Как только могут здесь жить порядочные люди, как они ухитряются тут найти что-нибудь попить и поесть? Хе! Не объясните ли вы мне это?
— Может быть, мы найдем воду, а может быть — нет, — спокойно ответил Матотаупа. — Если в течение трех дней мы не найдем воды, то мы умрем от жажды.
— Это ясно как «аминь» в церкви, мой высокоуважаемый индсмен, но у меня нет ни малейшего желания подыхать. Ясно тебе? Куда вы направляетесь?
— А что, это очень важно знать белому человеку?
Пока происходил этот странный разговор, к ним подошли еще шестеро. Все они были в одинаковых добротных кожаных куртках, но ружей у них, кажется, не было, во всяком случае, теперь не было. У некоторых за поясами торчали револьверы и пистолеты.
— Вождь индейцев, ты говоришь непонятно, — нетерпеливо произнес белый, который вел переговоры. — И вы и мы в одинаково трудном положении. Нас осталось тринадцать человек, и как нам посчастливилось уцелеть — никому не известно. Нас так вертело и крутило, что у меня до сих пор трещит башка. А где еще двадцать человек — никто не знает, и может быть, мы никогда об этом и не узнаем. У пятерых из нас переломаны кости, вывернуты руки, ноги, разбиты головы, и двигаться они не могут. И как только мы остались живы! Пусть коршуны или волки, или еще черт знает кто являются в эти покинутые богом места и меряют землю. Мы-то уж проведем зиму где-нибудь в другом месте. Даже если компания предложит нам новый контракт. Благодарю покорно!
— Что за компания?
— Не могу же я тебе рассказывать всю историю от Адама и Евы. Впрочем, ты не имеешь о них ни малейшего представления. Скорее всего, краснокожие и не происходят от Адама. А компания есть компания. Компания — это такая компания, которая хочет построить здесь железную дорогу. Вот нам и надо было промерить этот кусок земли. Ты слышал что-нибудь о нас? Летом была прекрасная жизнь. Бизоны, сотни, тысячи бизонов… Мы не могли никак вдоволь настреляться. Мы только распугивали их. А у меня был негр на посылках, превосходный негр со своим маленьким мальчишкой. Хитрые бестии, удрали. Малыш сбежал ночью, с большим — другое дело: тут старый индеец сунул свой орлиный нос, ну, мне и пришлось отпустить негра. Ну, хватит о них. Скажи лучше, как выбраться из этой западни? Ты что-то все молчишь. Так мы далеко не пойдем.
Матотаупа рассматривал говорившего, как ребенок рассматривает удивительную ящерицу.
— А куда хотят пойти белые люди?
— Индейский вождь, откровенно говоря, нам все равно, совершенно все равно, куда мы придем, лишь бы там нашлось что-нибудь выпить и закусить.
— Где ваши кони?
— А это тебе надо спросить у проклятой песчаной бури, у вашей дьявольской окаянной бури. Их куда-то унесло или засыпало песком — откуда я знаю. Ну, если мы еще примемся искать этих коней, работки поприбавится. Ясно, поприбавится.
Матотаупа горько усмехнулся.
— Ясно, поприбавится, — повторил он на языке белого человека довольно отчетливо, хоть и не совсем правильно, и обратился к индейцу, терпеливо переводившему слова белого на язык дакотов, который, видимо, не был его родным языком:
— А где же ваши ружья?
— У черта на рогах, человек, у черта или у его бабушки! Тебе еще что-нибудь надо знать? Изволь. Мое имя — Билл. Сейчас я землемер, а вообще
— разведчик, скаут, известный от Аляски до Мексики, победитель в двадцати четырех единоборствах, двадцати шести лет от роду. Пока жив и еще не умер, но близок к сумасшествию, в особенности после того, как наглотался пыли и песка в этой проклятой стороне, где только песок и песок и ни капли бренди. Ну, доволен? Или я должен тебе еще что-нибудь выложить, прежде чем ты соберешься спасти нас из этой дыры?
— Об этом нам надо посоветоваться.
— Устроить совет?! О всемогущий! Я тебе скажу коротко и ясно: или ты, грязный индсмен, проклятый краснокожий, выведешь нас из этого моря песчаных холмов, или мы размозжим головы тебе и твоему вшивому мальчишке!
Индеец переводил слово в слово, как машина.
— Попробуй, — спокойно ответил Матотаупа.
— Нет, черт побери, это не поможет. Дьявольщина, как же с вами, краснокожими, договориться?! Ну ладно, ближе к делу, что ты хочешь от нас?
— Патроны.
— Патроны?.. Хм, патроны… Ну, если уж иначе не идет… Какой калибр? Нет, подожди, давай сначала выкурим трубку совета или трубку мира. Трубку мира, понятно?
— Давай выкурим.
— Наконец-то. Первое понятное слово я слышу от тебя, вождь индейцев. А патроны ты не используешь, чтобы отправить нас на тот свет?
