыбкой. Ледогоров с трудом перевел дух. Внутри все дрожало. Он чувствовал себя как школьник после первого настоящего поцелуя.
— Куда пойдем?
Она посмотрела на него снизу вверх.
— Конечно домой! И по-быс-трее!
Сгущалась вязкая вечерняя мгла. Снова невесть откуда взявшийся ветер шелестел над головами уставшей от жары листвой.
* * *
Ночью по городу идет гроза, разгоняя царящую дневную духоту, дождевыми потоками отбивая чечетку по железу остывающих крыш и стеклу запыленных окон. Электрическими дугами эротично выгибаются в темном небе молнии. Юлька плотнее прижимается к нему, касаясь губами небритой щеки.
— Можно я тебя спрошу?
— Нет.
— Что нет?
— Я тебя не люблю.
Она слегка кусает его за щеку.
— Больно?
— Нет.
— Врешь.
— Вру.
— Будешь вредничать — я тебе ухо от кушу.
Красная дуга ослепительно сверкает за раскрытым окном. Кто-то смеясь пробегает через двор, цокая каблуками.
— Ты меня сразу полюбил?
— Нет.
— А что ты подумал, увидев меня в первый раз?
— А ведь трахает ее кто-то.
Она прижимается сильнее, больно впиваясь в него ногтями.
— Не думай больше об этом!
— Не думаю.
Удар грома сотрясает стены.
— Чего ты хочешь больше всего на свете?
— Честно?
— Честно.
— Выпить.
Она вскидывается, наклонившись к его лицу.
— А меня?
— Ты же просила честно.
— Мог бы соврать.
— Хорошо, теперь буду врать.
— Не надо.
Кажется, ливень заполняет все пространство за пределами комнаты, оглушительно шурша в проеме «колодца».
— Ты меня любишь?
— Нет.
— Ты меня хочешь?
— Нет.
— Ты врешь?
— Нет.
— Врешь!
— Ты же сама просила.
— За-гры-зу!
Хорошо разговаривать в темноте. Никто не увидит, как ты улыбаешься.
* * *
— Саня, возьми тапочки!
— Спасибо, я так.
— Одень, говорю! Я еще полы не мыла!
В прихожей «хрущевки» не развернуться. Юлька прижалась к стенке, высоко подняв мешки с продуктами.
— Проходи уже куда-нибудь, пока не передавил все.
Протискиваясь, он наткнулся ладонью на ее грудь.
— Не сейчас. Боюсь — родители не поймут.
Он фыркнул.
— Здорово, Саня! — Анатолий Палыч поднялся из кресла. — Как дела?
У него была крепкая заскорузлая рука профессионального шофера.
— Да все — ничего. Бьемся помаленьку.
— Мама! Куда продукты?
— На кухню неси, доча! — Александра Михайловна вынырнула из дверей с полотенцем в руках. — Ты взял тапочки? Молодец. Сейчас уже обедать будем. Посидите пока с отцом.
Квартирка Юлькиных родителей издевательски называлась четырехкомнатной. Общая площадь ее едва ли превышала три Ледогоровских кабинета. Большая гостиная со входом в кухоньку и три маленьких закутка. Даже выросший в коммуналке на Моисеенко, Ледогоров никогда бы не поменял две их с матерью комнаты на этакие «хоромы». Обставлена она была просто и стандартно, как и могли это сделать сестра-хозяйка одной из городских больниц и водитель рейсового автобуса. Правда, сейчас зарплата Анатолия Па-лыча составляла три Ледогоровских, но все уходило в дачу — шесть соток где-то в Пупышево. Единственной новой вещью в доме был купленный на прошлый Новый год телевизор «Самсунг» — предмет гордости хозяев.
— Садись, Саня! — Палыч хлопнул ладонью по дивану, — Посмотрим, пока бабы там подсуетятся.
По экрану носились футболисты. Ревела публика. Слов комментатора почти не было слышно.
— Во дают бразильянцы! — хозяин покачал головой. — Наши-то — козлы! С бельгийцами видел?
Ледогоров с удовольствием откинулся на продавленном диване. С кухни тянуло жаренной курицей и горящим маслом.
— Да я как-то — не фанат, Анатолий Палыч. Да и работы много сейчас.
— А я чемпионат мира всегда… Бей! — хозяин подался вперед. — Чего на работе? Когда депутатку раскроете? И этого, ну на Невском которого?
— Вице-губернатора, — улыбнулся Ледогоров. — Так это не мы. Это главк и ФСБ. Я все больше: воришки, грабители, хулиганы.
— Да, — Палыч отмахнулся. — Грабители, говоришь. Вон у меня сменщика после зарплаты у метро так отоварили, что неделю в больнице лежит. Денежки тю-тю. И что? Приехал от вас мальчишка и начал: ты ведь пьяный был, может потерял или пропил бабки, может и не бил тебя никто, а сам упал. Мы уже с мужиками решили сами у метро походить с Вальком. Найдем этих гадов!
Ледогоров усмехнулся. Неизвестного коллегу он не оправдывал, но понимал. На пять-семь «земельных» оперов таких заявок в месяц — бесчисленное множество. В особо «интересных» местах:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50