Солнце стояло высоко, и движение на дороге было небольшим. Но перебегать сейчас дорогу казалось опасным. Поэтому он скрылся в лесу неподалёку и кружил там. Не сразу он нашёл убежище в упавшем дереве с лукообразным стволом.
Весь день, пока он спал, время от времени странное хныканье доносилось из его убежища, и лапы его дрожали. Это был тот же стон, который рождался в его груди в те времена, когда он поднимал голову на север и нюхал воздух в поисках запаха, который, казалось, убегает от него.
Спустя час после того, как стемнело, он снова подошёл к мосту и долго прислушивался, прежде чем перебежать мост и выйти на северо-восточный берег Чиппиуэйя. Местность изобиловала грызунами. Охота в прибрежном лесу была удачливой и завершилась пиршеством. Потом он тщательно почистился и продолжил свой путь.
Он бежал вдоль маленькой речки Буффало, чуть ниже города Модена, вниз по течению, через маленький мост. И только на той стороне он свернул чуть к западу от своего постоянного направления.
За час до рассвета в лесу ему встретилась речушка, и он пошёл вдоль неё вниз по течению. Дважды за следующие несколько минут он насторожённо поднимал голову и принюхивался. Ручей стал теперь глубже и шире. Когда он дошёл до того места, где поваленное дерево образовало естественный мост, он долго стоял, прежде чем продолжить путь. Он шёл теперь очень странной походкой: высоко задрав голову и все время напряжённо шевеля ноздрями. Каждые несколько шагов он приостанавливался, слегка поводя ушами. И когда, обойдя кустарник, он внезапно остановился, слабая дрожь пробежала по его телу. На противоположном берегу, наполовину погруженный в воду, перед ним оказался разрушенный старый причал, который он когда-то так хорошо знал. За причалом узенькая тропа терялась в кустах, взбираясь на крутой склон.
Долгий жалобный крик вырвался у него. Дрожь волнами охватила его. Он быстро побежал назад, туда, где через речку было перекинуто дерево, и без раздумья перебежал по нему. Однажды он уже совершал такой путь и перебегал это самое дерево. Он бежал вверх до тех пор, пока не достиг края леса, где начинались прерии. Это были его прерии, где он и мальчик вместе бродили. И там, в конце поля, стоял старый, обшарпанный дом, а позади дома сарай. Его сарай. Он бежал к нему не останавливаясь, пока до сарая не осталось ярдов сорок. Тогда он лёг в высокой траве, казалось, вспоминая, что здесь в него впервые стреляли. Он начал снова двигаться к дому, но теперь медленно, осторожно, напрягая все свои чувства. Он уже был совсем недалеко, когда послышался шум машины, спускавшейся по старой пыльной дороге к дому. Интуитивно он кинулся в густые заросли и спрятался там. Коту некуда было скрыться, у него не было выбора — только сидеть там, где он сидит, готовым к схватке или бегству, как придётся. Глубокое спокойное урчание рвалось из груди, он оскалился в чуть слышном рыке.
Машина въехала во двор и с шумом остановилась. Большой автомобиль был так нагружен, что пассажиры, казалось, втиснулись в свои сиденья. Они выехали из Альма на рассвете, и когда у развилки в нескольких милях от города Мод Эндрюс свернула на плохую просёлочную дорогу, она пожалела, что обещала Тодду остановиться у старого дома, чтобы «взглянуть в последний раз». У неё не было особенного желания опять видеть этот дом. Ничто никогда так не радовало её, как отъезд отсюда несколько лет назад.
Тодд был погружён в собственные мысли. Раз за разом в течение четырех лет он приезжал сюда и бродил будто в ожидании того, что найдёт здесь своего любимца. Он складывал ладони у рта и звал: «Йоулер!» Но ответа не было, и он был теперь твёрдо уверен, что никогда и не будет. Во всяком случае, ему хотелось взглянуть на все в последний раз. Он сидел и вспоминал счастливые времена, когда он и котёнок вместе рыбачили с маленькой лодки, как они охотились на мышей в прерии. Он восстановил в памяти своё бегство вниз по реке, страшную ночь на островке, полную отвращения к себе самому из-за своей беспомощности. А что случилось с лодкой и котом?
Тодда снял с островка какой-то человек, заметивший огонь костра. Он вернулся к обезумевшей от горя матери и сильно напуганному отцу. Это было несчастное время. Но как часто говорила мать: «Перед зарёй всегда всего темнее». Па получил новую работу, и на этот раз постоянную. Он все ещё выпивал, но не так, как прежде. Казалось, что его что-то заставило стараться быть лучшим мужем и лучшим отцом.
