Я не знаю, что мне делать.
Форт Сэдрик — мой пост. Но здесь нет никого, перед кем я мог бы отчитаться. Связь может иметь место, только если я уеду, но я не хочу оставлять свой пост.
Съестных припасов в изобилии.
Назначил себя дежурным по уборке. Попытаюсь укрепить склад продовольствия, но не знаю, может ли один человек осилить эту работу.
На границе все спокойно.
Лейтенант Джон Дж. Данбер, США.
На грани сна этой ночью у него появилась идея. Идея сделать навес для лачуги. Место, где можно было бы просто сидеть или работать. В знойные дни внутри халупы становилось невыносимо, в добавление к ужасному состоянию всего Форта.
Данбер подумал также и об окнах, вырезанных в дерне. Окно могло бы, при случае, сыграть большую роль. Можно было уменьшить кораль и использовать лишние столбы как дополнительные подпорки для других сооружений. После этого можно было бы что-то сделать и с продовольственным складом.
Данбер уснул до того, как мысленно перечислил все возможные варианты благоустройства форта. Сон его был глубоким, и во сне он видел все очень ярко и живо.
Лейтенант находился в полевом госпитале в Пенсильвании. Доктора собрались у его постели. Полдюжины из них были в длинных белых фартуках, пропитанных чужой кровью.
Они обсуждали вопрос ампутации его ноги. Доктора спорили: резать ли ступню до лодыжки или отнимать ногу до колена. Дискуссия свелась к аргументу, аргумент безобразно извернулся, и, как наблюдал лейтенант, привел их в ужас. Тогда доктора начали драться.
Они колотили друг друга различными частями тел от предыдущих ампутаций. Они носились вихрем по госпиталю, размахивая своим гротескными дубинками. Пациенты, которые потеряли в результате ампутации эти части, соскакивали или сползали со своих соломенных тюфяков, отчаянно пытаясь разобрать в дебрях этой схватки докторов, где чьи руки и ноги.
В середине всеобщей свалки Данбер убежал, выскочив как сумасшедший через парадный вход на своей наполовину ампутированной ноге.
Он дохромал до сверкающего зеленью луга, который раскинулся между Объединенным и Федеративным корпусами. Корпуса падали друг на друга по кругу как кости домино, когда Данбер пробегал мимо, и целились в него из пистолетов. Обнаружив, что его рука сжимает винтовку, лейтенант выстрелил в каждый из корпусов до того, как они выложились в круг. Он стрелял непрерывно, и каждая из его пуль попадала в голову. Каждая голова разлеталась на части. Эти части были похожи на длинный ряд дынь, каждая из которых взрывалась по очереди на плечах мертвых людей.
Данбер видел себя со стороны — дикую фигуру в окровавленном госпитальном халате, лихо бросающую вызов корпусам. Головы летали в пространстве, когда он пробегал между корпусами.
Внезапно не стало ни корпусов, ни стрельбы.
Но возник кто-то за его спиной, зовущий приятным голосом:
— Дорогой… дорогой…
Данбер обернулся.
Позади него бежала женщина. Стройная женщина с румяными щеками и песочного цвета волосами. Ее глаза так горели страстью, что Данбер почувствовал, как сердце, забилось в его груди. На ней были надеты только мужские трусы, а в вытянутой вперед руке она держала окровавленную ступню. Она будто предлагала взять ее.
Лейтенант взглянул вниз на собственную раненую ступню и обнаружил, что она исчезла. Он бежал на белом обрубке кости. Данбер проснулся в поту. Он сидел в постели, находясь в шоке и дико таращился на свои ступни. Они были на месте.
Одеяла Данбера были влажными. Он нагнулся, свесившись под кровать за своим снаряжением, достал бумагу и табак и лихорадочно скрутил себе сигарету. Затем он отбросил холодные и влажные одеяла, уперевшись в подушку. Ожидая, когда наступит рассвет, Данбер глубоко затянулся и с шумным выдохом выпустил клуб дыма.
Он точно знал, что вызвало такой сон. Основные элементы действительно имели место в жизни. Лейтенант позволил себе в мыслях снова вернуться к тем событиям.
Он был ранен в ногу. Шрапнелью. Он терял время в полевом госпитале, и там на самом деле велись разговоры об ампутации. Мысль об этом невыносима, и лейтенант Данбер сбежал. К середине ночи палата наполнилась ужасными стонами раненых, и тогда он выскользнул из койки и стащил кое-что из одежды. Он присыпал раненную ступню антисептиком, замотал ее бинтом и кое-как втиснул в свои ботинок.
Затем Данбер пробрался к боковым дверям, тихонько приоткрыл их и проскользнул наружу. Он украл лошадь и, не имея никаких планов и места, куда еще можно было бы пойти, снова примкнул к своей воинской части, рассказав небылицу о ранении в палец ноги.
Сейчас он улыбнулся сам себе: «О чем я тогда думал?»
Два дня спустя боль стала так сильна, что лейтенант не хотел ничего больше, кроме смерти. Он ждал удобного случая, чтобы воспользоваться им.
Два соединения, расположившиеся друг напротив друга, вели перестрелку с расстояния в три сотни ярдов через лишенное растительности поле в лучшее вечернее время. Они прятались за низкими каменными стенами, выложенными по разным краям поля. Каждое из соединений не было уверено в силе противника, так же как каждое из них не было уверено и в атаке.
Часть, где служил Данбер, запустила наблюдательный шар, но повстанцы быстро сбили его метким выстрелом.
Противостояние продолжалось, и когда к позднему вечеру напряжение достигло критической точки, лейтенант достиг своей личной точки разлома. Его мысли непоколебимо сфокусировались на окончании его жизни.
Он по собственной воле вскочил на коня и бросился вперед, принимая огонь врага на себя. Командир полка был неподходящим человеком, чтобы повести людей в атаку. У него был слабый желудок и тупые мозги.
В нормальных условиях он никогда не дал бы разрешения на подобный поступок, но этим вечером полковник оказался в экстремальной ситуации. Бедный малый был в полной растерянности, и по необъяснимой причине думал лишь о большой чаше персикового мороженого. Эта мысль прочно засела в его голове.
Положение ухудшалось. Тогда генерал Типтон и его помощники заняли наблюдательный пункт на высоком холме, лежащем к западу от места боевых действий. Его обязанностью было наблюдать, и он был не властен совершать.
Выскочкой был этот молодой лейтенант с бескровным, очень бледным лицом, говорящий ему в сдержанных выражениях о вызове огня. Его дикие глаза, как будто не имеющие зрачков, пугали полковника.
Глупый командир согласился с планом.
Данберу было позволено выбрать другую лошадь взамен тяжело, с хрипом дышащей старой кобылы. Он взял нового коня, маленького, сильного, с оленьей шкурой, по кличке Киско.
Ему удалось сесть в седло без единого вскрика, хотя рана давала о себе знать постоянной тупой болью. Но сейчас за Данбером наблюдали все бойцы его полка, и он заставил себя сделать это.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86