Говоря словами самого Хусейна: «Клянусь Аллахом, я действительно мечтаю об этом и желаю этого (выступить в роли Навуходоносора). Для любого человека это честь — мечтать о такой роли... Это напоминает мне, что любой человек с широкими взглядами, верой и такой чувствительностью может действовать мудро, но практично, и, осуществив свои цели, стать великой личностью, которая сделает свою страну великой державой. Вспоминая о Навуходоносоре, я прежде всего помышляю о великих возможностях арабов и о грядущем освобождении Палестины. Ведь и Навуходоносор был арабом из Ирака, пусть и древнего Ирака. Именно Навуходоносор привел плененных еврейских рабов из Палестины. Вот почему каждый раз, когда я думаю о Навуходоносоре, я хочу напомнить арабам, особенно иракцам, об их исторической миссии».
Характер Саддама Хусейна отличался некоторыми особенностями, но наивность не была присуща ему. Несмотря на его страстную риторику о второй Кадисии, он серьезно сомневался в том, что его кампания самовосхваления заставит соотечественников с готовностью последовать примеру их славных предков и «умереть на коне». Поэтому, как только между Ираком и Ираном развернулись военные действия, Хусейн сделал все от него зависящее, чтобы последствия войны не сказывались на населении в целом. Вместо того чтобы сконцентрировать большую часть ресурсов Ирака на военных усилиях и, подобно Ирану, подчеркивать доблесть жертвы, иракский президент пытался доказать своему народу, что он может одновременно и вести войну, и поддерживать в стране повседневную деловую атмосферу. Для того чтобы продолжать свои амбициозные планы развития, начатые до войны, он поднял расходы на социальные нужды с 21 миллиарда долларов в 1980 году до 29,5 миллиардов в 1982. Львиная доля этого расширенного бюджета (в 1980 он составлял всего 19,9 миллиардов долларов) тратилась на гражданский импорт, чтобы не допустить нехватки товаров.
В результате такой политики («и пушки, и масло») крупное военное наступление на поле брани почти не ощущалось в тылу. Напротив, в стране процветание, экономическая активность, к восторгу многочисленных иностранных подрядчиков, особенно западных, преспокойно откусывающих внушительные куски от все растущего пирога иракской экономики. Строительные проекты всех видов, начатые до войны, быстро осуществлялись, бешеными темпами превращая Багдад из средневекового города в современный. Повседневная жизнь в столице никак не менялась. Светомаскировка, введенная в начале войны, была вскоре отменена, так как серьезно поврежденная и порядком истощенная иранская авиация не могла расширять войну вглубь Ирака. Продукты, в основном, были в изобилии, и черный траурный цвет на улицах Багдада встречался редко. Самыми заметными признаками войны было все растущее число женщин в правительственных учреждениях и возросшее количество азиатских и арабских рабочих, устремившихся в Багдад, чтобы заменить иракцев, выполнявших свой долг на фронте.
Разумеется, попытка изолировать население Ирака от трудностей войны не могла быть вполне успешной. В конце концов, народ численностью всего в 14 миллионов вряд ли мог совершенно не замечать многотысячных потерь (даже власти вынуждены были признать, что урон составляет около 1200 человек в месяц). Однако меры, предусмотренные Хусейном, во многом смягчали для иракского общества тяготы войны, а те, кто непосредственно участвовал в боях или пострадал лично, щедро вознаграждались властями. И без того высокий жизненный уровень офицерского корпуса повысился в очередной раз, военные имели льготы при покупке машины или дома. А семьи погибших получали бесплатную машину, бесплатный участок земли и беспроцентную ссуду для постройки дома.
Устраняя возможное общественное недовольство войной при помощи такой внутренней политики, Хусейн уделял большое внимание единственному государственному органу, который мог бы принести серьезную опасность его режиму — армии. Заставив своих сотрудников последовать его примеру и носить всегда военную форму вместо щеголеватых костюмов, он преобразил Совет революционного командования в свой военный штаб, таким образом сохраняя жесткий контроль над ходом боевых действий. Видимо, этот контроль и страх, владеющий полевыми иракскими командирами и неизбежный в условиях тоталитарной системы, были главными причинами их несамостоятельности и безынициативности. В быстро меняющейся боевой ситуации командиры были не способны принимать самостоятельные решения и постоянно обращались в вышестоящие штабы за распоряжениями и консультациями.