На следующее лето умер дядя Джимми — брат па, в наследство отец получил крохотный гараж в Альма, где всегда находились желающие отремонтировать свою старую машину. Об этой работе, казалось, отец мечтал всегда. Но теперь он продал гараж в Альма и вошёл в пай в большом гараже в Сэнт-Луисе.
Их ожидала новая жизнь, и Тодд был рад, что они переезжают в Сэнт-Луис, но к этим местам у него навсегда останется глубокая привязанность.
Он вдруг очнулся от своих грёз от прикосновения материнской руки.
— Ты готов, Тодди? — спросила она мягко.
Он кивнул:
— Готов, ма. Не думаю, чтобы ещё когда-нибудь я снова приехал сюда.
Мод завела машину. Ни она, ни её сын не видели, как большая кошачья голова поднялась из тростников.
Все время, пока большая машина стояла у дома, кот оставался спокоен, он следил, как она уносится вдаль по просёлочной дороге. Потом он, наконец, поднялся, как будто поняв, что больше ему нечего бояться, и побежал к дому. Он обошёл его кругом и не уловил ни запаха, ни звука человека. Он повернулся и обошёл сарай. Окно, через которое он входил и выходил, было забито куском жести от банки из-под белой краски, бадья, стоявшая под окном, исчезла. Дверь в сарай была приоткрыта, он толкнул её носом, она чуть покачнулась. Он сунул голову внутрь, никакие запахи его не взволновали, только слабый мышиный дух. Он постоял, озираясь, в центре сарая. Под забитым жестью окном приютилась картонная коробка, в которой он провёл своё детство. Он подошёл к ней и принюхался. Внутри лежали мешки, на которых он спал, он поставил на них лапы, но здесь не было места для него теперешнего, чтобы он мог прикорнуть в этой когда-то такой большой коробке.
В целом здесь мало что изменилось. Он обнюхал все вокруг: ящики, жестянки и ржавые инструменты. Что-то привлекло его взгляд между двумя ящиками. Осторожно приблизившись, он рассмотрел моток грязной бечёвки размером с мяч для гольфа.
Чуть помедлив, но потом все смелее он стал подталкивать его лапой. Клубок легко откатился на несколько дюймов. Он преследовал его и снова подталкивал, потом набросился на него и стал кусать, дурачась, кружился вокруг него, подбрасывал в воздух и ловил, снова отбрасывал в сторону и снова ловил. Когда он вертелся, держа зубами и передними лапами клубок, он наскочил на старый цветочный горшок, который с шумом упал и разбился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17
Весь день, пока он спал, время от времени странное хныканье доносилось из его убежища, и лапы его дрожали. Это был тот же стон, который рождался в его груди в те времена, когда он поднимал голову на север и нюхал воздух в поисках запаха, который, казалось, убегает от него.
Спустя час после того, как стемнело, он снова подошёл к мосту и долго прислушивался, прежде чем перебежать мост и выйти на северо-восточный берег Чиппиуэйя. Местность изобиловала грызунами. Охота в прибрежном лесу была удачливой и завершилась пиршеством. Потом он тщательно почистился и продолжил свой путь.
Он бежал вдоль маленькой речки Буффало, чуть ниже города Модена, вниз по течению, через маленький мост. И только на той стороне он свернул чуть к западу от своего постоянного направления.
За час до рассвета в лесу ему встретилась речушка, и он пошёл вдоль неё вниз по течению. Дважды за следующие несколько минут он насторожённо поднимал голову и принюхивался. Ручей стал теперь глубже и шире. Когда он дошёл до того места, где поваленное дерево образовало естественный мост, он долго стоял, прежде чем продолжить путь. Он шёл теперь очень странной походкой: высоко задрав голову и все время напряжённо шевеля ноздрями. Каждые несколько шагов он приостанавливался, слегка поводя ушами. И когда, обойдя кустарник, он внезапно остановился, слабая дрожь пробежала по его телу. На противоположном берегу, наполовину погруженный в воду, перед ним оказался разрушенный старый причал, который он когда-то так хорошо знал. За причалом узенькая тропа терялась в кустах, взбираясь на крутой склон.
Долгий жалобный крик вырвался у него. Дрожь волнами охватила его. Он быстро побежал назад, туда, где через речку было перекинуто дерево, и без раздумья перебежал по нему. Однажды он уже совершал такой путь и перебегал это самое дерево. Он бежал вверх до тех пор, пока не достиг края леса, где начинались прерии. Это были его прерии, где он и мальчик вместе бродили. И там, в конце поля, стоял старый, обшарпанный дом, а позади дома сарай. Его сарай. Он бежал к нему не останавливаясь, пока до сарая не осталось ярдов сорок. Тогда он лёг в высокой траве, казалось, вспоминая, что здесь в него впервые стреляли. Он начал снова двигаться к дому, но теперь медленно, осторожно, напрягая все свои чувства. Он уже был совсем недалеко, когда послышался шум машины, спускавшейся по старой пыльной дороге к дому. Интуитивно он кинулся в густые заросли и спрятался там. Коту некуда было скрыться, у него не было выбора — только сидеть там, где он сидит, готовым к схватке или бегству, как придётся. Глубокое спокойное урчание рвалось из груди, он оскалился в чуть слышном рыке.
