– Не сказали, за что?
– Такие вещи полагается знать самому, дорогой, – справедливо возразила Прахова.
Приезжий встревоженно закружил мимо кресел на лапах и резных комодов.
– Надо смываться. Может быть, что за домом следят?
– Явных признаков нет. Сюда вы проскочили благо­получно, иначе они бы давно явились. Но береженого Бог бережет. Настя!.. Взгляни, милая, нет ли вокруг шпиков.
Та взяла на кухне мусорное ведро и вышла.
– Думаете, она справится?
– Ах, молодой человек, мы с Настей прожили дол­гую жизнь, чего только не бывало! И пока справлялись.
Помолчали.
– Да вы не нервничайте. Если они тут, вы уйдете, как Александр Федорович.
– Какой Александр Федорович?
– Да Керенский же. Господи! – с неудовольствием пояснила хозяйка молодому невежде.
– А как он ушел?
– В дамском платье. Надо знать родную историю! …Да, так что там у вас стряслось? Раз вы пришли сюда, я должна знать.
– Ну сделал я заход на экспертизу по делу Миркина, пугнул, чтоб молчала… а то, мол, придушу любимого племянника.
– Какая кровожадность! – оживилась Прахова. – И что же?
– Такая гадина попалась: да-да, говорит, конечно, а сама, выходит, побежала жаловаться!
– M-м… нехорошо. Но что вас, собственно, толкнуло?
– Борис взвешивал дома металл?
– Как же иначе?
– Тогда на весах найдут шлих.
– Ай-я-яй!
– Я хотел предотвратить.
– Как жаль, что сорвалось! Задумано было талантли­во. Н-да, боюсь, Борису придется туго. Впрочем, он довольно хитер.
– Продать может?
– Меня нет. Я его воспитала, как родного, вывела в люди. Он мне всем обязан. А вот вашего посредника… Он ведь теперь никому не нужен, только помеха, а?..
– Если выберусь цел, я о нем подумаю. – Приезжий посмотрел в глаза старухе: они тоже горели молодо и зло.

* * *
С немалыми предосторожностями и уловками добрал­ся Приезжий до пивной. По всем приметам позади было чисто.
В помещении, хорошо видном сквозь широкое окно, уже составляли один на другой столики, и лишь барабан­щик ютился еще в уголке, сморенный ожиданием и несчетными пенными кружками, влитыми в утлую свою утробу.
Растворившись в тени газетного киоска, Приезжий выждал, пока того выдворили на улицу. В растерянности он топтался у дверей, памятуя, что ведено отсюда не отлучаться. Однако пиво не греет, а лужи на глазах затя­гивало ледком, и спустя минут двенадцать Чистодел за­коченел настолько, что презрел начальственное приказа­ние. Он зарысил сначала вправо, но от угла повернул в противоположном направлении – в теплые недра метро.
Приезжий незримо сопровождал его, молясь своему охотничьему богу, чтобы не оказалось иных сопровожда­ющих. Нет, никого не интересовал продрогший вечерний прохожий, нырнувший в вестибюль под светящейся бук­вой «М».
Здесь Приезжий взял Чистодела за локоть и повлек в безлюдный затишливый уголок.
– Да куда ж вы делись?! Я всякое терпение поте­рял! Чуть не околел на морозе! Остался, как вошь без хозяина!.. – запричитал, заобижался, закапризничал Чистодел.
Приезжий дал ему выговориться, отогреться и обрести способность порадоваться возвращению бесстрашного, отчаянного, мудрого товарища. Несколько ласковых фраз уверили Чистодела, что Приезжий никак не мог явиться раньше, выше головы занятый множеством хлопот.
– Но дело выгорело – купца я нашел.
Барабанщик преисполнился восхищения:
– Да как же вам пофартило?
– Секрет фирмы. А мужик что надо, возьмет товар, как у Миркина брал.
– Кто ж он? – жадно спросил Чистодел
– Экий шустрый! Много будешь знать – скоро соста­ришься. Пошли, примем на прощанье, грамм по триста – и в разные стороны.
С физиономии барабанщика сползло радостное выра­жение.
– Стало быть, меня побоку? – возмутился он. – Так, да? То был Чистодел лучший друг, а теперь под зад коленом?
– Закон жизни, дорогой. Связь закоротилась, лишние руки кому нужны?
– А мой парное? Я тут с вами бегал, сколько страху натерпелся. Это все за спасибо?!
– Парное за мной. Доеду до места – вышлю. Тебе ведь до востребования? Координаты помню.
Вроде и пообещал, но небрежно так, чтобы отде­латься.
– Пришлете вы, так я и поверил! – озлился Чис­тодел.
– Слушай, мне некогда, встреча с купцом через два часа.
– Вот и я с вами. Получу свое с товара – тогда до свидания.
– Нельзя! Спугнешь ты мне купца, я обещал быть один.
Для страховки Чистодел ухватил Приезжего за рукав.
– Ничего не спугну, постою где-нибудь сбочку!
Тот изобразил колебание:
– Прямо не знаю… Ну, ладно, пожалею тебя, инва­лида. Двигаем в Расторгуево.
– Куда?!
– Станция Расторгуево. На электричке.
Чистодела сотряс озноб: то ли последняя порция холода выходила, то ли предчувствие пробрало. С сомне­нием вглядывался он в опасного своего спутника.
– Вот я и говорю, – посочувствовал тот, – чего ты на ночь глядя потащишься?
– Нет уж, я с вами, – решился все же барабанщик.
Приезжий спрятал в воротник довольную усмешку.

* * *
Когда Пал Палыч, вытянув из Миркина сведения о Чистоделе, прямо с допроса передал их Мише Токареву, тот рьяно взялся за дело.
На первый взгляд, чего проще: доступ к райсобесовским архивам – не проблема. Однако собесовские телефо­ны отзывались сонными гудками: пусто у нас тут, бра­тец, отстань.
Коротким смерчем пронесся тогда Миша по соответ­ствующим службам, получил адрес собесовского началь­ника и устремился в Марьину рощу с намерением хоть из постели его вытряхнуть, но добиться проку.
И снова фортуна отвернулась. В квартире царило мо­лодое веселье: «У папы встреча ветеранов, а мама пошла в гости». Мишу не спрашивали, кто он да что, где состоится встреча, понятия не имели, но на вопрос, скоро ли отец вернется, замялись:
– Он как когда… по обстоятельствам.
И, видя, что Миша не понял, объяснили наиболее доходчивым жестом – щелчком по горлу.
Заманчивая перспектива – получить среди ночи на руки пьяного ветерана! Не всегда Токарев применял этот принцип на практике, но помнил его твердо: кипятиться попусту вредно и глупо. «Бойцы вспоминают минувшие дни и битвы, где вместе рубились они». И имеют право чокнуться за живых и мертвых, а если переберут, не нам их судить.
…С утра пораньше Токарев торчал у запертых дверей Киевского райсобеса, включавшего территорию, где Миркин приметил Чистодела в тапочках. Вчера служащие вслед за начальником разбежались пораньше; неплохо бы сегодня явиться вовремя.
Ага, кажется, первая ласточка. Зав или замзав: стро­гий взор, бесформенное пальто и начищенные ботинки.
– Вам чего, гражданин?
Удостоверение Петровки поставило его по стойке «смирно»:
– Немедленно будет исполнено!
Дальше, как говаривают оперативники, «было уже просто». «Просто» заключалось в том, чтобы поднять по картотеке всех Сергеевых, естественно, Петров Иванови­чей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25