Отец убежал со мной к вам. Я не хочу снова стать рабом вместе с вами.
— Тебе никто не мешает уйти, куда тебе нравится.
— Брат мой, ты можешь сказать это и самому себе. Ты десять лет и зим жил вдали от племени. Только два лета как ты вернулся, чтобы разделить с нами тяжесть борьбы и нелегкий конец нашего пути пройти с нами вместе. Ты думаешь, я уйду от вас и все забуду? Если бы я и хотел это сделать, я все равно не смогу. Моя жизнь — это наши палатки, наши женщины, дети, моя жизнь — это мои товарищи. И мои товарищи мне дороже, чем моя жизнь! — Чапа — Курчавый произнес все это очень тихо, взгляд его был устремлен на дощатую переборку конюшни, и ничто не выдавало его чувств.
На следующее утро Генри-Генри сидел у себя в комнате и перебирал содержимое бумажника. Да куда же запропастился этот ниггер? Ага, стук копыт! Значит, все-таки у парня заговорила совесть и он ведет ему лошадь.
Молодой инженер, он же — курьер и газетный корреспондент, выбрался наружу и взгромоздился на коня. Быстрой рысью он поскакал через двор. Ворота раскрылись перед ним. Завывал северный ветер, но солнце светило ярко, и небо над холмистой прерией было голубым. Генри миновал ворота. От столба отделилась высокая фигура в хлопчатобумажной рубашке, бархатных штанах в пончо. Черные, расчесанные на пробор волосы были заплетены в косы, черты худого лица искажены черно-белой раскраской.
Жестом, похожим на жест Роуча, Генри плеткой указал скороходам, что их место впереди. Он пустил кона в галоп и, несмотря на свое состояние, испытывал безумную радость, что и скороходам придется бежать так же быстро. Однако казалось, им это не стоило никаких усилий. Генри же в седле выматывался, пожалуй, больше, чем они.
Около полудня ландшафт изменился. Трава стала чахлой, под копытами запылил песок. Форт Рэндол давно исчез из поля зрения. Генри сделал остановку и поел. Скороходы безмолвно ждали.
И остальной день прошел в дороге. Они пересекали песчаные гребни, поросшие высокой травой долины. Когда стало смеркаться, индеец и негр вывели Генри на берег Найобрэры и предложили сделать привал. Тот согласился.
— Разведи костер! — приказал он Джеку.
Человек в пончо уселся против белого:
— Мы не разведем костра.
— Вздумал дерзить мне! Тон, как когда-то у Гарри! Но эти времена для вас, индсменов, миновали. Собирай дрова и разводи костер. За что только тебе платят?
Тихо шумела река, посвистывал ветер. Генри стукнул рукояткой плетки по земле:
— Ну, скоро ты?!
— Нет.
Вскипающая ярость побуждала Генри хлестнуть индейца плеткой. Но был он в глуши, наступала ночь, а у индейца был револьвер. «Лучше бы приказать разжечь костер Бобби Курчавому», — подумал Генри; однако зло брало его, и не мог он идти на поводу у этого дерзкого индейца, и отступить он уже не мог. Но он мог еще сделать шаг в сторону.
— Грязный краснокожий! Соскреби эту краску со своей рожи!
Генри не получил, как ожидал, дерзкого ответа. Индеец молча достал маленькую баночку, лоскуток кожи и принялся тщательно стирать жиром раскраску с лица.
Генри был доволен, что его второй приказ незамедлительно исполняется. Он с интересом наблюдал превращение раскрашенной маски в человеческое лицо. Индеец удалил последние следы краски. Выглянувший месяц заиграл на поверхности реки, осветил индейца. Лишения и страдания иссушили и обострили черты его лица.
Генри вгляделся в этого человека и узнал его. Нижняя челюсть Генри так и отвисла, уголки рта задрожали. Он выхватил из-за пояса револьвер, но прежде чем успел спустить курок, свалился на землю. Индеец поднялся и вытащил из тела Генри нож. Вычистил лезвие, воткнув его в землю, сунул в ножны. Револьвер Генри дакота отдал Бобби Курчавому, бумажник с письмом майору Смиту взял себе. Сияв с трупа одежду, индеец закурил с Курчавым в темноте трубку.
Об убитом дакота больше не вспоминал. Народ боролся, дакотов никто не щадил, и Гарри никто не учил милосердию. Краснокожие люди и белые люди с детства приучили его к тому, что иначе и быть не может и что убить врага — большая заслуга…
— Что же дальше? — спросил Чапа — Курчавый у своего вождя.
— Наш разведчик Ихазапа должен быть поблизости с лошадьми.
— Ты веришь этим пауни, которые убили твою мать, когда ты был еще ребенком, ты веришь абсарокам, против которых Татанка Йотанка боролся еще молодым воином?
— Тем, которые придут, я верю.
— Ну как хочешь. Я не буду стоять на пути твоих планов.