— Нет.
— Честное слово?
— Мое слово — это мое слово. Я не знаю, что такое ложь.
— О, ты невинный! Но ты еще научишься врать, а если до сих пор еще не научился, так тем лучше. Итак — покурим.
Матотаупа слез с коня и не спускал с белого глаз. Харка остался сидеть верхом и взял в руки узду коня отца.
Человек, представившийся Биллом, сел напротив Матотаупы, который тоже уселся на землю. Церемония курения трубки в глазах индейца не имела особенного значения, ведь у них в руках была обыкновенная, а не священная трубка. Билл не стремился узнать имени собеседника и, разговаривая с Матотаупой, продолжал с шутовской почтительностью величать его вождем. После нескольких затяжек и обмена уверениями во взаимном согласии оба поднялись. Билл подошел к своим спутникам и предложил собрать патроны, которые все равно не нужны, так как ружья они растеряли.
Не все, кажется, были согласны с подобной сделкой, но Билл все-таки уговорил их.
Пока Билл собирал патроны, Харка еще раз припоминал все подробности разговора. Билл сказал: «Грязный индсмен», «проклятый краснокожий». И Матотаупа с иронической усмешкой невозмутимо перенес эти оскорбления. Почему? Старая Антилопа умер, потому что оскорбил вождя. Этот коротконогий Билл и индеец с пестрым платком болтают что им вздумается, а Матотаупа обращает на них внимание не больше, чем на какую-нибудь мошкару. Да они и в самом деле ничтожества, эти белые, и польза от них только одна, что Харка сможет получить патроны к своему ружью.
Вернулся Билл, держа в руках с полсотни патронов. Два он дал мальчику, и Харка тут же зарядил ружье. Калибр подходил.
— Вс„? — удивился Матотаупа.
— Конечно, вс„. С вас хватит. Да и не солить же вам их. Или вы хотите с нас еще что-нибудь получить?
— Нам нужны все патроны.
— Но не здесь, говорю я тебе, не, здесь. Это говорю я, Билл, тот, который победил в двадцати четырех поединках. Как только ты выведешь нас туда, где живут люди, получишь остальные. Но не здесь, посреди пустыни.
Матотаупа дал знак Харке и сел на песок. Мальчик слез с коня и уселся рядом с ним.
— Что это значит? — закричал Билл.
— Все патроны. Мы ждем.
— Вождь! А ты глуп. Неужели ты думаешь, что не сдохнешь здесь, в этой пустыне?
— Но сначала это произойдет с белыми людьми.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98
— Может быть, мы найдем воду, а может быть — нет, — спокойно ответил Матотаупа. — Если в течение трех дней мы не найдем воды, то мы умрем от жажды.
— Это ясно как «аминь» в церкви, мой высокоуважаемый индсмен, но у меня нет ни малейшего желания подыхать. Ясно тебе? Куда вы направляетесь?
— А что, это очень важно знать белому человеку?
Пока происходил этот странный разговор, к ним подошли еще шестеро. Все они были в одинаковых добротных кожаных куртках, но ружей у них, кажется, не было, во всяком случае, теперь не было. У некоторых за поясами торчали револьверы и пистолеты.
— Вождь индейцев, ты говоришь непонятно, — нетерпеливо произнес белый, который вел переговоры. — И вы и мы в одинаково трудном положении. Нас осталось тринадцать человек, и как нам посчастливилось уцелеть — никому не известно. Нас так вертело и крутило, что у меня до сих пор трещит башка. А где еще двадцать человек — никто не знает, и может быть, мы никогда об этом и не узнаем. У пятерых из нас переломаны кости, вывернуты руки, ноги, разбиты головы, и двигаться они не могут. И как только мы остались живы! Пусть коршуны или волки, или еще черт знает кто являются в эти покинутые богом места и меряют землю. Мы-то уж проведем зиму где-нибудь в другом месте. Даже если компания предложит нам новый контракт. Благодарю покорно!
— Что за компания?
— Не могу же я тебе рассказывать всю историю от Адама и Евы. Впрочем, ты не имеешь о них ни малейшего представления. Скорее всего, краснокожие и не происходят от Адама. А компания есть компания. Компания — это такая компания, которая хочет построить здесь железную дорогу. Вот нам и надо было промерить этот кусок земли. Ты слышал что-нибудь о нас? Летом была прекрасная жизнь. Бизоны, сотни, тысячи бизонов… Мы не могли никак вдоволь настреляться. Мы только распугивали их. А у меня был негр на посылках, превосходный негр со своим маленьким мальчишкой. Хитрые бестии, удрали. Малыш сбежал ночью, с большим — другое дело: тут старый индеец сунул свой орлиный нос, ну, мне и пришлось отпустить негра. Ну, хватит о них. Скажи лучше, как выбраться из этой западни? Ты что-то все молчишь. Так мы далеко не пойдем.
