Гиавер. «Модхейм. Два года в Антарктиде»
Наступило время, когда стало вдруг в середине дня почти светло. С одной стороны неба начала разливаться удивительного лимонного цвета заря. По нескольку часов в день тлела эта заря все ярче и ярче, но, так и не зажегшись солнцем, исчезала. Но всё-таки это был уже день, и все в Мак-Мердо зашевелилось. Лётчики выкатили из ангара и испытали в воздухе сначала один, потом второй вертолёт. Наконец можно было начинать весенний полевой сезон. А потом — домой, домой! Первой по времени проведения работой этого сезона у меня был полет на озеро, носящее романтическое, женское имя Ванда. Это озеро расположено на Земле Виктории в двухстах с лишним километрах от Мак-Мердо, по ту сторону пролива, в одном из немногих участков Антарктиды, не покрытых льдом. Эти участки располагались на гористых, возвышенных местах. Когда-то ледник покрывал всю эту территорию, но потом отступил, оставив широкие долины между горами, которые получили название «сухие долины». Эти долины действительно сухие. Хотя в них стекают с хребтов ледники, но они не производят воды. Дело в том, что весь снег, который выпадает здесь, весь лёд, сползающий по склонам, обычно превращается в пар, сублимируется, не переходя в воду из-за очень низких температур и высокой сухости воздуха.
Ледники здесь очень странные. Концы ледников обычно не очень крутые, здесь же они оканчиваются ледяными стенами высотой иногда в сто с лишним метров. Когда стоишь у подножия этой стены, представляешь, что вот так, наверное, выглядел край древних великих ледниковых покровов Европы и Америки 10 тысяч лет назад.
На дне одной из таких сухих, свободных ото льда долин и лежит озеро Ванда, вытянутое в длину на 7 километров, зимой и летом покрытое слоем льда толщиной около 5 метров. Уже несколько лет привлекает оно внимание исследователей. Оказалось, что температура у его дна на глубине 50 — 60 метров близка к плюс 25 градусам. Правда, эти измерения были сделаны во второй половине антарктического лета, в самый тёплый его период. Имелись разные точки зрения по вопросу о том, почему вода у дна озера такая тёплая. Одни исследователи считали, что озеро является как бы ловушкой солнечных лучей. Эти лучи (коротковолновая их часть) проходят через лёд и достигают самых нижних слоёв воды. По дороге они рассеиваются и нагревают эти слои. Но тогда почему обычные озера не превращаются в такие же ловушки солнечного тепла? "Тоже превратились бы, — говорят авторы этого предположения, — но только в обычных озёрах существует вертикальное перемешивание воды, которое препятствует сильному повышению её температуры у дна. Как только температура нижних слоёв воды станет выше, например, плюс четырех градусов, плотность её станет меньше плотности более холодных слоёв, и если холодные слои расположены выше тёплых, то тёплая вода начнёт подниматься вверх, а верхняя, холодная и плотная вода — оседать вниз, возникнет вертикальное перемешивание, и таким образом нижние слои никогда не смогут перегреться.
Не так все происходит в озере Ванда. Летние измерения в нём показали, что на больших глубинах очень много соли и поэтому плотность воды там всегда больше плотности поверхностных слоёв. Поэтому вертикального перемешивания в этом озере нет, там существует удивительное распределение температур от нуля градусов у верхней поверхности воды подо льдом до плюс 25 градусов у дна.
Вторая точка зрения сводилась к тому, что причина аномально высокой температуры у дна озера Ванда — в необычайно высоком потоке тепла, поступающем в этот водоём из нижележащих слоёв Земли, то есть в высоком геотермическом потоке. А изучение геотермического потока тепла Антарктиды было как раз одной из главных задач моей зимовки. Поэтому ещё с осени я начал готовить оборудование и приборы для эксперимента, который помог бы мне выяснить, «виновато» ли в высокой температуре воды в озере солнце. Я всех убеждал: чтобы выяснить, «повинно» ли солнце в высокой температуре воды озера в конце полярного лета, надо измерить температуру воды в начале весны, после длительного периода, когда солнце не освещало землю и озеро лишь отдавало тепло в атмосферу, не получая его взамен сверху. Если температура озера зависит от солнца, то к концу зимы она должна измениться, стать ниже. Вот поэтому-то именно тогда и надо лететь работать на озеро Ванда.
Значит, сейчас, когда солнце ещё не взошло, а ходит где-то за горами, но уже светло, и надо вылететь на озеро, поставить палатки и проводить там нужные измерения: определить значения температур по всей толщине озера, потоков тепла у его дна, определить солёность воды на разных горизонтах.