Дакота взбежал на самую высокую из ближних возвышенностей и завыл койотом. В течение получаса он четырежды повторил этот сигнал. И вот в свете луны показался индеец на коне. Он вел в поводу двух мустангов. Одного — с большим трудом. Это был буланый жеребец, который поднимался на дыбы, бил копытами и пытался вырваться. Вождь помахал рукой. Молодой воин отпустил жеребца, и животное понеслось к своему хозяину, который приветствовал его тихими певучими словами. Другого коня индеец передал Чапе — Курчавому. Вождь подал знак говорить.
— Для того чтобы с тобой говорить, тут есть больший, чем я, — ответил молодой воин. — Верховный вождь Тачунка Витко прибыл ночью с тремя воинами.
Едва прозвучали эти слова, Токей Ито был уже на коне.
— Веди нас к нему, Ихазапа!
Галоп не длился и четверти часа. В долине они нашли четырех мужчин. Окружающие холмы бросили длинные тени. Здесь тоже не было разведено огня.
Когда подъехавшие спешились, один из сидевших на земле мужчин поднялся. У него была такая же гордая осанка, как и у молодого военного вождя, и одет он был так же, как он. В неясном ночном свете взгляды их встретились. Они впервые виделись с тех пор, как Гарри вернулся в свое племя. Раньше эти люди враждовали друг с другом. В последний раз они были соперниками в мирном состязании на большом летнем празднике нескольких племен. С минуту оба молчали.
— И вот ты здесь, — мрачно произнес глухим голосом верховный вождь. — У меня был твой посланник. Я сам принес тебе ответ. Шестьдесят воинов-дакотов приходят к вашим палаткам. Также дали согласие десять воинов пауни со своим вождем и пять воинов абсарока с вождем. Мы готовы принять их бороться на нашей стороне. Все эти воины и вожди будут у нас, как только сменится луна.
— Слишком поздно. — Молодой вождь сказал это без упрека, без сожаления. — Длинные Ножи еще до смены луны получат шесть фур со снаряжением и продовольствием. Нам надо напасть на эти фуры. Они не должны достичь форта на Найобрэре. Раз наши братья, которые хотят вместе с нами бороться, придут поздно, нам надо действовать самим.
— Да. И я верю, что ты с этим справишься. Уже два лета и три зимы ты кружишь над Смитом и его людьми, как орел над стадом хромых антилоп. Сколько воинов у тебя?
— Двадцать четыре человека из союза Красных Оленей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110
— Тебе никто не мешает уйти, куда тебе нравится.
— Брат мой, ты можешь сказать это и самому себе. Ты десять лет и зим жил вдали от племени. Только два лета как ты вернулся, чтобы разделить с нами тяжесть борьбы и нелегкий конец нашего пути пройти с нами вместе. Ты думаешь, я уйду от вас и все забуду? Если бы я и хотел это сделать, я все равно не смогу. Моя жизнь — это наши палатки, наши женщины, дети, моя жизнь — это мои товарищи. И мои товарищи мне дороже, чем моя жизнь! — Чапа — Курчавый произнес все это очень тихо, взгляд его был устремлен на дощатую переборку конюшни, и ничто не выдавало его чувств.
На следующее утро Генри-Генри сидел у себя в комнате и перебирал содержимое бумажника. Да куда же запропастился этот ниггер? Ага, стук копыт! Значит, все-таки у парня заговорила совесть и он ведет ему лошадь.
Молодой инженер, он же — курьер и газетный корреспондент, выбрался наружу и взгромоздился на коня. Быстрой рысью он поскакал через двор. Ворота раскрылись перед ним. Завывал северный ветер, но солнце светило ярко, и небо над холмистой прерией было голубым. Генри миновал ворота. От столба отделилась высокая фигура в хлопчатобумажной рубашке, бархатных штанах в пончо. Черные, расчесанные на пробор волосы были заплетены в косы, черты худого лица искажены черно-белой раскраской.
Жестом, похожим на жест Роуча, Генри плеткой указал скороходам, что их место впереди. Он пустил кона в галоп и, несмотря на свое состояние, испытывал безумную радость, что и скороходам придется бежать так же быстро. Однако казалось, им это не стоило никаких усилий. Генри же в седле выматывался, пожалуй, больше, чем они.
Около полудня ландшафт изменился. Трава стала чахлой, под копытами запылил песок. Форт Рэндол давно исчез из поля зрения. Генри сделал остановку и поел. Скороходы безмолвно ждали.
И остальной день прошел в дороге. Они пересекали песчаные гребни, поросшие высокой травой долины. Когда стало смеркаться, индеец и негр вывели Генри на берег Найобрэры и предложили сделать привал. Тот согласился.
— Разведи костер! — приказал он Джеку.
Человек в пончо уселся против белого:
— Мы не разведем костра.
