Да и что вам далось это письмо? Хотел я его оставить у вас или нет — это мое дело, да и роли никакой не играет. Не так ли?
— Нет, не так, — отрезал Миронов. — Роль это играет, и немалую. Вам это превосходно известно. Нам — тоже. И что вы не хотели оставить письмо — факт, от которого вам не уйти. Но не об этом сейчас разговор. Вас не затруднит сообщить, кому адресовано это письмо?
— То есть как — кому? — взорвался Черняев. — Да что это, в конце концов, такое, игра в бирюльки? Письмо адресовано Ольге. Там же ясно сказано, моей жене.
Глядя на Черняева со стороны, можно было подумать, что возмущен он самым искренним образом.
— Адресовано-то оно действительно Ольге, — спокойно сказал Миронов, — только Ольге Зеленко, а не Величко; вашей соседке, а не жене. Какое же это доказательство? Да и вообще не ясно, как это письмо очутилось у вас. Пора бы вам и об этом рассказать.
— Зеленко? — повторил Черняев, в недоумении потирая лоб. — Зеленко? Ничего не понимаю. При чем здесь Зеленко? Письмо же адресовано Ольге, моей жене…
— Ладно, — перебил его Миронов, — продолжаете настаивать на том, что говорили раньше? Пожалуйста. И это запишем. Смотрите только, чтобы потом каяться не пришлось, — поздно будет. Так как?
— Чего вы мне угрожаете? — грубо сказал Черняев. — «Каяться»! В чем каяться? Вы эти штучки бросьте!
— Дело ваше. Ответ ваш уже записан. А угрозы — какая же это угроза? Просто совет: говорите правду. Пойдем, однако, дальше. Как я понял из вашего рассказа, вы проводили Ольгу Николаевну… Величко на вокзал и сами, лично, посадили ее в московский поезд, который отправляется из Крайска в двадцать один пятьдесят пять по местному времени. Так?
— Да, так. Я уже говорил об этом…
— Хорошо. Записано. Еще вопрос: на вокзале вы оставались до отхода поезда, до двадцати одного часа пятидесяти пяти минут, или уехали раньше, сразу, как только ваша жена вошла в вагон? Только попрошу точно.
— Нет… То есть да. Я был возле вагона до конца, до отхода поезда. Даже потом, когда поезд ушел, я не сразу уехал с вокзала.
— Который был час, когда вы уехали с вокзала? Не припомните?
— Не знаю. На часы я не смотрел.
— Ас вокзала вы отправились прямо домой или куда по пути заезжали?
— Какие уж тут заезды? — с раздражением сказал Черняев. — Конечно, домой. Куда еще?
— Как вы добирались до дома? На машине?
Вопросы сыпались один за другим, без передышки, и каждый требовал точного, ясного ответа. Нервы Черняева начали сдавать, выдержка изменяла ему.
— Да, — ответил Черняев, мгновение подумав. — На машине. Точно, на машине.
— На какой машине?
— Как — на какой? Я вас не понимаю… — попытался выиграть время и собраться с мыслями Черняев.
Но Миронов не давал ему передышки:
— Бросьте, Черняев, прекрасно вы меня поняли. Повторяю вопрос: на какой машине вы уехали с вокзала?
— На какой? Да на своей…
— Нет, Капитон Илларионович, не выйдет. Свою машину вы отпустили, как только приехали на вокзал. Так, во всяком случае, вы говорили. Или и от этого будете отпираться?
— Нет, зачем же, я действительно запамятовал. Ехал с вокзала я на такси. Какая разница?
— Представьте себе, — заметил Миронов, — разница есть, и довольно существенная. Вряд ли вам это неизвестно. Но об этом позже, а сейчас вернемся к отъезду Ольги Николаевны. Значит, вы утверждаете, что дождались отправления поезда? Иными словами, Ольга Николаевна покинула Крайск, что называется, у вас на глазах, и вы можете свидетельствовать, что она уехала из города? Правильно я вас понял?
— Да, совершенно правильно.
— И с тех пор в Крайск не возвращалась?
— Нет, не возвращалась.
— Вы это утверждаете, настаиваете на этом?
— Конечно, утверждаю.
— Та-а-ак, — с расстановкой сказал Миронов. — Ну, а что, если я вам не поверю и скажу, что ваша бывшая жена в настоящее время находится здесь, в Крайске? И это вам превосходно известно. Что вы на это скажете?
— Да ничего. Я просто позволю себе заметить, что ни место, ни обстоятельства нашей беседы не вызывают у меня желания выслушивать ваши несуразные шутки.
— А я и не шучу, — резко и твердо сказал Миронов. — Ольга Николаевна… Величко, ваша бывшая жена, действительно находится в Крайске. Больше того: в тот день, двадцать восьмого мая, когда вы, как вами было заявлено и записано в протоколе, проводили ее на вокзал и дождались отхода поезда, она никуда не уехала. Ни с московским поездом, который отправляется в двадцать один час пятьдесят пять минут, ни с каким-либо другим. И вообще она из Крайска не уезжала, что вам тоже известно. Не пора ли кончить ломать комедию и начать говорить правду?
