Лишь после я смого осознать, что просто произошло принятие этого несчастного случая. К моему собственному изумлению, это принятие было безусловным, во мне не было ни страха, ни желания избежать всего этого. Результатом этого необычного принятия было отсутствие боли. Ничего не казалось мне неприятным, ничего не болело.
Лишь какое-то время спустя мой ум смог понять, что он никакого участия во всем этом не принимал. Такое незапланированное и безусловное принятие нетипично для человека моего темперамента, и все же оно стало постоянным спутником моей жизни.
С исчезновением страха перед публичными выступлениями исчезли и все другие страхи. Что, как я подозреваю, было результатом углубления понимания и постоянной работы молотком со стороны Рамеша.
Понимание работает молча и вначале незаметно.
Вскоре я занялся составлением брошюры для посетителей семинаров, которая содержала в себе всю необходимую информацию, а также написанное Рамешем эссе, которое давало ясную картину учения и тех тем, которые он собирается затрагивать. Чтобы участникам было на что опираться, я рассказал историю собственного поиска и последующего знакомства с Рамешем.
Во время написания этой брошюры я отбросил все свои остальные дела. Всю энергию я направил на это новое для меня занятие, и, не имея опыта в подобных делах, я старался использовать все возможности для того, чтобы выполнить эту работу наилучшим образом. Меня донимали самые разные мысли, сомнения, некоторое беспокойство, но все это исчезло в тот миг, когда я взял в руки уже отпечатанную брошюру (выросшую к тому времени до пятидесяти страниц!). Я чувствовал, как понимание пронизывает собой все мои действия, и я ощущал уверенность, осознавая, что я сделал все, что мог. Я выполнил свою роль инструмента Сознания, через который были реализованы ритриты в Коваламе. Теперь, когда все было сделано, больше ничего от меня не зависело. Я не ощущал никакой ответственности за результат, и я бы точно не винил себя, если бы ничего из этого всего не получилось. В итоге я испытывал глубокое удовлетворение и был свободен от волнения по поводу результатов.
Мои отношения с Рамешем постепенно вошли в новую стадию. Вопросы иссякли, и во время бесед я больше не прислушивался к словам. По мере углубления любви к гуру, зависимость и желание получить от него что-то, исчезли. Со временем я позволил себе еще больше сблизиться с ним и таким образом стал членом одной большой семьи. Это дало мне то, что я не мог найти в собственной семье.
Я оставил свой бизнес и полностью сосредоточился на организации семинаров в Коваламе и Мюнхене. Я занялся переводами записей с беседами Рамеша, а позже сделал первые переводы его книг на немецкий. Иногда мне хотелось зашвырнуть все это «безумие» подальше! Но, черт побери, кто может зашвырнуть что?
По мере более глубокого проникновения понимания в мой ум, осознание стало принимать все более тонкий характер. Я заметил, что взлеты и падения в моей жизни начали выравниваться. Неприемлемое стало более приемлемым, а взлеты не были больше такими заоблачными. Однажды, находясь в состоянии полного отчаяния, я пожаловался Рамешу в письме: «Это чертово [fucking] понимание лишило меня всех моих иллюзий!»
Во всех этих аспектах развития всегда сохранялся сильный элемент "я", который действовал, достигал, отпускал и т.д. За шесть лет моего знакомства с Рамешем мне снова и снова говорилось об этом. Несмотря на мое глубокое погружение в него, я по-прежнему ощущал, что существует "я", которое делает все эти вещи!
Тихо и почти незаметно осознание этого простого факта, казалось, проникло в повседневный поток мыслей. Наблюдение, о котором Рамеш так часто говорит, стало частью моей жизни. И, конечно, при всем этом присутствовал ум, жаждущий «улучшения», давая возможность для дальнейшего процесса наблюдения.
Рамеш называет это явление, которое является неизбежным в жизни каждого индивидуума, маятником, качелями. Мой ум так рисует следующую ментальную картину этого маятника:
Я, Гейнер, сижу в лодке посреди быстро текущей реки, не имея никакой возможности управлять ею. Иногда, когда вдоль берега реки идет наблюдатель, он видит меня сидящим в лодке и плывущим вниз по реке жизни. А иногда есть только "я" в этой лодке, а на берегу никого нет. Похоже, жизнь и представляет собой такого рода колебание между мной сидящим в лодке, и НИМ, идущим по берегу — и каким-то образом это кажется довольно приемлемым. Похоже, всегда сохраняется шанс — в тот или иной момент — взглянуть с берега на то, что происходит в лодке; в лодке, которая именуется жизнью.
