Я все ещё в этой незнакомой ванной комнате. В комнате за дверью ничего и никого. Ни звука. Я ещё раз оглядываю себя в зеркале и размышляю о женщинах, запечатлённых в бронзе скульптором Джакометти. Мне приходят на память слова из книги Жана Жене «Студия Альберто Джакометти» , которую мы покупали вместе в моем городе весенним утром. Вот эта аллегорическая фраза:
«… ноги женщин вдавлены в огромный грязный блок, чрезмерно худые тела устремлены вверх, что не умаляет впечатления устойчивости и прочного сцепления с землёй. Эти женщины, которые никогда не освобождаются от тяжести грязи жизни, по ночам соскальзывают вниз по крутому обрыву, тонущему во мраке».
Я их видела: хрупкие и бесцветные, с невидящими глазами, тонкими ногами, маленькими острыми грудями, мощь спин передана напряжением мышц и костей, сильные руки, крупные узловатые ступни, какие бывают у крестьянок, привыкших к постоянной ходьбе босыми. Я видела их: это были моя бабушка, моя мама, это были мои сестры, тётки, тётки моего отца и моей матери, мои предки.
И я.
Вот она я. Такая же хрупкая и бесцветная, с вдавленными в грязь ступнями: женщина.
Круглая дверная ручка из белой керамики податливо поворачивается под моими пальцами. Комната пуста. Мой синий чемодан в углу. Сапоги валяются на ковре. Пачка сегодняшних ещё не пролистанных газет валяется на кровати, рядом лежит большой ключ с тяжёлой латунной табличкой. Бутылка минеральной воды откатилась к стене комнаты. Окно закрыто, шторы задёрнуты. За этими шторами, за этими стёклами та же площадь, тот же город, с Парламентом, вооружённой охраной, японскими туристами, демонстрантами, паломниками, лавками букинистов, с египетским обелиском Гелиополиса — города солнца, который сейчас показывает неверное время, одни говорят, это потому, что под ним осела почва, другие — потому что за века изменилась орбита солнца, третьи — что сместился центр Земли, но точного и окончательного ответа не существует, — и я ощущаю некоторое беспокойство, глядя на тень от обелиска, растягивающуюся вдоль всей площади, сознавая, что она не совпадает по фазе с солнцем и поэтому время, показываемое им, неточное.
Вообще, говоря о Времени, можно ли утверждать, что оно Точное?
Я вновь наблюдаю через окно эту площадь, дворец Монтечиторио, обелиск, чуть дальше, хотя мне отсюда и не видно, но я все равно ощущаю его присутствие — Пантеон, непоколебимо стоящий в центре города. Безмолвный храм с глазом, устремлённым в небо.
Все на месте.
Нет только тебя.
Я опускаюсь на пол в темноте и прижимаю колени к груди.
Я в самом центре комнаты.
В центре города.
В центре безграничного одиночества.
Я — женщина, сидящая на светло-жёлтом паласе в номере черырехзвездочной гостиницы.
Я свободна.
Ни одно другое место в мире не заставляет тебя чувствовать свободным, как номер отеля. Голое пространство, всегда похожее на себе подобные. Ты входишь в номер гостиницы и сбрасываешь с себя все. Ты гол. Ты — абсолютная сущность. Кто ты в таком случае? Ты — мужчина или женщина в пути. Ты — чемодан. Зубная щётка. Банный несессер. Кровать. Телевизор, прикреплённый к стене, демонстрирующий одни и те же программы на всех языках мира. Ты — подушка. Коричневое покрывало. Одежды комнаты. С тобой небольшое количество жизненно необходимых вещей. Часы. Кольцо. Записная книжка. Том, который ты читаешь. Пишущие ручки. Затупленный карандаш. Флакон Лексотана или Ксанакса в каплях, упаковка Тавора в пастилках по 1, 0 мг, глицериновые свечи для взрослых, ватные тампоны, лосьон для снятия макияжа. Или же бритва и крем для бритья. Трусы, носки. Дезодорант. Кусачки и картонная пилка для ногтей. Многие из этих вещей так и останутся в чемодане забытыми до следующей поездки. В этом безымянном месте ты ищешь следы тех, кто проживал здесь до тебя. Вызываешь их образы. Пепел сигареты на ковре, длинный тонкий волос на бледном фарфоре ванны, след карандаша на поверхности стола. Сколько людей занимались любовью на той же кровати, на которую ты рухнул, уставший? Сколькие из них были любимы впервые, сколькие познали предательство, сколькие были брошены? Сколько разнообразных звуков прозвучало за многие годы в этих четырех стенах? Ты спрашиваешь себя, пытался ли кто-нибудь выброситься из этого окна на четвёртом этаже, лил ли кто горькие слезы в подушку, на которой ты засыпаешь с открытым ртом, оставляя на ней круглый след капли слюны.
С каждым днём растёт количество новых вещей в номере, напластование предметов, которые горничная твоего этажа аккуратно собирает, смахивает с них пыль, переставляет на другое место. После чего каждое утро комната вновь становится безликой и нейтральной, ограничивая твоё общение с небольшим набором вещей, собранных в кучку на ночном столике, и двумя твоими костюмами, висящими в шкафу. Ты вновь захламляешь номер разной ерундой, типа чеков из бара или пластиковых пакетов. По сути дела, этот номер неотличим от всех других гостиничных номеров, в которых ты останавливался прежде, идёт ли речь о номере пятизвездочного отеля с корзиной фруктов и тапочками, которыми пользуются и выбрасывают, или о комнате без ванной в дешёвом пансионе, особой разницы не ощущаешь. Во всех случаях это — пространство, где, едва пересекаешь порог, превращаешься в статиста, в архетип истории.
В этом пространстве свободы, где их и быть не может, я все равно ищу следы нашего временного пребывания тут. Голова на коленях, колени, прижатые к груди, я посреди этой комнаты первой из многих последующих. Ибо наша история, как все истории, это ещё и история комнат. Снимаемых, одалживаемых, семейных, но больше всего гостиничных. Я помню их все.
Быть может, неслучайно, что наша история развивалась почти целиком на подмостках съёмных комнат, временных жилищ, мест, где мы оказывались без какой-либо защиты, без истории. Оболочки в чистом виде. Маски комедии дель арте, которые мы, как могли, пытались наполнить нашими движениями, нашими телами, нашими словами.
Это не гостиничный номер, но по сути то же самое. Владельца дома не видно. Он оставил тебе ключи, кота-неврастеника для пригляда и пару соседей, румын или албанцев, — я никак не могу запомнить национальность этих людей, которые живут в противоположной части дома и которых я не встречала за все время, что здесь нахожусь, но по едва различимым шорохам могу с уверенностью сказать, что они где-то рядом, прячутся в каких-то щелях, как тараканы, крысы или телефонные провода. В нашем распоряжении комната, антресоли, кухня и ванная. В этом доме несколько лет назад снимали фильм, и в нем можно увидеть комнату, которая служит нам сейчас спальней, только обставленную иначе, и ещё одну — гостиную, где стены выкрашены в красный цвет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21