На лице Черняева не дрогнул ни единый мускул. Он вновь был собран, вновь обрел утраченную было уверенность. Вопрос Миронова он оставил без ответа, только пренебрежительно пожал плечами да взялся за новую папиросу.
— Как вас понимать, Капитон Илларионович? — требовательно спросил Миронов. — Вы что, не намерены отвечать?
— Нет, почему же? На разумные вопросы я отвечал и готов отвечать, но заниматься разгадкой ребусов у меня нет никакого желания.
— А это что, тоже ребус? — воскликнул Миронов и, быстро вынув из стола фотографии Корнильевой — результат портретной реконструкции, — веером развернул их перед Черняевым.
На этот раз выдержка изменила Черняеву окончательно. Едва взглянув на фотографии, он попытался было приподняться с кресла, но тут же тяжело рухнул обратно.
— Чт-т-то… чт-то это? Кто это? — глухо забормотал Черняев, поднимая руку, как бы стремясь отгородиться от страшного лица.
— Не узнаёте? — с иронией спросил Миронов. — Не желаете узнавать? А ведь это ваша бывшая жена, Ольга Николаевна, и снимок сделан… впрочем, не все ли равно когда? Во всяком случае, позже той даты, которую вы упорно называете датой ее отъезда. И здесь. В Крайске.
— Разрешите? — прерывающимся голосом попросил Черняев. — Разрешите взглянуть поближе?..
— Пожалуйста, — ответил Миронов, протягивая фотографии. — Смотрите.
Осторожно, точно они жгли ему руки, взял Черняев снимки. Руки его тряслись, лицо судорожно подергивалось.
Прошло не меньше двух-трех минут, пока Черняев в молчании рассматривал фотографии. Молчал и Миронов. Молчал Луганов. Наконец, с тяжелым хриплым вздохом Черняев положил снимки на стол и откинулся на спинку кресла.
— Да, — глухо, каким-то сдавленным голосом, проговорил Черняев. — Это она, Ольга. Но до чего изменилась!.. Ничего не понимаю.
— Не понимаете? Полноте! Будто вам неизвестно, что ваша бывшая жена, Ольга Николаевна Величко, как вы ее называете, убита. Убита здесь, в Крайске, двадцать восьмого мая около десяти часов вечера, то есть как раз в то время, когда вы, Черняев, находились, по вашим словам, вместе с ней, — Миронов подчеркнул эти слова, — на вокзале и усаживали ее в московский поезд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97
— Нет, не так, — отрезал Миронов. — Роль это играет, и немалую. Вам это превосходно известно. Нам — тоже. И что вы не хотели оставить письмо — факт, от которого вам не уйти. Но не об этом сейчас разговор. Вас не затруднит сообщить, кому адресовано это письмо?
— То есть как — кому? — взорвался Черняев. — Да что это, в конце концов, такое, игра в бирюльки? Письмо адресовано Ольге. Там же ясно сказано, моей жене.
Глядя на Черняева со стороны, можно было подумать, что возмущен он самым искренним образом.
— Адресовано-то оно действительно Ольге, — спокойно сказал Миронов, — только Ольге Зеленко, а не Величко; вашей соседке, а не жене. Какое же это доказательство? Да и вообще не ясно, как это письмо очутилось у вас. Пора бы вам и об этом рассказать.
— Зеленко? — повторил Черняев, в недоумении потирая лоб. — Зеленко? Ничего не понимаю. При чем здесь Зеленко? Письмо же адресовано Ольге, моей жене…
— Ладно, — перебил его Миронов, — продолжаете настаивать на том, что говорили раньше? Пожалуйста. И это запишем. Смотрите только, чтобы потом каяться не пришлось, — поздно будет. Так как?
— Чего вы мне угрожаете? — грубо сказал Черняев. — «Каяться»! В чем каяться? Вы эти штучки бросьте!
— Дело ваше. Ответ ваш уже записан. А угрозы — какая же это угроза? Просто совет: говорите правду. Пойдем, однако, дальше. Как я понял из вашего рассказа, вы проводили Ольгу Николаевну… Величко на вокзал и сами, лично, посадили ее в московский поезд, который отправляется из Крайска в двадцать один пятьдесят пять по местному времени. Так?
— Да, так. Я уже говорил об этом…
— Хорошо. Записано. Еще вопрос: на вокзале вы оставались до отхода поезда, до двадцати одного часа пятидесяти пяти минут, или уехали раньше, сразу, как только ваша жена вошла в вагон? Только попрошу точно.
— Нет… То есть да. Я был возле вагона до конца, до отхода поезда. Даже потом, когда поезд ушел, я не сразу уехал с вокзала.
— Который был час, когда вы уехали с вокзала? Не припомните?
— Не знаю. На часы я не смотрел.
— Ас вокзала вы отправились прямо домой или куда по пути заезжали?