Гейнер.
* * *
Бомбей, 12.10.1995 г.
К Рамешу меня привели разочарование и отчаяние. Четырнадцать лет духовного поиска, вначале с Раджнишем, позже — с Пунджаджи. Как только я прочел первые страницы книги Рамеша, я почувствовал, что должен немедленно с ним встретиться. А когда я с ним встретился, произошло очень простое, но изменившее всю мою жизнь понимание. Впервые у меня возникла мысль, что в этом организме тела-ума просветление может не произойти в течение этой жизни. Я был глубоко поражен истинностью такой возможности. До встречи с Рамешем такая мысль никогда не приходила мне в голову. За все эти годы я был так занят усилиями по достижению просветления и находился в таком напряжении, что я был буквально одержим этой идеей. Когда же до меня дошла вероятность такой возможности, все поиски и действия были тут же прекращены. Это случилось в одно мгновение.
Во время пребывания с Раджнишем то переживаемое мною отчаяние смягчалось предлагаемым развлечением духовного характера, что в свою очередь порождало множество духовных переживаний. Однако в конечном итоге я стал более несдержанным в своем поиске, и мое отчаяние усилилось.
Настоящее разочарование и отчаяние наступило, когда я познакомился с Пунджаджи. Он говорил только о просветлении. Он даже несколько раз объявил меня просветленным. Но я всегда чувствовал, что пока остается хотя бы единое сомнение, просветление не может произойти. Что вызывало особую трудность в общении с ним, так это то, что он всегда говорил с точки зрения одного индивидуума, обращающегося к другому. У меня всегда было чувство, что я должен действовать как просветленный. Это означало, что я всегда должен был быть хорошим, исключив плохое. Это ожидание было невыносимым. Через два года напряжение и отчаяние достигли такой силы, что мне пришлось уйти.
Сегодня, два года спустя, я не могу сказать, что моя жизнь на самом деле улучшилась. Однако господствует абсолютная уверенность в том, что ничто не находится в моих руках. Я ничего не могу сделать для того, чтобы вызвать просветление. Для такого безумного ищущего как я, это понимание означает не что иное, как смерть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
Лишь какое-то время спустя мой ум смог понять, что он никакого участия во всем этом не принимал. Такое незапланированное и безусловное принятие нетипично для человека моего темперамента, и все же оно стало постоянным спутником моей жизни.
С исчезновением страха перед публичными выступлениями исчезли и все другие страхи. Что, как я подозреваю, было результатом углубления понимания и постоянной работы молотком со стороны Рамеша.
Понимание работает молча и вначале незаметно.
Вскоре я занялся составлением брошюры для посетителей семинаров, которая содержала в себе всю необходимую информацию, а также написанное Рамешем эссе, которое давало ясную картину учения и тех тем, которые он собирается затрагивать. Чтобы участникам было на что опираться, я рассказал историю собственного поиска и последующего знакомства с Рамешем.
Во время написания этой брошюры я отбросил все свои остальные дела. Всю энергию я направил на это новое для меня занятие, и, не имея опыта в подобных делах, я старался использовать все возможности для того, чтобы выполнить эту работу наилучшим образом. Меня донимали самые разные мысли, сомнения, некоторое беспокойство, но все это исчезло в тот миг, когда я взял в руки уже отпечатанную брошюру (выросшую к тому времени до пятидесяти страниц!). Я чувствовал, как понимание пронизывает собой все мои действия, и я ощущал уверенность, осознавая, что я сделал все, что мог. Я выполнил свою роль инструмента Сознания, через который были реализованы ритриты в Коваламе. Теперь, когда все было сделано, больше ничего от меня не зависело. Я не ощущал никакой ответственности за результат, и я бы точно не винил себя, если бы ничего из этого всего не получилось. В итоге я испытывал глубокое удовлетворение и был свободен от волнения по поводу результатов.
Мои отношения с Рамешем постепенно вошли в новую стадию. Вопросы иссякли, и во время бесед я больше не прислушивался к словам. По мере углубления любви к гуру, зависимость и желание получить от него что-то, исчезли. Со временем я позволил себе еще больше сблизиться с ним и таким образом стал членом одной большой семьи. Это дало мне то, что я не мог найти в собственной семье.