Матотаупа рассматривал говорившего, как ребенок рассматривает удивительную ящерицу.
— А куда хотят пойти белые люди?
— Индейский вождь, откровенно говоря, нам все равно, совершенно все равно, куда мы придем, лишь бы там нашлось что-нибудь выпить и закусить.
— Где ваши кони?
— А это тебе надо спросить у проклятой песчаной бури, у вашей дьявольской окаянной бури. Их куда-то унесло или засыпало песком — откуда я знаю. Ну, если мы еще примемся искать этих коней, работки поприбавится. Ясно, поприбавится.
Матотаупа горько усмехнулся.
— Ясно, поприбавится, — повторил он на языке белого человека довольно отчетливо, хоть и не совсем правильно, и обратился к индейцу, терпеливо переводившему слова белого на язык дакотов, который, видимо, не был его родным языком:
— А где же ваши ружья?
— У черта на рогах, человек, у черта или у его бабушки! Тебе еще что-нибудь надо знать? Изволь. Мое имя — Билл. Сейчас я землемер, а вообще
— разведчик, скаут, известный от Аляски до Мексики, победитель в двадцати четырех единоборствах, двадцати шести лет от роду. Пока жив и еще не умер, но близок к сумасшествию, в особенности после того, как наглотался пыли и песка в этой проклятой стороне, где только песок и песок и ни капли бренди. Ну, доволен? Или я должен тебе еще что-нибудь выложить, прежде чем ты соберешься спасти нас из этой дыры?
— Об этом нам надо посоветоваться.
— Устроить совет?! О всемогущий! Я тебе скажу коротко и ясно: или ты, грязный индсмен, проклятый краснокожий, выведешь нас из этого моря песчаных холмов, или мы размозжим головы тебе и твоему вшивому мальчишке!
Индеец переводил слово в слово, как машина.
— Попробуй, — спокойно ответил Матотаупа.
— Нет, черт побери, это не поможет. Дьявольщина, как же с вами, краснокожими, договориться?! Ну ладно, ближе к делу, что ты хочешь от нас?
— Патроны.
— Патроны?.. Хм, патроны… Ну, если уж иначе не идет… Какой калибр? Нет, подожди, давай сначала выкурим трубку совета или трубку мира. Трубку мира, понятно?
— Давай выкурим.
— Наконец-то. Первое понятное слово я слышу от тебя, вождь индейцев. А патроны ты не используешь, чтобы отправить нас на тот свет?
— Нет.
— Честное слово?
— Мое слово — это мое слово. Я не знаю, что такое ложь.
— О, ты невинный! Но ты еще научишься врать, а если до сих пор еще не научился, так тем лучше. Итак — покурим.
Матотаупа слез с коня и не спускал с белого глаз. Харка остался сидеть верхом и взял в руки узду коня отца.
Человек, представившийся Биллом, сел напротив Матотаупы, который тоже уселся на землю. Церемония курения трубки в глазах индейца не имела особенного значения, ведь у них в руках была обыкновенная, а не священная трубка. Билл не стремился узнать имени собеседника и, разговаривая с Матотаупой, продолжал с шутовской почтительностью величать его вождем. После нескольких затяжек и обмена уверениями во взаимном согласии оба поднялись. Билл подошел к своим спутникам и предложил собрать патроны, которые все равно не нужны, так как ружья они растеряли.
Не все, кажется, были согласны с подобной сделкой, но Билл все-таки уговорил их.
Пока Билл собирал патроны, Харка еще раз припоминал все подробности разговора. Билл сказал: «Грязный индсмен», «проклятый краснокожий». И Матотаупа с иронической усмешкой невозмутимо перенес эти оскорбления. Почему? Старая Антилопа умер, потому что оскорбил вождя. Этот коротконогий Билл и индеец с пестрым платком болтают что им вздумается, а Матотаупа обращает на них внимание не больше, чем на какую-нибудь мошкару. Да они и в самом деле ничтожества, эти белые, и польза от них только одна, что Харка сможет получить патроны к своему ружью.
Вернулся Билл, держа в руках с полсотни патронов. Два он дал мальчику, и Харка тут же зарядил ружье. Калибр подходил.
— Вс„? — удивился Матотаупа.
— Конечно, вс„. С вас хватит. Да и не солить же вам их. Или вы хотите с нас еще что-нибудь получить?
— Нам нужны все патроны.
— Но не здесь, говорю я тебе, не, здесь. Это говорю я, Билл, тот, который победил в двадцати четырех поединках. Как только ты выведешь нас туда, где живут люди, получишь остальные. Но не здесь, посреди пустыни.
Матотаупа дал знак Харке и сел на песок. Мальчик слез с коня и уселся рядом с ним.
— Что это значит? — закричал Билл.
— Все патроны. Мы ждем.
— Вождь! А ты глуп. Неужели ты думаешь, что не сдохнешь здесь, в этой пустыне?
— Но сначала это произойдет с белыми людьми.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98