— От наших родителей.
Кристина повернула к нему свое лицо и улыбнулась тому, что увидела.
— Но мы же поженимся. Наши дела — это наши дела, и ничьи больше.
— Я полагаю, — сказал он, и его бровь чуть вздернулась вверх.
Он ничего не предлагал, и Кристина снова уставилась в небо, лежа на спине рядом с ним.
Наконец мальчик закончил свои наблюдения. Краем глаза он посмотрел на девочку, а она на него.
— Я думаю, меня не волнует сейчас вся эта суета… до того, как мы поженимся, еще столько времени… — сказал Вилли.
— Меня тоже, — заметила она.
Их лица внезапно потянулись одно к другому, губы уже были готовы к поцелую.
В последний момент Кристина переменила свое решение.
— Мы не можем, — прошептала она.
В его глазах промелькнула обида.
— Они нас увидят, — снова зашептала она. — Давай спускаться вниз.
Вилли улыбался, глядя, как она соскальзывает понемногу вниз с задней стороны крыши. Перед тем, как последовать за ней, он взглянул на группу людей внизу.
Индейцы двигались по прерии, направляясь в их сторону. Их было двенадцать, все верхом. Их волосы были собраны на затылке в косицы, а лица выкрашены в черный цвет.
— Кристина, — он замер, схватив ее.
Они скорчились, лежа на животе, и подползли к краю, чтобы увидеть как можно больше. Они вытянули шеи, а Вилли пододвинул поближе свое маленькое ружье.
Женщины и дети, должно быть, уже были внутри хижины, потому что они увидели во дворе только се отца и его друга. Трос индейцев были уже совсем близко, остальные ждали в отдалении.
Отец Кристины начал знаками объясняться с одним из индейцев — большим пауни с хмурым лицом. Насколько можно было понять, разговор был не из приятных. Индеец делал попытки зайти в дом, показывая жестами, что он хочет пить. Отец Кристины продолжал отрицательно качать головой.
Индейцы приходили и раньше, и Кристинин отец всегда делился тем, что у него было. Эти пауни, вероятно, хотели того, чего отец не имел… или что-то, чего он не хотел делить с ними.
Вилли зашептал девочке на ухо:
— Они выглядят больными… Может быть, они хотят виски…
«Возможно, именно так», — подумала она. Ее отец не держал в доме никаких крепких напитков, и, как она успела заметить, уже начинал терять терпение. А терпение его было отличительной чертой.
Он отстранял их, но индейцы не двигались. Тогда он вскинул обе руки вверх, и пони тоже подняли вверх свои головы. Индейцы так и не сдвинулись с места, и теперь уже все трос красовались хмурыми лицами.
Отец Кристины сказал что-то своему белому другу, стоящему рядом с ним, и, повернувшись спинами к индейцам, они направились в дом.
Ни у кого не было времени, чтобы крикнуть и предупредить их. Томагавк большого пауни описал снизу дугу еще до того, как Кристинин отец полностью развернулся. Топорик вонзился чуть ниже пояса, прочертив глубокую полосу острым лезвием вниз по спине. Отец зарычал от ярости и отпрыгнул в сторону. Не успел он сделать несколько шагов, как большой пауни оказался на его спине, издавая свирепые звуки и сбивая отца с ног.
Второй белый человек пытался бежать, но поющие стрелы пригвоздили его к земле на полпути к двери дерновой хижины.
Ужасные звуки терзали слух Кристины. Крики отчаяния раздавались внутри дома, и индейцы, которые держались на расстоянии, с бешенными возгласами галопом направили своих пони вперед. Кто-то кричал ей прямо в лицо. Это был Вилли:
— Бежим, Кристина… бежим.
Вилли одел на нее одни из своих ботинок и отправил девочку к месту, где крыша заканчивалась и начиналась прерия. Она оглянулась и увидела худого, неопытного мальчика, который стоял на краю крыши. Его почти игрушечное ружье было направлено дулом во двор. Ружье выстрелило, с секунду Вилли стоял неподвижно. Потом он перевернул свое ружье, взяв его как дубинку, тихо спрыгнул вниз и исчез.
Тогда она побежала, обезумев от страха. Ее тощие ноги четырнадцатилетнего подростка мелькали в прерии позади хижины как колеса какой-то странной машины.
Солнце слепило глаза, и она несколько раз упала, сдирая кожу с коленей. Но девочка смотрела на это сквозь пальцы, потому что страх смерти толкал ее дальше, вперед, и некогда было обращать внимание на боль. Даже если бы перед ней неожиданно возникла стена, она скорее всего не заметила бы ее, и пронеслась прямо сквозь стену.
Она знала, что не сможет долго сохранять этот темп, но даже если и сможет, то индейцы все равно будут верхом, и легко догонят ее. Когда возвышенность, по которой она бежала, стала сужаться, а края склона стали круче, девочка начала искать место, где можно спрятаться.
Ее сумасшедший взгляд ничего не обнаружил, а боль в разбитых коленках начинала пульсировать, как вдруг она заметила темное отверстие, частично прикрытое толстыми пучками травы на полпути вверх по склону слева от себя.
Кашляя и плача, она вскарабкалась на каменистую площадку и как мышь, ищущая убежища, втиснулась в щель. Голова прошла легко, но никак не хотели пролезать плечи. Дыра была слишком мала. Она отползла на коленях назад и ударила по краям дыры кулаками. Земля под камнями была мягкой, и начала осыпаться. Кристина копала в исступлении, и через некоторое время в щели оказалось достаточно места для того, чтобы там можно было свернуться калачиком.
Это было очень тесное убежище. Она сидела скорчившись, и почти сразу же возникло болезненное ощущение, будто она каким-то образом сама запихнула себя в бутылку и заткнула пробкой. Правым глазом из-за края дыры она могла видеть небольшой участок земли на несколько сот ярдов вниз по склону. Никого не было. Но черный дым поднимался с той стороны, где находился се дом. Она руками сжала горло, и одной из них нащупала распятие, которое носила на шее, сколько себя помнила. Она держалась за него и ждала.
VI
Когда солнце прошло свой дневной путь и светило теперь из-за холма, у молодой девушки появилась надежда. Она боялась, что один из индейцев видел, как она побежала, но по прошествии каждого следующего часа ее шансы увеличивались. Она молилась, чтобы быстрее наступила ночь. Это единственное, что могло помешать им найти ее.
Через час после захода солнца она затаила дыхание, услышав топот копыт. Лошади спускались вниз по склону. Ночь выдалась безлунная, и девочка не смогла ничего толком разглядеть. Ей показалось, что она слышит детский плач. Стук копыт постепенно замер и больше не повторялся.
Кристину так сильно мучила жажда, что больно было глотать, а непрекращающаяся боль в ободранных коленках, казалось, распространилась на все тело. Она пыталась слегка выпрямить затекшие конечности. Но это удавалось всего лишь на дюйм или два в любом направлении. Девочка не могла повернуться, а левая сторона се тела, на которой она лежала, начала неметь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86