Я оставил свой бизнес и полностью сосредоточился на организации семинаров в Коваламе и Мюнхене. Я занялся переводами записей с беседами Рамеша, а позже сделал первые переводы его книг на немецкий. Иногда мне хотелось зашвырнуть все это «безумие» подальше! Но, черт побери, кто может зашвырнуть что?
По мере более глубокого проникновения понимания в мой ум, осознание стало принимать все более тонкий характер. Я заметил, что взлеты и падения в моей жизни начали выравниваться. Неприемлемое стало более приемлемым, а взлеты не были больше такими заоблачными. Однажды, находясь в состоянии полного отчаяния, я пожаловался Рамешу в письме: «Это чертово [fucking] понимание лишило меня всех моих иллюзий!»
Во всех этих аспектах развития всегда сохранялся сильный элемент "я", который действовал, достигал, отпускал и т.д. За шесть лет моего знакомства с Рамешем мне снова и снова говорилось об этом. Несмотря на мое глубокое погружение в него, я по-прежнему ощущал, что существует "я", которое делает все эти вещи!
Тихо и почти незаметно осознание этого простого факта, казалось, проникло в повседневный поток мыслей. Наблюдение, о котором Рамеш так часто говорит, стало частью моей жизни. И, конечно, при всем этом присутствовал ум, жаждущий «улучшения», давая возможность для дальнейшего процесса наблюдения.
Рамеш называет это явление, которое является неизбежным в жизни каждого индивидуума, маятником, качелями. Мой ум так рисует следующую ментальную картину этого маятника:
Я, Гейнер, сижу в лодке посреди быстро текущей реки, не имея никакой возможности управлять ею. Иногда, когда вдоль берега реки идет наблюдатель, он видит меня сидящим в лодке и плывущим вниз по реке жизни. А иногда есть только "я" в этой лодке, а на берегу никого нет. Похоже, жизнь и представляет собой такого рода колебание между мной сидящим в лодке, и НИМ, идущим по берегу — и каким-то образом это кажется довольно приемлемым. Похоже, всегда сохраняется шанс — в тот или иной момент — взглянуть с берега на то, что происходит в лодке; в лодке, которая именуется жизнью.
Гейнер.
* * *
Бомбей, 12.10.1995 г.
К Рамешу меня привели разочарование и отчаяние. Четырнадцать лет духовного поиска, вначале с Раджнишем, позже — с Пунджаджи. Как только я прочел первые страницы книги Рамеша, я почувствовал, что должен немедленно с ним встретиться. А когда я с ним встретился, произошло очень простое, но изменившее всю мою жизнь понимание. Впервые у меня возникла мысль, что в этом организме тела-ума просветление может не произойти в течение этой жизни. Я был глубоко поражен истинностью такой возможности. До встречи с Рамешем такая мысль никогда не приходила мне в голову. За все эти годы я был так занят усилиями по достижению просветления и находился в таком напряжении, что я был буквально одержим этой идеей. Когда же до меня дошла вероятность такой возможности, все поиски и действия были тут же прекращены. Это случилось в одно мгновение.
Во время пребывания с Раджнишем то переживаемое мною отчаяние смягчалось предлагаемым развлечением духовного характера, что в свою очередь порождало множество духовных переживаний. Однако в конечном итоге я стал более несдержанным в своем поиске, и мое отчаяние усилилось.
Настоящее разочарование и отчаяние наступило, когда я познакомился с Пунджаджи. Он говорил только о просветлении. Он даже несколько раз объявил меня просветленным. Но я всегда чувствовал, что пока остается хотя бы единое сомнение, просветление не может произойти. Что вызывало особую трудность в общении с ним, так это то, что он всегда говорил с точки зрения одного индивидуума, обращающегося к другому. У меня всегда было чувство, что я должен действовать как просветленный. Это означало, что я всегда должен был быть хорошим, исключив плохое. Это ожидание было невыносимым. Через два года напряжение и отчаяние достигли такой силы, что мне пришлось уйти.
Сегодня, два года спустя, я не могу сказать, что моя жизнь на самом деле улучшилась. Однако господствует абсолютная уверенность в том, что ничто не находится в моих руках. Я ничего не могу сделать для того, чтобы вызвать просветление. Для такого безумного ищущего как я, это понимание означает не что иное, как смерть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36