Первоначально Саддам Хусейн рассчитывал на быстрый успех. Но уже через несколько недель после начала военных действий стало ясно, что план «блицкрига» провалился. 5 октября 1980 года Ирак заявил о своей готовности вернуться к исходным позициям, однако ответа на это предложение из Тегерана он не получил. Война продолжалась. При этом иракские вооруженные силы не проявляли способностей к ведению наступательных операций современного типа. По оценке западногерманского журнала «Шпигель», офицеры Саддама Хусейна показали себя дилетантами, не способными обращаться с современной военной техникой. Ирак не сумел использовать своего преимущества ни в танках, ни в авиации.
Уже в январе 1981 года Иран осуществил свое первое успешное контрнаступление. Иранская армия, хотя и ослабленная после революции, неожиданно для Саддама Хусейна обнаружила высокий боевой дух и стойкость. Результатом сочетания национализма персов, всегда пренебрежительно относящихся к арабам и ущемленных иракским вторжением на их землю, а также религиозного фанатизма, стало сплочение иранского общества вокруг аятоллы Хомейни.
В сентябре 1981 года Иран перешел к массированным контрнаступательным операциям. В ходе их иранское военное командование начинает применять тактику «людских волн». В авангарде наступающих двигались отряды басиджей (добровольцев-смертников), состоящие в основном из 14-17-летних мальчишек. После артиллерийской подготовки они шли в «психическую атаку» сплошной лавиной, не обращая внимания на яростный огонь иракцев, подрывались на минных полях, расчищая тем самым путь для прохождения дорогостоящей бронетанковой техники.
В середине 1982 года началась новая и более опасная стадия в борьбе Хусейна за свое политическое выживание. От «второй Кадисии» не осталось ничего, кроме догорающих остатков военных орудий, почти 100 000 иракских трупов, оставшихся на поле битвы, и толп военнопленных в иранских лагерях. И что было еще хуже для Хусейна, политику «пушек и масла», возможно, самую главную опору иракского национального духа, пришлось отменить из-за того, что военные расходы истощали финансовые резервы страны, из-за снижения нефтяных доходов как следствия войны с Ираном и всемирного переизбытка нефти;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104
Характер Саддама Хусейна отличался некоторыми особенностями, но наивность не была присуща ему. Несмотря на его страстную риторику о второй Кадисии, он серьезно сомневался в том, что его кампания самовосхваления заставит соотечественников с готовностью последовать примеру их славных предков и «умереть на коне». Поэтому, как только между Ираком и Ираном развернулись военные действия, Хусейн сделал все от него зависящее, чтобы последствия войны не сказывались на населении в целом. Вместо того чтобы сконцентрировать большую часть ресурсов Ирака на военных усилиях и, подобно Ирану, подчеркивать доблесть жертвы, иракский президент пытался доказать своему народу, что он может одновременно и вести войну, и поддерживать в стране повседневную деловую атмосферу. Для того чтобы продолжать свои амбициозные планы развития, начатые до войны, он поднял расходы на социальные нужды с 21 миллиарда долларов в 1980 году до 29,5 миллиардов в 1982. Львиная доля этого расширенного бюджета (в 1980 он составлял всего 19,9 миллиардов долларов) тратилась на гражданский импорт, чтобы не допустить нехватки товаров.
В результате такой политики («и пушки, и масло») крупное военное наступление на поле брани почти не ощущалось в тылу. Напротив, в стране процветание, экономическая активность, к восторгу многочисленных иностранных подрядчиков, особенно западных, преспокойно откусывающих внушительные куски от все растущего пирога иракской экономики. Строительные проекты всех видов, начатые до войны, быстро осуществлялись, бешеными темпами превращая Багдад из средневекового города в современный. Повседневная жизнь в столице никак не менялась. Светомаскировка, введенная в начале войны, была вскоре отменена, так как серьезно поврежденная и порядком истощенная иранская авиация не могла расширять войну вглубь Ирака. Продукты, в основном, были в изобилии, и черный траурный цвет на улицах Багдада встречался редко. Самыми заметными признаками войны было все растущее число женщин в правительственных учреждениях и возросшее количество азиатских и арабских рабочих, устремившихся в Багдад, чтобы заменить иракцев, выполнявших свой долг на фронте.
