– Говоришь, все нормально?
– Толя, ты чего? – прохрипел Лемехов, трясясь мелкой дрожью от пальцев ног до макушки.
– Думаешь, я не вижу? Кто меня спрашивал? Ну, говори быстро, а то…
Лемехов рассказал почти все. Утаил только про Александру. Утаил потому, что был твердо уверен: за выдачу адреса Румын его тут же убьет. Такая вера придала сил, и вранье проскочило.
Выслушав, Румын его отпустил. Сел за стол и задумался, время от времени глядя на мающегося у стены администратора.
Чувствуя, как одноклассника терзают сомнения, Лемехов приложил руку к груди:
– Они сказали позвонить, когда ты придешь, про детали для «мерса» спросить. Как я мог отказаться? Но я бы тебя предупредил, честное слово!
– Развели тебя, как лоха. Была бы это Контора – мне бы давно ласты крутили. А он тебе даже ксиву не показал. Правильно?
– Н-не показал, правильно…
– И ты перед случайным фраером в штаны наложил?
– Н-наложил. А кто это был, ты не знаешь случайно?
– Да мало ли кому я на пятки наступаю!
Лемехов согласно покивал головой и, замолчав, принялся ждать решения одноклассника. Но терпения хватило ненадолго, Румын молчал, и Лемехов осмелился задать вопрос:
– Толя! Толь, чего мы теперь делать-то будем?
Прозвучавший ответ вполне устроил администратора.
– Что я скажу, то ты и сделаешь.
***
– Опять подставил меня? – Вопреки прозвучавшим словам, Громов почему-то казался довольным и, подойдя к столу Шилова, положил только что полученную от группы наружного наблюдения справку.
– В смысле? – спросил Роман, не глядя на бумагу.
– Установил слежку за работником прокуратуры. Да за это схлопотать можно неслабо! Ты почитай, почитай, что там написано. А улыбаться будешь потом…
Шилов прочитал и вздохнул:
– Чем дальше в лес, тем злее партизаны.
– И что делать прикажешь?
– Приказывать начальству примета плохая, Юрий Сергеевич.
Скрипнула дверь, в кабинет заглянул Скрябин. Заглянул и хотел уйти, чтобы не мешать разговору, но Роман махнул рукой:
– Стас, заходи. Юрий Сергеевич, вы не против? Это он наводку дал.
Громов кивнул.
Роман протянул Скрябину справку:
– На, прочти.
Стас сел за приставной столик и недоуменно прочитал вслух:
– Панова Александра Сергеевна, восьмидесятого года рождения… Ну, есть такая. Стажируется в прокуратуре у Кожуриной. А что?
– Это подруга Румына.
– Что, та самая?!
– Нет, Стас, другая. Их у него много. И все в одной квартире живут.
Подозрительно глядя на них обоих, Громов сказал:
– Может, вы поделитесь с начальством, кто такой этот Румын?
Роман кивнул Стасу: докладывай.
Скрябин порылся в папке, с которой пришел, достал компьютерную распечатку и листок с рукописными записями:
– Оля «пробила» его по школе. Связалась с военкоматом. Военком в том районе знакомый, помог по старой дружбе без запросов. И вот что мы получили… Грибов Анатолий Николаевич, семидесятого года рождения, уроженец славного города Бухареста. Военно-учетная специальность – инструктор взрывного дела. Две командировки в Анголу, уволен в запас по ранению. Снят с учета в связи с переездом в Рязань. По той же причине выписан с адреса. Рязань мне еще не ответила, но готов спорить, что он там и не объявлялся.
– Вольному стрелку якорь не нужен, – прокомментировал Шилов. – Разве только хата на ночлег. Желательно – под прокурорской крышей.
– Хата у нас есть. – Стас убрал обратно в папку бумаги. – Но что дальше? «Наружку» за прокурорским не поставишь. Самим под адрес садится? А если он опять в Анголу укатил?
– А если с Пановой поговорить? – предложил Шилов. – Может быть, она не в теме. Женщине мозги запудрить – раз плюнуть.
– Мы ее плохо знаем. Может, с Кожуриной пообщаться?
– Кожурина тетка жесткая, но честная. И не дура. Но лучше поговори сначала с Голицыным, он их обеих лучше знает.
– Поговорю.
– Но деликатно! Про Бажанова – ни слова. Генерала мы сами слепим.
Глядя на увлекшихся подчиненных, Громов сначала пробормотал:
– Мне все чаще кажется, что я командую партизанским соединением, – а потом властным голосом прервал дискуссию: – Значит, так, товарищи офицеры! С этого момента никакой самодеятельности. Это приказ. План оперативных разработок мне на стол. Завтра я еду в Москву и провентилирую этот вопрос в Министерстве. Иначе все сгорим, как мотыльки…
Когда Громов ушел, Стас и Шилов переглянулись.
– Мотыльки – это он про кого, про нас что ли? – насмешливо спросил Шилов.
– Он хотел сказать, что мы слишком изящны в работе… Ну, я в прокуратуру погнал? – Давай.
***
На метро и пешком Егоров добрался до Благодатной и уже сел в оставленную Романом машину, когда на улице тормознулось такси, из которого вышел Бажанов. Он прошел под аркой и направился к подъезду, поглядывая вокруг взглядом цепким и рассеянным одновременно. Егоров пригнулся к рулю, но, в принципе, этого можно было не делать. Егоров Бажанова знал, а генерал его – нет, и, поскольку Егоров не целился из пистолета и не закрывал лицо дырявой газетой, как филер в дешевом кино, генерал не обратил на него внимания и скрылся в подъезде.
Когда десятью минутами позже нарисовался Кальян, Егоров уже был не в «девятке», а наблюдал за двором через мутное окошко третьего этажа из парадной, расположенной напротив той, в которую вошел генерал.
Егорову вспомнилось, как почти год назад они с Шиловым, будучи оба объявлены в розыск, конспиративно встречались на лестнице в доме у Ладожского вокзала. Сколько воды с тех пор утекло, сколько разного произошло… А история, начавшаяся тогда, до сих пор продолжается.
Егоров достал телефон, набрал номер Шилова:
– У нашего солнцеподобного коллеги свидание с курителем опиума. Так что я малость задержусь, подожду, когда они закончат.
Егоров отыскал взглядом окна бажановской хаты. От соседних они отличались новенькими стеклопакетами и плотно сдвинутыми шторами. Сидят, как кроты, в темноте, и гадости всякие говорят.
Егоров посмотрел на часы, закурил и стал ждать.
Квартира когда-то была обычной двухкомнатной «сталинкой», но после перепланировки стала представлять собой одну большую залу с коротким коридорчиком к железной входной двери. Обставлена квартира была строго функционально – кровать, несколько кресел, стойка с аппаратурой, – но дорого. Единственным излишеством выглядела огромная люстра «под старину», подвешенная к потолку на латунных цепях и заливавшая все уголки светом двенадцати ламп.
Перебирая четки, Кальян с ухмылкой смотрел, как Бажанов наливает виски в большую коньячную рюмку.
Спиной почувствовав взгляд, Бажанов сказал:
– Хватит лыбиться. Будешь?…
– На работе не пью. И тебе не советую.
– Я сегодня уже отработал свое.
– Ты не перетруждаешься. Зачем звал?
Они сели в глубокие кожаные кресла напротив друг друга.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73