— Какие уж тут заезды? — с раздражением сказал Черняев. — Конечно, домой. Куда еще?
— Как вы добирались до дома? На машине?
Вопросы сыпались один за другим, без передышки, и каждый требовал точного, ясного ответа. Нервы Черняева начали сдавать, выдержка изменяла ему.
— Да, — ответил Черняев, мгновение подумав. — На машине. Точно, на машине.
— На какой машине?
— Как — на какой? Я вас не понимаю… — попытался выиграть время и собраться с мыслями Черняев.
Но Миронов не давал ему передышки:
— Бросьте, Черняев, прекрасно вы меня поняли. Повторяю вопрос: на какой машине вы уехали с вокзала?
— На какой? Да на своей…
— Нет, Капитон Илларионович, не выйдет. Свою машину вы отпустили, как только приехали на вокзал. Так, во всяком случае, вы говорили. Или и от этого будете отпираться?
— Нет, зачем же, я действительно запамятовал. Ехал с вокзала я на такси. Какая разница?
— Представьте себе, — заметил Миронов, — разница есть, и довольно существенная. Вряд ли вам это неизвестно. Но об этом позже, а сейчас вернемся к отъезду Ольги Николаевны. Значит, вы утверждаете, что дождались отправления поезда? Иными словами, Ольга Николаевна покинула Крайск, что называется, у вас на глазах, и вы можете свидетельствовать, что она уехала из города? Правильно я вас понял?
— Да, совершенно правильно.
— И с тех пор в Крайск не возвращалась?
— Нет, не возвращалась.
— Вы это утверждаете, настаиваете на этом?
— Конечно, утверждаю.
— Та-а-ак, — с расстановкой сказал Миронов. — Ну, а что, если я вам не поверю и скажу, что ваша бывшая жена в настоящее время находится здесь, в Крайске? И это вам превосходно известно. Что вы на это скажете?
— Да ничего. Я просто позволю себе заметить, что ни место, ни обстоятельства нашей беседы не вызывают у меня желания выслушивать ваши несуразные шутки.
— А я и не шучу, — резко и твердо сказал Миронов. — Ольга Николаевна… Величко, ваша бывшая жена, действительно находится в Крайске. Больше того: в тот день, двадцать восьмого мая, когда вы, как вами было заявлено и записано в протоколе, проводили ее на вокзал и дождались отхода поезда, она никуда не уехала. Ни с московским поездом, который отправляется в двадцать один час пятьдесят пять минут, ни с каким-либо другим. И вообще она из Крайска не уезжала, что вам тоже известно. Не пора ли кончить ломать комедию и начать говорить правду?
На лице Черняева не дрогнул ни единый мускул. Он вновь был собран, вновь обрел утраченную было уверенность. Вопрос Миронова он оставил без ответа, только пренебрежительно пожал плечами да взялся за новую папиросу.
— Как вас понимать, Капитон Илларионович? — требовательно спросил Миронов. — Вы что, не намерены отвечать?
— Нет, почему же? На разумные вопросы я отвечал и готов отвечать, но заниматься разгадкой ребусов у меня нет никакого желания.
— А это что, тоже ребус? — воскликнул Миронов и, быстро вынув из стола фотографии Корнильевой — результат портретной реконструкции, — веером развернул их перед Черняевым.
На этот раз выдержка изменила Черняеву окончательно. Едва взглянув на фотографии, он попытался было приподняться с кресла, но тут же тяжело рухнул обратно.
— Чт-т-то… чт-то это? Кто это? — глухо забормотал Черняев, поднимая руку, как бы стремясь отгородиться от страшного лица.
— Не узнаёте? — с иронией спросил Миронов. — Не желаете узнавать? А ведь это ваша бывшая жена, Ольга Николаевна, и снимок сделан… впрочем, не все ли равно когда? Во всяком случае, позже той даты, которую вы упорно называете датой ее отъезда. И здесь. В Крайске.
— Разрешите? — прерывающимся голосом попросил Черняев. — Разрешите взглянуть поближе?..
— Пожалуйста, — ответил Миронов, протягивая фотографии. — Смотрите.
Осторожно, точно они жгли ему руки, взял Черняев снимки. Руки его тряслись, лицо судорожно подергивалось.
Прошло не меньше двух-трех минут, пока Черняев в молчании рассматривал фотографии. Молчал и Миронов. Молчал Луганов. Наконец, с тяжелым хриплым вздохом Черняев положил снимки на стол и откинулся на спинку кресла.
— Да, — глухо, каким-то сдавленным голосом, проговорил Черняев. — Это она, Ольга. Но до чего изменилась!.. Ничего не понимаю.
— Не понимаете? Полноте! Будто вам неизвестно, что ваша бывшая жена, Ольга Николаевна Величко, как вы ее называете, убита. Убита здесь, в Крайске, двадцать восьмого мая около десяти часов вечера, то есть как раз в то время, когда вы, Черняев, находились, по вашим словам, вместе с ней, — Миронов подчеркнул эти слова, — на вокзале и усаживали ее в московский поезд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97