Разумеется, попытка изолировать население Ирака от трудностей войны не могла быть вполне успешной. В конце концов, народ численностью всего в 14 миллионов вряд ли мог совершенно не замечать многотысячных потерь (даже власти вынуждены были признать, что урон составляет около 1200 человек в месяц). Однако меры, предусмотренные Хусейном, во многом смягчали для иракского общества тяготы войны, а те, кто непосредственно участвовал в боях или пострадал лично, щедро вознаграждались властями. И без того высокий жизненный уровень офицерского корпуса повысился в очередной раз, военные имели льготы при покупке машины или дома. А семьи погибших получали бесплатную машину, бесплатный участок земли и беспроцентную ссуду для постройки дома.
Устраняя возможное общественное недовольство войной при помощи такой внутренней политики, Хусейн уделял большое внимание единственному государственному органу, который мог бы принести серьезную опасность его режиму — армии. Заставив своих сотрудников последовать его примеру и носить всегда военную форму вместо щеголеватых костюмов, он преобразил Совет революционного командования в свой военный штаб, таким образом сохраняя жесткий контроль над ходом боевых действий. Видимо, этот контроль и страх, владеющий полевыми иракскими командирами и неизбежный в условиях тоталитарной системы, были главными причинами их несамостоятельности и безынициативности. В быстро меняющейся боевой ситуации командиры были не способны принимать самостоятельные решения и постоянно обращались в вышестоящие штабы за распоряжениями и консультациями.
Первоначально Саддам Хусейн рассчитывал на быстрый успех. Но уже через несколько недель после начала военных действий стало ясно, что план «блицкрига» провалился. 5 октября 1980 года Ирак заявил о своей готовности вернуться к исходным позициям, однако ответа на это предложение из Тегерана он не получил. Война продолжалась. При этом иракские вооруженные силы не проявляли способностей к ведению наступательных операций современного типа. По оценке западногерманского журнала «Шпигель», офицеры Саддама Хусейна показали себя дилетантами, не способными обращаться с современной военной техникой. Ирак не сумел использовать своего преимущества ни в танках, ни в авиации.
Уже в январе 1981 года Иран осуществил свое первое успешное контрнаступление. Иранская армия, хотя и ослабленная после революции, неожиданно для Саддама Хусейна обнаружила высокий боевой дух и стойкость. Результатом сочетания национализма персов, всегда пренебрежительно относящихся к арабам и ущемленных иракским вторжением на их землю, а также религиозного фанатизма, стало сплочение иранского общества вокруг аятоллы Хомейни.
В сентябре 1981 года Иран перешел к массированным контрнаступательным операциям. В ходе их иранское военное командование начинает применять тактику «людских волн». В авангарде наступающих двигались отряды басиджей (добровольцев-смертников), состоящие в основном из 14-17-летних мальчишек. После артиллерийской подготовки они шли в «психическую атаку» сплошной лавиной, не обращая внимания на яростный огонь иракцев, подрывались на минных полях, расчищая тем самым путь для прохождения дорогостоящей бронетанковой техники.
В середине 1982 года началась новая и более опасная стадия в борьбе Хусейна за свое политическое выживание. От «второй Кадисии» не осталось ничего, кроме догорающих остатков военных орудий, почти 100 000 иракских трупов, оставшихся на поле битвы, и толп военнопленных в иранских лагерях. И что было еще хуже для Хусейна, политику «пушек и масла», возможно, самую главную опору иракского национального духа, пришлось отменить из-за того, что военные расходы истощали финансовые резервы страны, из-за снижения нефтяных доходов как следствия войны с Ираном и всемирного переизбытка нефти;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104