Казалось бы, у меня все есть для проведения таких наблюдений: тепломеры, уже испытанные ранее в Мирном на озере Фигурное и на дне пролива Мак-Мердо, конструкции глубоководных термометров и приборов для взятия проб воды и так далее. Однако все эти приборы требовали для своего опускания лунку во льду с диаметром по крайней мере более полметра, я же мог рассчитывать на скважину с диаметром не более 20 сантиметров, поскольку такой диаметр имел наш самый большой бур. А делать лунку в четырехметровом льду взрывом было опасно: можно было перемешать всю тонкую структуру воды в озере. А тогда неизвестно, когда она восстановится и восстановится ли вообще. Поэтому значительное время я потратил зимой на разработку компактной аппаратуры.
Ближе к весне мы с Дейвом занялись организацией нашей маленькой станции. Решено было, что она будет состоять из четырех человек: меня, моего научного помощника (им вызвался быть молодой новозеландский физик Джон Джонс, зимовавший на Базе Скотта), Дейва Кука и ещё кого-нибудь. Мы повесили на доску объявлений Мак-Мердо бумагу о том, что ищем одного добровольца для работы на озере, и на другой же день получили список из двадцати желающих. Я выбрал врача Джона Дитмара. Он имел полевой опыт, занимался у себя в США альпинизмом и, кроме того, был заядлым радиолюбителем. Поэтому с его включением в группу с моих плеч снимался вопрос о радиосвязи будущей станции с Мак-Мердо.
Уже вчетвером мы продолжали лихорадочно готовиться. Теперь главное внимание уделялось палаткам, примусам, матрасам, съестному. Мы собирались жить и работать на Ванде дней семь, поэтому брали продуктов на три недели. Джон с Дейвом вдохновенно планировали роскошные меню и тащили в наш маленький складик «станции Ванда» все новые и новые коробки с яркими и аппетитными этикетками. Было решено, что Джон Дитмар будет не только радистом и врачом станции, но и нашим поваром.
И вот наступил день, когда сам Дасти Блейдс сел за штурвал вертолёта и два тяжело загруженных геликоптера, как здесь называют вертолёты, один за другим лихо, в развороте сорвались с обрыва похожей на ласточкино гнездо вертолётной площадки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
Наступило время, когда стало вдруг в середине дня почти светло. С одной стороны неба начала разливаться удивительного лимонного цвета заря. По нескольку часов в день тлела эта заря все ярче и ярче, но, так и не зажегшись солнцем, исчезала. Но всё-таки это был уже день, и все в Мак-Мердо зашевелилось. Лётчики выкатили из ангара и испытали в воздухе сначала один, потом второй вертолёт. Наконец можно было начинать весенний полевой сезон. А потом — домой, домой! Первой по времени проведения работой этого сезона у меня был полет на озеро, носящее романтическое, женское имя Ванда. Это озеро расположено на Земле Виктории в двухстах с лишним километрах от Мак-Мердо, по ту сторону пролива, в одном из немногих участков Антарктиды, не покрытых льдом. Эти участки располагались на гористых, возвышенных местах. Когда-то ледник покрывал всю эту территорию, но потом отступил, оставив широкие долины между горами, которые получили название «сухие долины». Эти долины действительно сухие. Хотя в них стекают с хребтов ледники, но они не производят воды. Дело в том, что весь снег, который выпадает здесь, весь лёд, сползающий по склонам, обычно превращается в пар, сублимируется, не переходя в воду из-за очень низких температур и высокой сухости воздуха.
Ледники здесь очень странные. Концы ледников обычно не очень крутые, здесь же они оканчиваются ледяными стенами высотой иногда в сто с лишним метров. Когда стоишь у подножия этой стены, представляешь, что вот так, наверное, выглядел край древних великих ледниковых покровов Европы и Америки 10 тысяч лет назад.