Машина въехала во двор и с шумом остановилась. Большой автомобиль был так нагружен, что пассажиры, казалось, втиснулись в свои сиденья. Они выехали из Альма на рассвете, и когда у развилки в нескольких милях от города Мод Эндрюс свернула на плохую просёлочную дорогу, она пожалела, что обещала Тодду остановиться у старого дома, чтобы «взглянуть в последний раз». У неё не было особенного желания опять видеть этот дом. Ничто никогда так не радовало её, как отъезд отсюда несколько лет назад.
Тодд был погружён в собственные мысли. Раз за разом в течение четырех лет он приезжал сюда и бродил будто в ожидании того, что найдёт здесь своего любимца. Он складывал ладони у рта и звал: «Йоулер!» Но ответа не было, и он был теперь твёрдо уверен, что никогда и не будет. Во всяком случае, ему хотелось взглянуть на все в последний раз. Он сидел и вспоминал счастливые времена, когда он и котёнок вместе рыбачили с маленькой лодки, как они охотились на мышей в прерии. Он восстановил в памяти своё бегство вниз по реке, страшную ночь на островке, полную отвращения к себе самому из-за своей беспомощности. А что случилось с лодкой и котом?
Тодда снял с островка какой-то человек, заметивший огонь костра. Он вернулся к обезумевшей от горя матери и сильно напуганному отцу. Это было несчастное время. Но как часто говорила мать: «Перед зарёй всегда всего темнее». Па получил новую работу, и на этот раз постоянную. Он все ещё выпивал, но не так, как прежде. Казалось, что его что-то заставило стараться быть лучшим мужем и лучшим отцом.
На следующее лето умер дядя Джимми — брат па, в наследство отец получил крохотный гараж в Альма, где всегда находились желающие отремонтировать свою старую машину. Об этой работе, казалось, отец мечтал всегда. Но теперь он продал гараж в Альма и вошёл в пай в большом гараже в Сэнт-Луисе.
Их ожидала новая жизнь, и Тодд был рад, что они переезжают в Сэнт-Луис, но к этим местам у него навсегда останется глубокая привязанность.
Он вдруг очнулся от своих грёз от прикосновения материнской руки.
— Ты готов, Тодди? — спросила она мягко.
Он кивнул:
— Готов, ма. Не думаю, чтобы ещё когда-нибудь я снова приехал сюда.
Мод завела машину. Ни она, ни её сын не видели, как большая кошачья голова поднялась из тростников.
Все время, пока большая машина стояла у дома, кот оставался спокоен, он следил, как она уносится вдаль по просёлочной дороге. Потом он, наконец, поднялся, как будто поняв, что больше ему нечего бояться, и побежал к дому. Он обошёл его кругом и не уловил ни запаха, ни звука человека. Он повернулся и обошёл сарай. Окно, через которое он входил и выходил, было забито куском жести от банки из-под белой краски, бадья, стоявшая под окном, исчезла. Дверь в сарай была приоткрыта, он толкнул её носом, она чуть покачнулась. Он сунул голову внутрь, никакие запахи его не взволновали, только слабый мышиный дух. Он постоял, озираясь, в центре сарая. Под забитым жестью окном приютилась картонная коробка, в которой он провёл своё детство. Он подошёл к ней и принюхался. Внутри лежали мешки, на которых он спал, он поставил на них лапы, но здесь не было места для него теперешнего, чтобы он мог прикорнуть в этой когда-то такой большой коробке.
В целом здесь мало что изменилось. Он обнюхал все вокруг: ящики, жестянки и ржавые инструменты. Что-то привлекло его взгляд между двумя ящиками. Осторожно приблизившись, он рассмотрел моток грязной бечёвки размером с мяч для гольфа.
Чуть помедлив, но потом все смелее он стал подталкивать его лапой. Клубок легко откатился на несколько дюймов. Он преследовал его и снова подталкивал, потом набросился на него и стал кусать, дурачась, кружился вокруг него, подбрасывал в воздух и ловил, снова отбрасывал в сторону и снова ловил. Когда он вертелся, держа зубами и передними лапами клубок, он наскочил на старый цветочный горшок, который с шумом упал и разбился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17