— Вздумал дерзить мне! Тон, как когда-то у Гарри! Но эти времена для вас, индсменов, миновали. Собирай дрова и разводи костер. За что только тебе платят?
Тихо шумела река, посвистывал ветер. Генри стукнул рукояткой плетки по земле:
— Ну, скоро ты?!
— Нет.
Вскипающая ярость побуждала Генри хлестнуть индейца плеткой. Но был он в глуши, наступала ночь, а у индейца был револьвер. «Лучше бы приказать разжечь костер Бобби Курчавому», — подумал Генри; однако зло брало его, и не мог он идти на поводу у этого дерзкого индейца, и отступить он уже не мог. Но он мог еще сделать шаг в сторону.
— Грязный краснокожий! Соскреби эту краску со своей рожи!
Генри не получил, как ожидал, дерзкого ответа. Индеец молча достал маленькую баночку, лоскуток кожи и принялся тщательно стирать жиром раскраску с лица.
Генри был доволен, что его второй приказ незамедлительно исполняется. Он с интересом наблюдал превращение раскрашенной маски в человеческое лицо. Индеец удалил последние следы краски. Выглянувший месяц заиграл на поверхности реки, осветил индейца. Лишения и страдания иссушили и обострили черты его лица.
Генри вгляделся в этого человека и узнал его. Нижняя челюсть Генри так и отвисла, уголки рта задрожали. Он выхватил из-за пояса револьвер, но прежде чем успел спустить курок, свалился на землю. Индеец поднялся и вытащил из тела Генри нож. Вычистил лезвие, воткнув его в землю, сунул в ножны. Револьвер Генри дакота отдал Бобби Курчавому, бумажник с письмом майору Смиту взял себе. Сияв с трупа одежду, индеец закурил с Курчавым в темноте трубку.
Об убитом дакота больше не вспоминал. Народ боролся, дакотов никто не щадил, и Гарри никто не учил милосердию. Краснокожие люди и белые люди с детства приучили его к тому, что иначе и быть не может и что убить врага — большая заслуга…
— Что же дальше? — спросил Чапа — Курчавый у своего вождя.
— Наш разведчик Ихазапа должен быть поблизости с лошадьми.
— Ты веришь этим пауни, которые убили твою мать, когда ты был еще ребенком, ты веришь абсарокам, против которых Татанка Йотанка боролся еще молодым воином?
— Тем, которые придут, я верю.
— Ну как хочешь. Я не буду стоять на пути твоих планов.
Дакота взбежал на самую высокую из ближних возвышенностей и завыл койотом. В течение получаса он четырежды повторил этот сигнал. И вот в свете луны показался индеец на коне. Он вел в поводу двух мустангов. Одного — с большим трудом. Это был буланый жеребец, который поднимался на дыбы, бил копытами и пытался вырваться. Вождь помахал рукой. Молодой воин отпустил жеребца, и животное понеслось к своему хозяину, который приветствовал его тихими певучими словами. Другого коня индеец передал Чапе — Курчавому. Вождь подал знак говорить.
— Для того чтобы с тобой говорить, тут есть больший, чем я, — ответил молодой воин. — Верховный вождь Тачунка Витко прибыл ночью с тремя воинами.
Едва прозвучали эти слова, Токей Ито был уже на коне.
— Веди нас к нему, Ихазапа!
Галоп не длился и четверти часа. В долине они нашли четырех мужчин. Окружающие холмы бросили длинные тени. Здесь тоже не было разведено огня.
Когда подъехавшие спешились, один из сидевших на земле мужчин поднялся. У него была такая же гордая осанка, как и у молодого военного вождя, и одет он был так же, как он. В неясном ночном свете взгляды их встретились. Они впервые виделись с тех пор, как Гарри вернулся в свое племя. Раньше эти люди враждовали друг с другом. В последний раз они были соперниками в мирном состязании на большом летнем празднике нескольких племен. С минуту оба молчали.
— И вот ты здесь, — мрачно произнес глухим голосом верховный вождь. — У меня был твой посланник. Я сам принес тебе ответ. Шестьдесят воинов-дакотов приходят к вашим палаткам. Также дали согласие десять воинов пауни со своим вождем и пять воинов абсарока с вождем. Мы готовы принять их бороться на нашей стороне. Все эти воины и вожди будут у нас, как только сменится луна.
— Слишком поздно. — Молодой вождь сказал это без упрека, без сожаления. — Длинные Ножи еще до смены луны получат шесть фур со снаряжением и продовольствием. Нам надо напасть на эти фуры. Они не должны достичь форта на Найобрэре. Раз наши братья, которые хотят вместе с нами бороться, придут поздно, нам надо действовать самим.
— Да. И я верю, что ты с этим справишься. Уже два лета и три зимы ты кружишь над Смитом и его людьми, как орел над стадом хромых антилоп. Сколько воинов у тебя?
— Двадцать четыре человека из союза Красных Оленей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110