На дне одной из таких сухих, свободных ото льда долин и лежит озеро Ванда, вытянутое в длину на 7 километров, зимой и летом покрытое слоем льда толщиной около 5 метров. Уже несколько лет привлекает оно внимание исследователей. Оказалось, что температура у его дна на глубине 50 — 60 метров близка к плюс 25 градусам. Правда, эти измерения были сделаны во второй половине антарктического лета, в самый тёплый его период. Имелись разные точки зрения по вопросу о том, почему вода у дна озера такая тёплая. Одни исследователи считали, что озеро является как бы ловушкой солнечных лучей. Эти лучи (коротковолновая их часть) проходят через лёд и достигают самых нижних слоёв воды. По дороге они рассеиваются и нагревают эти слои. Но тогда почему обычные озера не превращаются в такие же ловушки солнечного тепла? "Тоже превратились бы, — говорят авторы этого предположения, — но только в обычных озёрах существует вертикальное перемешивание воды, которое препятствует сильному повышению её температуры у дна. Как только температура нижних слоёв воды станет выше, например, плюс четырех градусов, плотность её станет меньше плотности более холодных слоёв, и если холодные слои расположены выше тёплых, то тёплая вода начнёт подниматься вверх, а верхняя, холодная и плотная вода — оседать вниз, возникнет вертикальное перемешивание, и таким образом нижние слои никогда не смогут перегреться.
Не так все происходит в озере Ванда. Летние измерения в нём показали, что на больших глубинах очень много соли и поэтому плотность воды там всегда больше плотности поверхностных слоёв. Поэтому вертикального перемешивания в этом озере нет, там существует удивительное распределение температур от нуля градусов у верхней поверхности воды подо льдом до плюс 25 градусов у дна.
Вторая точка зрения сводилась к тому, что причина аномально высокой температуры у дна озера Ванда — в необычайно высоком потоке тепла, поступающем в этот водоём из нижележащих слоёв Земли, то есть в высоком геотермическом потоке. А изучение геотермического потока тепла Антарктиды было как раз одной из главных задач моей зимовки. Поэтому ещё с осени я начал готовить оборудование и приборы для эксперимента, который помог бы мне выяснить, «виновато» ли в высокой температуре воды в озере солнце. Я всех убеждал: чтобы выяснить, «повинно» ли солнце в высокой температуре воды озера в конце полярного лета, надо измерить температуру воды в начале весны, после длительного периода, когда солнце не освещало землю и озеро лишь отдавало тепло в атмосферу, не получая его взамен сверху. Если температура озера зависит от солнца, то к концу зимы она должна измениться, стать ниже. Вот поэтому-то именно тогда и надо лететь работать на озеро Ванда.
Значит, сейчас, когда солнце ещё не взошло, а ходит где-то за горами, но уже светло, и надо вылететь на озеро, поставить палатки и проводить там нужные измерения: определить значения температур по всей толщине озера, потоков тепла у его дна, определить солёность воды на разных горизонтах.
Казалось бы, у меня все есть для проведения таких наблюдений: тепломеры, уже испытанные ранее в Мирном на озере Фигурное и на дне пролива Мак-Мердо, конструкции глубоководных термометров и приборов для взятия проб воды и так далее. Однако все эти приборы требовали для своего опускания лунку во льду с диаметром по крайней мере более полметра, я же мог рассчитывать на скважину с диаметром не более 20 сантиметров, поскольку такой диаметр имел наш самый большой бур. А делать лунку в четырехметровом льду взрывом было опасно: можно было перемешать всю тонкую структуру воды в озере. А тогда неизвестно, когда она восстановится и восстановится ли вообще. Поэтому значительное время я потратил зимой на разработку компактной аппаратуры.
Ближе к весне мы с Дейвом занялись организацией нашей маленькой станции. Решено было, что она будет состоять из четырех человек: меня, моего научного помощника (им вызвался быть молодой новозеландский физик Джон Джонс, зимовавший на Базе Скотта), Дейва Кука и ещё кого-нибудь. Мы повесили на доску объявлений Мак-Мердо бумагу о том, что ищем одного добровольца для работы на озере, и на другой же день получили список из двадцати желающих. Я выбрал врача Джона Дитмара. Он имел полевой опыт, занимался у себя в США альпинизмом и, кроме того, был заядлым радиолюбителем. Поэтому с его включением в группу с моих плеч снимался вопрос о радиосвязи будущей станции с Мак-Мердо.
Уже вчетвером мы продолжали лихорадочно готовиться. Теперь главное внимание уделялось палаткам, примусам, матрасам, съестному. Мы собирались жить и работать на Ванде дней семь, поэтому брали продуктов на три недели. Джон с Дейвом вдохновенно планировали роскошные меню и тащили в наш маленький складик «станции Ванда» все новые и новые коробки с яркими и аппетитными этикетками. Было решено, что Джон Дитмар будет не только радистом и врачом станции, но и нашим поваром.
И вот наступил день, когда сам Дасти Блейдс сел за штурвал вертолёта и два тяжело загруженных геликоптера, как здесь называют вертолёты, один за другим лихо, в развороте сорвались с обрыва похожей на ласточкино гнездо вертолётной площадки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39